— А что это за план? — подивился я.
— Не знаю. Просто в фильмах всегда, когда что-то срывается, кто-нибудь говорит: «План “Б”». И начинается следующая серия.
Если бы я не знал Загайнова как довольно лихого вояку, не боявшегося ни черта, я бы решил, что все свое десантное образование он получил, лежа перед телевизором. К счастью, это не так.
Но «А» или «Б», а что-нибудь делать было надо. И мы сделали. Легли на койки и постарались расслабиться. Не засыпая, впрочем. Стоило не нервничать бессмысленно, а подождать, пока за нами придут. А там действовать по обстановке, но журналистов все равно прихватить с собой. Шеф мне голову оторвет, если я появлюсь без них.
— Слушай, откуда тебя та стерва знает? — спросил Сашка.
— Которая? А-а, Краснитская… — лениво ответил я, глядя в потолок. — Да вот… — и рассказал о фуршете после награждения.
— А мое «Мужество» тогда заныкали, — пожаловался Загайнов. — Вам, москвичам, хорошо, ордена и прочие блага в первую очередь. А нам, трудягам, максимум — медальку, да и ту то ли дадут, то ли нет.
— Вернемся — похлопочу, — пообещал я.
— Но вот как вышло, что остальные журналисты в камере сидят, а эта… «Махмудик!» — тонким голосом передразнил он.
— Ты ее внимательно разглядел?
— Не очень, не до того было.
— А я посмотрел. Как следует. Так вот скажу тебе, баба того стоит, чтобы на нее запасть даже самому крутому «чеху». Есть в ней изюминка. И изюминка величиной с арбуз, должен признаться.
— Так, выходит, она от своих переметнулась к этому?
— Почему переметнулась? Просто сменила флаг. Как какая-нибудь бригантина. У баб это довольно часто бывает. Хахаль ее, этот самый Стоянов, только в Москве чего-то стоил, а здесь — видел? — ноль без палочки, узник замка Иф, безо всякой надежды наверх выбраться. Баркаев же — кум королю, сват министру, а судя по тому, что я видел в президентском поместье — вообще практически первый человек в республике. Как тут флаг не сменишь, когда выбор такой: или подземная тюрьма, или все мыслимые блага, вплоть до поездок в какую-нибудь Англию или Швейцарию? Не вечно же ее милый здесь сидит, ему тоже иногда хочется развеяться. Тем более что мужчина он видный, не старый еще, в постели наверняка — самец. А то, что ширяется, — с кем не бывает?
— Как ширяется? — не понял Сашка.
Пришлось рассказать ему и об этой своей догадке.
— Н-да, врезались в змеиное гнездо… То-то я смотрю, он заговаривается порой. Встречался я в Чечне с чумными «чехами», но у тех идея была, хотя и совершенно дикая. Вроде как у покойного Дудаева. Этот не такой. Жалко, что мы не выяснили, чем он здесь занимается.
— Хватит, погеройствовали. Сюда не вдвоем идти нужно, а большой крепкой командой, которую одной гранатой с парализатором не возьмешь. Нам сейчас выбраться требуется, чтобы доложить, куда следует. У начальства голова большая, пусть решает.
А сам подумал, что хорошо было бы все-таки узнать, почему сюда шеф послал меня одного, безо всякой поддержки. Неужели ничего не знал? Не верю. Не та у него должность. Значит, смысл был. Но какой?
Мы еще потрепались и стали ждать каких-нибудь изменений. Пистолет я отдал Загайнову, как лучшему стрелку, а сам понадеялся на свои навыки рукопашного боя.
Так прошел примерно час. Время я мог отмерять только на глазок, потому что мой старенький «Ориент» люди Баркаева сняли, как бы не в первую очередь, когда обыскивали.
Внезапно от дверей послышался тихий скрежет, словно ключом робко ковырялись в замке. Мы напряглись, бесшумно поднялись с коек и расположились по обе стороны дверного проема. Я показал Сашке знаками: «Как только откроют — стреляй!» Он кивнул. Грохота выстрела можно было не бояться, пистолет-то — бесшумный!
Царапанье в замке продолжалось. Сашка, посмотрев на меня, удивленно поднял брови. Что за дела? Так неопытный взломщик пытается открыть отмычкой первую в своей жизни дверь. Не походило это на охранников. Пришлось показать Загайнову, что стрелять сразу не стоит, лучше подождать. Но он и так понял, что тут какая-то несуразность. Мы тихо поменялись местами.
Наконец замок щелкнул, дверь стала открываться. Я рванул ее на себя, схватил человека, бывшего за ней, и втащил его в камеру. И только замахнулся, чтобы врезать как следует, тот зашипел:
— Тихо, не бейте, я свой!
Мне удалось придержать кулак. Да, это действительно был «свой» — Артур Стоянов, узник подземной тюрьмы. В пальцах он сжимал кусок стальной проволоки, загнутый на конце — примитивную отмычку. Да, замки здесь вправду были хилые, если и таким предметом их можно открывать.
Выглядел московский журналист далеко не лучшим образом. Черная густая щетина закрывала половину лица — наверняка дома приходилось бриться по два раза на день. Одежда — грязный и вытертый джинсовый костюм. Синяки под глазами, нос смотрит на сторону. А запах!.. Недели две этот человек точно не мылся. Если не больше. У нас подобные типы ошиваются у вокзалов. Окончательно до бомжей не скатились, но находятся на прямом пути к подвалам и чердакам. Остальные из этой компании наверняка выглядят не лучше. Несладко приходится узникам Баркаева, ничего не скажешь…
Я отпустил ворот его куртки. Стоянов доплелся до одной из коек, сел.
