В стане творилось невообразимое: крики, плач, суета и беготня. Да ревела на все голоса домашняя скотина. В довершение этой жуткой картины земля несколько раз содрогнулась. Люди были привычны к движению тверди под ногами, но сегодня это стало последней каплей. Ойгор, неколебимо верующий в небесные пастбища, неожиданно для себя подумал, что вот это и есть смерть и по ту сторону их не ждет ничего. Плененный чернотой солнечный круг с мерцающим поясом больно слепил глаза, вызывая желание опустить голову, но неведомая сила заставляла Ойгора неотрывно смотреть вверх.
Но солнце победило. Медленно и упорно отодвигало оно от себя преграду, не дававшую ласкать теплом любимую землю и приглядывать за дорогими ему существами. Вот уже и стало все как было. Остался лишь страх в сердцах людей. Ойгор потянул Эркеле за руку, вклиниваясь в толпу.
Все бежали к центру стана, на широкое вытоптанное место перед богатым аилом каана. Куда же еще бежать, когда рушится мир, как не к каану?
Тогдашний правитель человеком был суеверным.
– Кто-то сделал худое, – сказал он. – Кто, признайтесь, пошел против законов, что чтим мы на этой земле? Мы прибыли сюда из краев, где заходит солнце. Мы учились всему заново. Мы познали то, что было неведомо нам, пока копыта наших лошадей не ступили на эту землю. Кто же, подобно дикому степному бродяге, проявил глупость и себялюбие? Кто оскорбил землю Пазырыка и навлек беду на всех нас?
– Ойгор из охотников, – раздался звучный голос, на который обернулась вся толпа.
Вперед вышел Охотник. Эркеле до хруста сжала пальцы мужа. Ойгор молчал. Каан ткнул перстом в Охотника.
– Ты. Ты обвиняешь и можешь доказать?
Тот кивнул.
– Кто это – Ойгор? Выйди-ка, – продолжил каан.
Ойгор вышел, едва отцепив руку Эркеле от своей.
– Ты знаешь, в чем этот человек обвиняет тебя? – спросил каан, сложив руки на животе.
– Нет, владыка, – уверенно ответил Ойгор.
– Кто может свидетельствовать за тебя?
– Боюсь, никто, – улыбнулся тот. – Но некому свидетельствовать и против. Остается только мое слово против слова Охотника. И твоя мудрость, каан.
Охотник мысленно выругался. У него не так хорошо был подвешен язык, а значит, он собирался придумать что-то еще, чтобы потопить этого выскочку.
– Каан, с ним суди и его жену, – сказал Охотник. – Она также повинна. А для свидетельства позови Сестру Ойгора. Больше про них мало кто сможет сказать.
– Все названные, вас ждет суд, – сказал каан и удалился в свой аил.
– Не бойся, ты ни в чем не виновата, – шепнул Ойгор Эркеле.
– Ну почему ты вечно как нарыв на теле? – со слезами в голосе крикнула Сестра, пробегая мимо. – Позор! Меня муж прогонит из дома и будет прав. Позор!
Сестра первая вошла в аил каана. Ойгор нырнул было за ней, но Эркеле внезапно остановилась, тормозя и его. Он обернулся и увидел, что Охотник держит Эркеле за плечи и взволнованно шепчет что-то ей на ухо.
– Нет! – возмущенно воскликнула она и вырвалась.
– Передумаешь – подай знак, – нагло усмехнулся Охотник и прошел вперед, толкнув Ойгора плечом.
– Говорит: «Будь моей, и скажу, что он силой держал тебя. А не захочешь – умрете оба», – ответила Эркеле на безмолвный вопрос Ойгора. – Ни за что не откажусь от тебя!
– Спасибо, – шепнул Ойгор, и они вошли.
Эркеле, на мгновение забыв про страх, с интересом разглядывала богатое убранство многостенного и просторного аила. Каан уселся на подушки, а вошедшим сесть не предложил – не в гостях.
