– А может, явиться с повинной? – Толик скривился. – Откуда мне известно, что парни не отравились дурной водкой, а их отравили? Менты об убийстве даже не обмолвились.
– Откуда тебе что известно – вопрос второй. Необходимо, чтобы сыщик заинтересовался и на встречу пришел. Слушай, авторитет, ты мне за консультацию платить собираешься? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Тулин.
Но желанное обращение «авторитет» прозвучало как само собой разумеющееся. Сверкнуло звездное мгновение Толика Агеева. В его возрасте еще никого не называли авторитетом.
– Могу тебе подбросить, из хорошего отношения, – продолжал афганец. – Ты меня принял как человека, я твоих надежд не оправдал. Я расплачиваюсь, вот тебе предлог для встречи и отмазка.
Ты располагаешь данными, что ребят в деревне убрали парни Капитана. Он хочет потопить тебя, ты отвечаешь ударом на удар.
– А каков мой источник? – Толик нахмурился, внутри у него все ликовало.
– Такой вопрос ни один опер не задаст, тем более человек умный, сыщик высочайшего класса. Он тебе может и не поверить, но версия настолько правдоподобная, что отбросить ее он права не имеет. Ты ослабишь его давление, так Гуров поведет работу на двух направлениях, а людей у него ограничено.
– А почему, действительно, убийство в деревне совершено не по приказу Капитана? – задумчиво произнес Толик. – Я гонцов туда не посылал, мои парни все в городе, да и машины подходящей у меня не имеется.
– Возможно, все возможно, – фальшиво согласился афганец. – Капитан ведет борьбу за жизненное пространство.
Тулин замолчал, подошел к балкону, чтобы Толик не видел этой насмешливой улыбки. «Ты не глупый парень, – думал Тулин. – Однако не авторитет. Твои парни все время на месте. Отвезти их в деревню у тебя и люди и машина нашлись, а убрать, так ничего у тебя нет. Если сообразил я, так Гуров подобную мысль прострелит влет. Но от встречи не откажется никогда».
Гуров получил заключение патологоанатома и химиков. В документе употреблялось много незнакомых слов. Главное была написано внятно и понятно: «Сильнодействующий яд, повлекший за собой немедленную смерть, не мог быть получен в результате недоброкачественного самогоноварения».
– Что и требовалось доказать, – подвел итог Станислав, неожиданно спросил: – Скажи мне, друг, почему ты, когда мы шли по деревне, закурил, сунул руки в карманы, демонстрируя, мол, все происходящее тебя вовсе не интересует?
– Увидел след протектора, – ответил Гуров, – точнее, цепи, надетой на колесо прошедшей машины. Недавно дождило, мягкая глина расползлась, но на дороге, ведущей через деревню, оказался участок твердой почвы, дождичек след не замыл. Дальше рассказывать?
– Догадаюсь. – Крячко расстроился, снова Гуров утер ему нос.
– Не бери к сердцу, просто я тот след всю дорогу искал, а ты думал лишь о задержании, – мягко улыбнулся сыщик и снял трубку зазвонившего телефона. – Слушаю вас внимательно.
– Здравствуйте. Можно попросить полковника Гурова?
– Здравствуйте, – ответил сыщик. – А кто его спрашивает?
– Человек, который располагает некой информацией об убийстве в деревне.
– Каком убийстве? – удивился Гуров. – У нас имеется три трупа в брошенной деревушке по Дмитровскому направлению. Но там вроде не убийство, а тривиальное отравление недоброкачественным алкоголем.
– Убийство, господин полковник, – ответил молодой мужской голос. – Вы это отлично знаете, я это тоже знаю, предполагаю, что знаю исполнителя.
– Это официальное заявление? – спросил Гуров.
– Агентурная информация. Я прошу вас о встрече, но не в кабинете, на нейтральной территории.
– Агеев, я согласен встретиться с вами на любой территории, в любой день и час, – сказал Гуров. – Но при одном условии.
– Говорите.
– Вы назначаете время и место, но приходите не один, а с друзьями. Минимум пять-шесть человек.
– А сколько человек придет с вами?
– Я буду один, молодой человек.
– Странно. – Толик замялся. – Давайте и встречаться один на один.
– Не пойдет, – отрезал Гуров. – Я не хочу получить пулю в затылок.
– Чем вы застрахованы, если я прибуду с компанией своих парней? – удивился Толик.
– Количеством свидетелей. Одного человека можно убить и спокойненько скрыться. А уничтожить группу людей крайне сложно.
– Это мои люди…
– Не торгуйтесь. Я сказал. Они ваши люди, пока вы не поднимете руку на известного сотрудника милиции. Как только поднимете, ваши люди мгновенно превратятся в свидетелей прокуратуры. Вы хотите встретиться. Согласен. Но только на моих условиях.
Разговор этот происходил около десяти утра. Сыщики, как обычно, сидели за своими столами, привычно поглядывая друг на друга.
В кабинет проскользнула секретарь Орлова Верочка, положила перед Гуровым телефонограмму и исчезла. Сыщик прочитал: «Сегодня в пять утра на территории рынка обнаружен труп сержанта милиции Вересаева. Смерть наступила в результате проникающего ранения, нанесенного в сердце. Удар колющим предметом под левую лопатку. Время предположительно между часом и тремя ночи. Задержанных нет. Преступниками похищен пистолет Макарова».
