Суу упорно продолжала собирать камни в подол, преодолевая страх и холод. А Триединую гору не скрыла и ночь – настолько белыми были одевшие ее снега.
– Никак все камни решила унести? Юбку порвешь. – Шаманка появилась рядом так неожиданно, что Суу вскрикнула и едва не выпустила из пальцев края подола. – Оставь из них две горсти, и хватит.
Увидев несчастное лицо Суу, она засмеялась и разрешила при утреннем свете выбрать из добычи лучшие камешки. Опасливо глянув на противоположный берег, Суу заметила, что огни не пропали, но отошли дальше от воды. Спрашивать о них шаманку она не стала, не будучи уверенной, что сможет заснуть, узнав ответ. Людям действительно не нужна правда.
– Прежде чем начать, я должна знать точно, зачем тебе это, – сказала шаманка наутро, расстелив перед Суу тряпицу с тщательно отобранными камнями.
– Хочу знать правду. Пусть ты считаешь иначе, – упрямо ответила Суу.
– Так меня спроси. – Шаманка пожала плечами. – Я с удовольствием еще разок посмотрю. Интересные вещи мне о тебе камни говорят, необычные.
– Как пойму, что не солжешь? А вдруг ты неверно прочтешь? Ты мою жизнь не знаешь.
– Это правильно, – согласилась шаманка. – Поэтому я просто поведала, что увидела. А ты уже сама додумала. Но осталось ли это правдой? Понятия не имею.
– Учи меня, – твердила Суу.
– Пообещай, что только для себя смотреть станешь. Ты не шаманка, девочка. Будет плохо, если попытаешься к людям со своей правдой лезть. Нет у тебя на это права. Каждому – свой путь, свое дело. Ты предназначение уже отыскала и исполняешь его хорошо. Так обещай: со всем, что скажут камни, сама жить станешь, а других предупредить или направить не попытаешься.
– Обещаю, – не колеблясь ответила Суу.
– Мне ведомо, когда и как я умру, – улыбнулась шаманка, роясь в поясной сумке. – Думаешь, я спрашивала? Камни сами показали. Они живые. Так что поразмысли как следует. А вот в твоей работе они будут полезны. Камни всегда про человека расскажут. Сразу будешь знать, какой рисунок кому подойдет.
– И без того знаю. А если лишнее увижу – никому не говорить. Я уже поняла. Ты повторяешь все одно и то же.
Чтобы установить связь между еще безмолвными камнями и их новой хозяйкой, потребовалась кровь. Шаманка заставила Суу проколоть палец, и каждому камешку досталось по капле.
– Впредь внимательно следи: кровь должна оставаться хотя бы на одном из них. И не давай никому к ним притрагиваться.
Никакого особенного состояния, неестественной тишины и закатившихся глаз – ничего такого с Суу не произошло. Шаманка объясняла, что означает, если камни упали так и эдак. Это было сложно: фигур и смыслов существовало множество. Суу путалась и расстраивалась.
– Придет наитие, опыт. Ты сможешь видеть ясно, – уверяла шаманка. – Гляди, что у тебя тут?
– То же, что и всегда, – раздражалась Суу. – Женщина старше меня. Это ты. Развилка. Это то, что я пытаюсь свернуть со своего пути на другой. Мужчина, близкий по крови. У меня ни одного такого нет!
– Все неверно, Суу. – Шаманка глядела с сочувствием. – Женщина – не я, другая. Но ты ее прекрасно знаешь. Она важна для тебя. Эта женщина одну душу разделила пополам. Этого даже я не понимаю. Потому что не знаю твою жизнь, как ты сама верно заметила.
– Чью душу разделила? Свою? А мужчина? – допытывалась Суу.
– У меня нет ответов. Не проси больше, чем я могу сделать для тебя.
Прошла одна луна. Пожелтевшие рябины покачивали яркими налитыми гроздьями. Ягоды, ударенные морозом, были приятными на вкус, но от них на языке долго оставался едва ощутимый оттенок горечи. Камни являли Суу смерть, горы, по крупице разобранные человеческой рукой, кражу. Но увязать все это воедино у нее не получалось. И еще раз, только один, Суу разглядела звезду и девочку. От этого потеплело внутри. Но понятнее не стало.
На скалах лиловым заревом полыхал цветущий маральник, а по берегам рек ирисы и прострелы подняли к солнцу фиолетовые глаза. Любимый конь каана вернулся в стан с мертвым седоком.
Накануне каан вместе с дюжиной верных всадников отправился на золотые прииски – проверить, как там идут дела. Кроме повелителя, не вернулся никто. Некому было рассказать, чей кинжал пронзил грудь каана и чьи руки привязали его надежно к собственному скакуну.
Посланные на разведку воины нашли вытоптанное и залитое кровью место сражения и ведущий от него широкий след множества коней. Но все было тщательно прибрано. Не осталось не только трупов, но и ни единой вещицы, которая могла подсказать, кто в ответе за преступление. Преследовать неизвестных люди не решились – для этого требовался большой и хорошо вооруженный отряд.
В стан пришло горе. Народ потерял отца и теперь предавался скорби и озаботился печальными приготовлениями. Мужчины с помощью колов и колотушек рыли необъятных размеров котлован, рубили древние лиственницы и даже растащили на бревна несколько пустовавших аилов, чтобы ускорить дело. Домашние собирали вещи, без которых властелин не обойдется на небесных пастбищах.