– Говори, Охотник, – начал каан. – Какая, по-твоему, вина за… как там тебя?
– Ойгор, – хрипло ответил тот и кашлянул.
– Жена его – вот эта, что рядом стоит, – ответствовал Охотник, почтительно опустив глаза, – из людей нижнего мира. Она может таежным зверем обернуться.
Сестра ахнула, прижав руку к груди, и вперилась взглядом в ничуть не смущенную пару.
– Продолжай. – Каан кивнул, прикрывая широким шелковым рукавом рот, будто ограждая себя от этих людей. – Ты сам видел?
Охотник замялся.
– Нет, каан, сам не видал. – Он не решился на ложь. – Только как заполучил Ойгор себе вот эту девушку, так из неудачника и посмешища стал одним из лучших добытчиков.
– Да будет мне позволено заметить, владыка, – вставил Ойгор. – Много брать у Тайги – бессмысленная алчность. Сколько нужно было одинокому? А чтобы семья не нуждалась – это долг каждого порядочного мужчины. Так что никакого везения тут нет, старание одно.
– Пусть так, – согласился каан. – Какие еще доказательства?
– Жен охотники не берут с собой, как тебе ведомо, каан. Из аила Ойгора в эту зиму ночами слышался голос его жены. Днем зайдешь – никого. А к лесу рысьи следы ведут, заметенные снегом.
– Аил мой на самом краю. Зверье может бродить, – согласился Ойгор. – Не далее как в позапрошлую зиму стая рысей побывала в зимовье. А кому какие голоса слышатся – за то отвечать не берусь.
Ойгор с улыбкой посмотрел на Охотника.
– Пусть же подтвердит кто-нибудь, что эта женщина всю зиму оставалась в стане. – Каан пожал плечами. – До охотничьих угодий далековато мотаться так, чтобы там ночь провести, а здесь день прожить. Даже будучи зверем. Заметят отлучку. Где твои родные, дева? Что за люди?
– Может, неведомая сила ее переносит, не успеет лошадь хвостом махнуть! Может, не нужны для этого ноги-то! – не выдержал Охотник.
– Полагаю, нижним людям такое дано, – согласился каан. – Да только ты молчи пока. Я деву спрашиваю.
– Нет у меня родных, сколько себя помню, – не солгала Эркеле. – Только добрая Сестра моя по мужу может обо мне знать.
Каан перевел взгляд на Сестру. Ойгор тоже смотрел на нее. Ласково, спокойно. По ее виску стекла капелька пота. Рука все так же была прижата к груди.
– Не видела я ее половину зимы, – выдавила Сестра. – Она ко мне не ходила, я к ней тоже. Не близки мы.
– Дым из аила? Следы на снегу? Видно же, есть в доме кто или нет! – ярился Охотник.
– Не хожу в тот край стана. Нет там у меня дел… – совсем тихо промямлила она.
– Я в Тайге ее нашел голую, ни слова по-нашему не понимавшую! И в ту же ночь набежало полное стойбище дикого зверья! – выложил Охотник последнее, что у него оставалось. – Ни разу не слыхал, чтобы вот так к человечьему жилью подходили. Будто ее искали.
Сестра заплакала. Ойгор знал, что это она не от жалости к ним двоим, а со стыда. Каан молчал. Щелкнул в очаге занявшийся сырой уголек. Эркеле вздрогнула.
– Нашел в Тайге странную девушку, а твой повелитель впервые слышит, – задумчиво молвил каан.
– По глупости! – Охотник упал на колени. – Я же не думал, кем она окажется. Решил, чужестранка просто. Вот я ее Ойгору и продал. Теперь вижу, повинен в таких бедах!
Ойгор, нахмурившись, наблюдал, как тот, кто толкал их с Эркеле в болото, не удержал равновесия на его краю и сам почти провалился в трясину. Только Охотнику до твердой земли было куда ближе… Каан снова обратился к Ойгору:
– Что еще скажешь в свою защиту?
