Наконец, лейтенант подвел Стерха к покосившейся, невысокой мазанке, определенно украинского образца. Лейтенант смерил взглядом превышающего метр восемьдесят Стерха и предложил:
– Подождите в беседке, я сейчас ее вынесу.
Стерх с облегчением уселся на дощатую лавочку в беседке, увитой уже начавшим поникать виноградом. Пара темноватых и чуть пыльных гроздей висела прямо над столом, неподалеку от лампочки. Стерху невероятно захотелось залезть на стол и сорвать хоть несколько ягод, но он не стал этого делать. Вместо воровства винограда он закурил. И снова его легкие сжал такой спазм, что в глазах запрыгали темные круги.
– Вот и я, – объявил лейтенант, протягивая Стерху конверт из коричневой бумаги.
Стерх развернул его и вытащил большую, профессиональную фотографию. Девичий труп лежал между обломков скалы, некоторые из камней доходили до трети человеческого роста. Они как-то определенно показывали, что с этой девушкой все кончено, потому что слегка сжимали ее, словно челюсти великана. Она лежала на левом боку, голова ее свисала вниз, из головы на камни натекла лужица крови, хотя и непонятно было, как кровь могла тут составлять лужу, она должна была совершенно точно скатываться между камней. Вот если раны были неглубокими и кровотечения множественными, тогда… Она еще могла хоть бы несколько секунд оставаться живой, даже долетев до этих камней… Стерх вздрогнул.
Правая рука девушки действительно находилась в кармане, вот только по перелому около локтя и странному вывиху у плеча было непонятно, сжимает она там кулачок или нет. И ясно становилось, почему она не вытащила эту руку в воздухе – слишком быстро все произошло, а потом она уже не могла этого сделать, рука ее не слушалась?
– Если девушка, которую вы подозреваете в гибели… Ну, то есть, которая по-вашему, могла тут погибнуть, вернулась, – спросил лейтенант, – почему вы интересуетесь этим делом?
Если бы Стерх мог ответить на этот вопрос, он бы, наверное, решил уже половину задачи. Но он не мог на него ответить, и не знал, зачем вообще сюда приехал. Он просто приехал, и пока не жалел об этом.
Кроме того, зрение Стерха вдруг расплылось, и вместо вежливого, хорошо воспитанного лейтенанта он увидел Нюру в куртке и с сумкой в коридоре Симферопольского отеля. Откуда они сбежали по сигналу того золотозубого бандита, который сорвал Стерху всю игру.
– Курточка на ней была светло-желтая.
– Точно, – согласился лейтенант. – Знаете, похожая на наши формы для пустыни, только не пятнистые, а ровного желто-серого цвета.
Стерх поднялся, вернул фотографию и пакет.
– Знаете, лейтенант, – он чуть улыбнулся, из вежливости, а не от веселья, – я очень вам благодарен.
– Может быть, чаю? – спросил лейтенант. – Или, хотите, я вам винограда сорву?
Ему очень хотелось поговорить об этом деле, он надеялся, может быть, что с этим человеком из Москвы, то есть, со Стерхом, начнется какое-нибудь новое, увлекательное и необычное дело.
– Нет, спасибо, я должен спешить.
Отыскав свою «Ниву» неподалеку от стоянки милицейского отделения поселка Орлиное, Стерх заправился, и поехал в Симферополь. Отыскать прокуратуру этого совсем немалого и довольно запутанного города оказалось делом непростым. Он потерял часа два, и к тому же проголодался. Разумеется, это не прибавило ему хорошего настроения.
К тому же стал собираться дождик, хотя, вполне по-южному, он никак не мог пролиться. Зато поднялся ветер, и Стерху осталось только порадоваться, что до смотровой площадки они с лейтенантом добрели, когда погода еще не испортилась.
В прокуратуре ему сначала сказали, что следует записаться на прием и явиться завтра. Когда он изобразил удивление по этому поводу, девушка с длинной, темно-русой косой, отвела его в какую-то комнату и предложила ждать. Чтобы ускорить дело, Стерх передал ей копию лицензии частного детектива, надеясь, что этим он не испортит ситуацию. Но он ошибался.
Прошло не меньше полутора часов, как он вошел в это здание, и лишь после этого его пригласили к широкому, по-видимому, не очень высокому и хитроватому даже на вид мужичку в старой форме советника юстиции. Он сидел в кабинете, где помимо занятого мужичком, стояло еще два стола, и хмуро разглядывал Стерха, даже не пытаясь изобразить интерес или занятость.
Стерх протянул руку, удостоился ее пожатия, хотя зад советника юстиции ни на миллиметр не покинул привычного положения на мягкой подушечке. Стерх, разумеется, увидеть ее из-за края стола не мог, но был уверен, что на этом деревянном, похожем на старые станционные скамьи, кресле с полукруглыми подлокотниками, с которых давно слез лак, под задом советника лежит подушка по меньшей мере десятисантиметровой толщины.
Вместо приветствия советник спросил:
– У вас есть еще что-то, кроме этого? – его обгрызенный и в то же время грязноватый ноготь толкнул листочек с ксерокопией лицензии на край стола.
– У меня есть паспорт.