Древние старухи качали головами, приговаривая, что это добрая судьба – умереть весной. Суу смерть и добрую судьбу считала вещами несовместимыми. Ей хотелось пойти в аил каана, чтобы утешить госпожу, но было неловко. Когда семья в горе, гостям едва ли обрадуются. Пусть это и не только их утрата.
Суу решила хоть чем-то помочь Жене Каана. Она знала, что в аиле лучшей знахарки стана сейчас происходит то, о чем нельзя подумать без содрогания. Но там ее помощь примут.
Внутри было темно и прохладно. Очаг потушили. Горела только плошка с жиром, давая скудный свет. Знахарка и три ее помощницы стояли на коленях, занятые работой. Суу кашлянула, привлекая внимание. Женщины обернулись, а помощница, светившая остальным, подняла плошку повыше, чтобы разглядеть, кто пришел.
– Позвольте вам помочь, – почти шепотом сказала Суу, стараясь не вдыхать глубоко.
Ее обоняние одну за другой отделяло нити от клубка запахов. Травы, овечья шерсть – зачем? Кориандр помогал перебить основной запах, витавший здесь, но не справлялся с задачей до конца. Смрад смерти.
– Входи, Суу. – Знахарка благосклонно кивнула. – Особенной женщине всегда найдется место. Посветишь нам, пока мы ухаживаем за нашим господином. Вовремя пришла – самое страшное для непривыкших глаз уже позади.
Помощница передала Суу зажженную плошку и подвинулась, уступая место. Суу уселась в головах умершего.
– Это все, что мне нужно делать? – спросила она. – Держать огонь?
Знахарка кивнула. Суу опять почувствовала себя лишней, как и в те дни у Триединой горы. Ни здесь, ни там ее не гнали прочь, но и не принимали к себе. Перед ней лишь приподнимали полог на входе во вместилище тайн, но внутрь заходили сами, оставив ее жадно пожирать глазами пробивающуюся наружу полоску света.
Каан лежал на спине, с запрокинутой назад головой. Плечи Суу непроизвольно передернулись, когда она встретила взгляд его пустых глазниц. Он был без одежды, кисти ладонями вниз скрещены на животе поверх длинного разреза, идущего от паха до грудины. Такие же разрезы темнели на внутренних сторонах рук от подмышек до запястий, на бедрах и голенях, не затрагивая, однако, сгибы локтей и коленей. Через эти разрезы знахарка убрала все, что портится первым в человеке: внутренности и жир. Череп каана она тоже вычистила.
Губы и руки Суу похолодели, голова закружилась.
– Вот так помощница. – Одна из женщин поморщилась. – Иди на воздух.
– Отстань от нее, – перебила знахарка.
Это была молчаливая и вечно сосредоточенная пожилая женщина. В стане ее побаивались. Искусство травницы – опасное. Кто знает, как лечить, тот знает и как умертвить.
Одна из помощниц заканчивала перемешивать в большом котле что-то странное, вторая рубила ножом сухие стебли овса и осоки.
– Это что? – спросила Суу, кивнув в сторону котла.
– Вернуть нужно то, что взяли, – неопределенно ответила знахарка, запуская руки в темное месиво. – Наше тело – земля и трава, и в землю возвратится, травой прорастет, а корни ее свяжут этот мир и тот.
Она принялась наполнять смесью опустевшее нутро каана. Суу действительно разглядела торф и корешки, а еще – овечью шерсть. Все это смешали с чем-то с виду липким и мокрым. «Вернуть, что взяли». Внезапная догадка вновь заставила Суу оказаться на грани обморока.
Первая помощница в это время умело заполняла измельченными стеблями разрезы на руках и ногах. Две другие тут же ловко зашивали их длинными черными нитями из конского волоса. Такими же нитями уже аккуратно прихватили края смертельной раны на груди каана. Зашили и живот, когда знахарка закончила с ним и занялась головой.
И вот тело властелина обрело прежнюю форму. Знахарка велела подать ей небольшой глиняный сосудик. Она объяснила, что это даммара – смола дивного дерева, растущего там, где никогда не ложатся снега. Суу раскрыла рот от удивления. Она и не подозревала, что есть такие края. Помощницы тоже выглядели удивленными. Судя по всему, эта прозрачная, поблескивающая смола – редкость, и на обычных людях ее не используют.
Знахарка, все так же рукой, перемешала диковинную смолу с воском и раздробленной в порошок кровью скал[37]. Отделив небольшую часть, она добавила туда немного глины. Остальное забрали помощницы. Они тонким слоем распределили состав по всему телу каана, тщательно втирая в кожу.
Знахарка легкими движениями нанесла смесь на лицо повелителя, старательно повторяя его черты, – и то стало похожим на маску, но это был единственный способ сохранить его узнаваемым и дать даже самым дальним племенам возможность проститься с кааном. Все они поспешат сюда, как только гонцы и молва донесут до них скорбную весть. И каан дождется их таким же, каким народ его знает и помнит.
Оглядев результат своих трудов, знахарка печально улыбнулась, а в глазах ее блеснули слезы. Она склонилась над рукой каана, запечатлевая на ней поцелуй. Помощницы последовали ее примеру, Суу, поколебавшись, – тоже.