– Нечего сказать, каан. Эркеле действительно не из нашего народа. Беда загнала ее в Тайгу и там покинула. Эта девушка из чужих земель, но не из нижнего мира. Ты мудр, ты поймешь, чему верить: охотничьим байкам или честному слову ни в чем не повинных людей.
– Не нравитесь вы мне оба, – проворчал каан. – Один от зависти чахнет и плетет невесть что, как в горячке. Другой спокоен, как будто ему ничего не грозит, и каждому своему слову цену знает. Вот что решим: ты, Охотник, заплатишь мне шесть хороших шкурок за то, что сразу девушку на мой суд не отдал. Соболя, лису возьму. А тебя, Ойгор, другим судом пусть судят. Велю тебя и жену твою глубоко в Тайгу отвести и там оставить привязанными к деревьям. Через несколько дней поглядим, сожрут вас дикие звери или нет. Будете целы – недобрая сила вас уберегла. Значит, подтвердится, что водите вы дружбу с нижним миром. Тогда смерть вам сам выберу.
– А зверье разорвет – обычные люди, так? – развеселился Ойгор. – Что же это получается? И так смерть, и эдак?
– Очистить свое доброе имя, пусть даже пойдя для этого на смерть, – вот что предлагаю, – возразил каан.
– А если не нижний мир, а Тайга? Сама Тайга убережет? – подала голос Эркеле.
– Тайга – не мамка тебе, дева. У охотников, конечно, вера своя. Но Тайга сурова, просто так помогать не станет. Немало добрых людей сгинуло в ней. Верно, Ойгор? Отца твоего я знал. Вспомнил, пока за тобой наблюдал. Сила его в тебе чувствуется и надежность. Жаль, пропадет такой человек ни за что.
Их действительно оставили в Тайге следующим утром. Руки связали сзади прочными шерстяными веревками, такие же веревки опоясывали их вокруг талии, крепко прижимая спинами к стволам деревьев. Ойгор радовался, что им хотя бы позволили сесть, прежде чем привязали.
Руководил приготовлениями Охотник. Он был мрачен и молчалив, даже не пытался злорадствовать или досадить Ойгору. Когда его помощники покинули поляну и они остались втроем, Охотник сказал, не понижая голоса и обращаясь к Эркеле:
– Я вернусь скоро. За тобой вернусь. А ты думай, что тебе дороже: жизнь или он. – Охотник сделал небрежный жест в сторону Ойгора. – Мы уедем отсюда. Далеко, туда, где нас не знают. Я буду добр к тебе, обещаю. Думай, дева.
– Мы ведь ни в чем не повинны, да? – горестно произнесла Эркеле, когда кусты с шуршанием сомкнулись за удалившимся Охотником. – То, что случилось с солнцем, – как я могу быть тому причиной?
– Не думаю, что это связано с тобой. Послушай, если сюда действительно придут дикие звери, они тебя не тронут? Ты же… часть Тайги.
– Скорее всего, не тронут. Раньше никто не нападал на меня. А тебя я не смогу защитить, если так и останусь привязанной, словно сторожевой пес. Если этот человек действительно придет меня освободить, может быть, мне притвориться, что я согласна? Я сразу обернусь рысью и перегрызу ему глотку. Он растеряется, не успеет защититься.
– Какая ты смешная, – ухмыльнулся Ойгор. – Он станет резать веревку ножом. Нож еще будет у него в руке, когда ты попытаешься это сделать. Охотник не растеряется, уж поверь мне. Ты не обращала внимания на его шрамы? Ему приходилось водить очень близкое знакомство с хищниками. Кроме того, прежде чем освободить тебя, он наверняка меня убьет. Тогда тебе будет не до выходок. Поверь мне, Эркеле, и не делай глупостей. Пусть поможет, а потом сбежишь. Ты ведь так и хотела с самого начала.