Про лицензию на оружие он решил молчать, ему не улыбалось застрять тут только потому, что кто-то начнет качать незадекларированный провоз его револьвера. Кстати, как на этот раз выяснилось, задекларировать его не было никакой возможности. На границе между Россией и Украиной частенько обирали туристов… мотивируя претензии в нарушении правил как раз отсутствием деклараций. Хитрость была в том, что никому и в голову не приходило вообще снабжать ими участки перехода границы.
– Ладно, это все не интересно, – промямлил советник. – Что вам нужно, по какому делу вы сюда пришли?
Его украинский акцент стал настолько нестерпимым, что Стерх чуть головой не потряс.
– С горы Лысой, в сторону поселка Орлиное, пару недель назад была сброшена девушка. Я хотел бы узнать, каковы данные экспертизы по поводу ее смерти.
– Родненький мой, – издевательски пророкотал советник, – она летела метров пятьдесят, а то и больше. Какая экспертиза после этого тебе нужна?
– Не была ли она беременна, какая у нее группа крови, не подверглась ли насилию незадолго до убийства, сколько ей было, предположительно, лет, что можно сказать о ее кольце, найденной на пальце?.. Вот такого рода сведения.
– Прямо вот так? – удивился советник юстиции. – Все тебе расскажи… Какая цаца к нам приехала, и стала вот так простенько инспектировать нашу работу. К тому же забесплатно.
Теперь это был уже не советник, а был самый нормальный, самый неприятный тип украинца – хохол. Злой, не очень устроенный, вредный, потому что не умел ничего толком делать, но очень заботящийся о своей значительности. Вероятно, его появление тут объяснялось стремительной, за гранью дозволенного украинизацией Крыма, вытеснением всех крымчан со сколько-нибудь ответственных и важных постов.
– Это дело меня очень интересует, – все еще мягко, но решительно сказал Стерх. – Если кое-какие подозрения подтвердятся, я готов за ваши сведения выложить и часть своих. Вернее, те, которые кажутся мне доказуемыми.
– Это и есть твое предложение? – спросил хохол. – Ты от нас все, а мы от тебя – только доказуемое?
Стерх подумал и сел на стул, стоящий перед столом советника. Тот в своей русофобии даже не предложил Стерху присесть.
– Да поймите же, родненький мой, – отозвался Стерх, и тут же понял, что его сарказм сыграл с ним плохую шутку, делать этого было нельзя, как все недалекие люди, этот хохол смертельно боялся показаться смешным, а что может быть для его инфантильного сознания хуже поддразниваний? – Я не могу и не сумею изложить вам свои версии. Их много, они – тонкая материя. А вы владеете информацией, которая сразу отсечет многие из них, сделает мои заблуждения более явными и позволит нам сэкономить время.
Хохол в форме советника рассмеялся, на миг став очень похожим на того золотозубого громилу из отеля.
– Вот именно, у вас, очевидно, ничего нет. Одни заблуждения. Вы хотите попросту рыбку съесть, и на… ну в общем, понятно, куда сесть.
Стерх, подумав лучше, чем обычно, все-таки решил задать еще один вопрос:
– Почему, объясните, вы считаете, что помощь в этом деле вам не нужна?
– Она не была мне нужна, не нужна сейчас, и не будет нужна никогда, – отчеканил хохол. – Потому что дело – чистый висяк. Девицу эту, шлюху, скорее всего, никто у нас не знает, и знать ее мне вовсе не нужно. Я ясно излагаю? По-русски? – И он скороговоркой добавил какие-то, очевидно, украинские слова.
Стерх, который украинский понимал очень плохо, не уловил ни одного знакомого корня. Это было что-то очень глупое, даже не русский мат, а какой-то его заменитель, которые «орлы» вроде вот этого долдона придумали, даже не заметив, что испоганили этим родной язык, которым собирались гордиться.
– Почему вы решили, что она шлюха? – спросил Стерх, поднимаясь. – Она была беременна? А что же тогда означает это кольцо? Оно было свежим или старым, успело притереться к пальцу или лишь намяло кожу?
– Идите, идите, – сказал хохол зло. – У меня есть еще и другие дела, не только с вами лясы точить.
– Это считается у вас тут профессиональной и полной консультацией? – спросил Стерх, забрав копию лицензии и делая шаг к двери.
– А почему я должен давать тебе консультацию? – вдруг взъярился хохол.
– Потому что вы ведете это дело. И потому что я предложил информацию за информацию. Которая вам, с вашими достижениями, очевидно, смертельно нужна.
– Да я тебя могу привлечь, за оскорбление, и ты у меня наплачешься в камере… сучок москальский.
Стерх постоял. Теперь, когда ему бросили оскорбление, он просто не мог уйти не показав, что не боится. Это было неприятно, его действительно могли «замести», и за оружие, и за выдуманное этим вот типом оскорбление, но необходимо.
Вот он и стоял, смотрел в гневные, мигом покрасневшие глаза хохла.
– Да, – сказал он, наконец, – просто нет слов. – Он развел руками. – Нет слов – это еще самое мягкое определение.
Хохол поднялся на ноги.
– Ну, давай, давай, брякни что-нибудь, москаль, – прорычал он. – Я тогда не только за оскорбление тебя начну трясти, я еще попрошу ребят, тебе вольют пару бутылок портвейна в глотку, и возьмут за вождение в нетрезвом виде. Скажешь спасибо, если выпустят, милок, суток через пятнадцать…