— У вас напиться можно?
— Увы. Канализация тут, может быть, есть, а вот с водопроводом туго. Вас что, не кормили и не поили?
— Так, чуть-чуть. Лишь бы не умерли с голоду. Зато били…
Я присел рядом. Загайнов остался караулить дверь.
— Что произошло, почему вас похитили?
Артур со стоном откинулся на стену, стал растирать поясницу. Наверное, досталось и его почкам.
— Мы и сами до конца не поняли. Ну, знал я этого Баркаева в Москве. Там он был обычным чуркой-придурком, охочим до наших баб. Знаете, такие гордые сыны Кавказа: грудь колесом, полный карман денег, гонора — немерено, каждый взгляд в свою сторону принимают за оскорбление. В башке пустота, зато прикид — только западный. Пару раз встречались в компаниях, но я этих уродов принципиально сторонюсь. Даже стараюсь не разговаривать, а то себе дороже окажется. Так разве эти встречи повод, чтобы хватать, прятать в тюрьму и беспрерывно допрашивать? А главное, остальные ребята вообще ни при чем! Они о Баркаева даже не слышали!
— Так что спрашивали?
— Спрашивали! Они выбивали показания! Только последние три дня отстали. Зачем я сюда приехал? Кто меня послал? В каком звании мои товарищи? Идиотизм какой-то! Сто раз объяснил, что заказали материалы о строящемся аэропорте, что от президента этот заказ был. Никакой реакции! Говори им правду и все тут! А где я их правду возьму?
Он опять закряхтел.
— Мы уже все прокляли. Черт нас дернул согласиться писать! И ведь деньги не особенно большие. Были, правда, намеки, на то, что потом нужно быстро сляпать мемуары президента. Но конкретно поговорить не успели. Ночью разбудили, завязали глаза, кинули в вертолет и привезли сюда. Мы даже город посмотреть не успели. Нас хоть всех троих вместе посадили, а Софка вообще неизвестно где. И живая ли?
Мы с Сашкой переглянулись. Да уж живей некуда…
Загайнов спросил от двери:
— А из камеры как выбрался?
— Так вы же замок оставили открытым! — удивился вопросу Стоянов. — Мы стрельбу слышали, взрывы. Потом все стихло, я решил пойти выход поискать. А у ребят уже сил нет. Когда вы в дверь стучали, я так и понял, что к Баркаеву попали. Вот, нашел проволоку, сделал отмычку. Долг платежом красен. Тем более что вы — единственные, кто нас спасти может. Это мы так думаем.
— Правильно думаете, — одобрил Сашка. — Мы — ваша надежда. Только надежде помогать надо. Сил хватит?
— Я-то еще хожу, а вот с ребятами совсем плохо. Даже не знаю, чем мы можем помочь…
— Хотя бы информацией, — перебил я его. — Вы в курсе, где находитесь?
— Не очень. Нам кажется, что в каком-то большом подвале. Очень уж тихо, ни машин, ни собак не слышно.
— А что здесь еще происходит?
— Какие-то исследования. Когда нам поесть приносили, я пару раз видел в щель людей в белых халатах. А один раз в блестящем скафандре.
— Это защитные костюмы, — пояснил мне Загайнов. — Я такие в лаборатории нашел.
— Ну и на фига они?
— Баркаев ставит эксперименты на людях. Завтра он обещал использовать одного из нас. Софку, наверное, уже использовал, — сказал Артур.
— Да жива твоя Софка! — хмыкнул Сашка. — Жива и здорова. С чеченом милуется.
Стоянов воспринял сообщение весьма спокойно.
— Этого можно было ожидать. Она всегда старалась приклеиться к более сильному. Сейчас Баркаев сильнее. Все нормально.
— Черт с ними, с бабами! — подвел черту Загайнов. — Нам действительно нужно выбираться отсюда. И друзей твоих прихватить. Только как мы их тащить будем?
— Погоди, — сказал я. — Есть другое предложение. Не нравится мне эта лаборатория. Очень не нравится. Надо с ней разобраться.
— Диня! — завопил Сашка. — Ты окончательно сбрендил? Только появился реальный шанс ноги сделать, как ты тут же на него плюешь. Опомнись! Что мы с одним пистолетиком сможем против автоматов сделать?
— Это ты опомнись! — начал заводиться я. — Думаешь, в казино и тоннеле все так и лежат, как мы положили? Да там уже целая шобла засела! Нас-то они не ждут, но все равно готовы, их наверняка Баркаев вздрючил как следует за халатность. Только сунемся — в нас дырок наделают, как в мишенях на стрельбище. Вот и соображай, как лучше выбираться: напролом или с применением солдатской смекалки.
— Знаем мы эту смекалку! — не сдавался Загайнов. — «Рядом с солдатом Ивановым упала граната. “Тут мне и звиздец”, — смекнул Иванов». Впрочем, насчет казино ты прав. Они уже и поваров должны были найти. А конкретные предложения есть?
Подал голос Стоянов.
— Надо найти Баркаева и заставить его нас выпустить.
— Мысль трезвая, — одобрил Сашка. — Только вот с исполнением загвоздочка может получиться. Не захочет Баркаев в плен браться и все, нас Васями звали.
— Никаких Вась! — решительно сказал я. — Буду по-прежнему Денисом. Хочет Баркаев или не хочет, а брать мы его будем!