Гуров почувствовал, что упала последняя капля. Сыщик передал телефонограмму Крячко, сухо спросил:
– Вы что молчите? Как говорится, семеро одного не боятся.
– Я думаю, – ответил Толик. – Не могу понять, в чем ловушка?
– Вы переоцениваете значение собственной персоны. Мне нет необходимости ставить вам ловушки. Я могу прислать за вами людей, поместить в изолятор на семьдесят два часа и разговаривать спокойно, ничем не рискуя.
– У вас нет никаких доказательств.
– Согласен. Но доказательств при любом раскладе и не прибавится. Мне надо остановить беспредел, я надеюсь при встрече с вами и вашими людьми объяснить вам некоторые прописные истины.
Гуров отлично понимал, время объяснений прошло, началась война на уничтожение.
– Клянусь, господин полковник, вы нас, обыкновенных пацанов, путаете с группировкой Капитана, – произнес Толик дрогнувшим голосом.
– Возможно, – ответил Гуров. – Из высокого кабинета плохо видно. Встретимся и объяснимся.
– Хорошо, – легко согласился Толик. – Подъезжайте к восьми в ресторан «Фиалка», вас встретят.
В кабинет тихо вошли Котов и Нестеренко, поздоровались, уселись за ничейным столом. Крячко молча передал им заключение экспертизы и телефонограмму об убийстве сержанта. После небольшой паузы Нестеренко сказал:
– Маньяки, хлебнувшие крови, и не могут остановиться.
Гуров сидел отвернувшись, смотрел в окно, думал: за все отвечу. И не министр меня будет судить, а друзья, мать, отец, я сам. А куда деваться? Он продумывал детали предстоящей операции, а Станислав вполголоса объяснял операм, что старшой сбрендил, собирается с молодой кодлой встречаться.
– Лев Иванович, извините, – сказал Нестеренко. – Если бы вы шли на встречу с крупным авторитетом или вором в законе, то приглашение свидетелей было бы тонким выигрышным ходом. Но вы собираетесь встретиться с отморозками. Они и так ни черта не думают, а в стае опасны десятикратно.
– Опасность – составляющая нашей профессии, – тихо добавил Котов. – Повлиять на них словом невозможно, ваше имя для них – пустой звук или дополнительный источник раздражения. Я в детстве тоже бил стекла и считал себя храбрецом, с возрастом прошло.
Они остановились в своем умственном развитии, обросли мышцами и оружием, сохранив максимализм и жестокость подростка.
Гуров рассмеялся, спросил:
– Как, Настя, наследник? Завтра они могут вернуться в свой дом. Я не Макаренко, никого перевоспитывать не собираюсь, плохой психолог, раз не знал, что ты, Гриша, умеешь говорить красиво.
Котов смутился, Станислав махнул рукой.
– Лев Иванович, порой мне кажется, что ты клиент института Сербского. Ты собираешься совершить смертельный, совершенно бессмысленный трюк. А страховать тебя будет герой-афганец? Ты знаешь, о чем он мечтает? Я пойду к Петру и поломаю все к чертовой матери!
– Ты никуда не пойдешь! – Гуров опустил ладонь на стол, чернильный прибор подпрыгнул.
– Нет, пойду! – Крячко поднялся из-за стола.
– Не пойдешь! – Гуров понизил голос. – Петр не только генерал, начальник Главка, он наш друг, мы не имеем права подставлять друга.
Казалось, из Станислава вышибли дух, оперативник съежился, осел в кресле. Зазвонил телефон, Гуров снял трубку, заученно сказал:
– Слушаю вас внимательно.
– Здравствуй, говорит Тулин.
– Здравствуй, Георгий, есть новости?
– Ночью парни Агеева зарезали сержанта милиции.
– Знаю.
– Я ухожу, мне надоело. Толку от моего сидения никакого.
– Ты в своем праве, я тебя понимаю, уезжай, – безразличным тоном сказал Гуров. – Я разговаривал с Агеевым. Он катит бочку на Капитана.
– И правильно делает, только меня это не касается. Ваша война, ваши дела мне неинтересны.
Станислав, слушавший разговор по параллельному телефону, довольно улыбнулся.
– Я вечером с ним и его окружением встречаюсь, – равнодушно говорил Гуров. – Встреча назначена в «Фиалке», уверен, они меня куда-нибудь отвезут. Но это моя война, тебе желаю удачи.
Гуров положил трубку. Станислав смотрел на друга подозрительно, морщился, с трудом произнес:
– Здесь что-то не так. Ты крутишь, командир. Неужели ты с нами, твоими ближайшими помощниками, не хочешь говорить откровенно? Зачем ты сказал афганцу о разговоре с Агеевым, о бочке, Капитане?
– Сказал, – Гуров пожал плечами. – Я лишь человек, Станислав, не машина, могу сказать и лишнее.
– Никогда! Ну-ка колись, важняк! Я не могу подставлять Орлова, ты прав. Но я и тебя не отпущу одного, и здесь моя правда.
– Обязательно, у каждого человека своя правда. Пока ты выполняешь мои приказы. Найди своего Блондина, мы должны знать, где состоится заключительный разговор. Наружка за мной не пройдет. В районе сегодня вечером будет слишком много глаз.
Гуров смотрел на Станислава долго, и от такого задумчивого взгляда Крячко стало неуютно, даже страшно. Так смотрит смертельно больной, не желающий обсуждать с близкими неминуемость скорой кончины.