Из люташинских заметок следовало, что обладатель странного чертежика, эсеровский функционер Либерман, некоторое время служил в помощниках Кузнецова, давно почившего в бозе. И речь, скорее всего, идет об открытом Кузнецовым месторождении золота.
Горлову удалось сойтись с архивариусом Горного управления, непримиримым монархистом Хальцевичем, который после прихода большевиков к власти, как и множество ему подобных служек в различных министерствах и ведомствах, пошел по пути тихого и скрытого саботажа действий и указаний новой власти.
Хальцевичу Горлов напел с три короба: дескать, реставрация свергнутой монархии не за горами, кропотливая работа в этом направлении ведется повсеместно, а лично он, Горлов, уполномочен не допустить захвата комиссарами сведений и документов касательно потенциальных запасов государственной казны. И так далее, и в таком роде, хотя архивной крысе вполне хватило бы зловещего предписания, изготовленного Горловым на бланке бывшего Третьего Его Императорского Величества Охранного отделения.
Так или иначе, но, переворошив с помощью Хальцевича ворох бумаг, Горлов наткнулся на папку, в которой оказалась копия решения Совета министров Российской империи от 11 июля 1899 года. Эту орлёную бумагу Горлов сохранил. Поистерлась, правда, особенно на сгибах, но в вощеном, непромокаемом чехольчике, вместе с кожаным лоскутом-чертежиком и заметками ротмистра Люташина, хранит ее Горлов у сердца, от всех таясь. Наизусть помнит:
В Министерство торговли и промышленности поступило ходатайство из г.Иркутска от золотопромышленника и предпринимателя КУЗНЕЦОВА В.И., возглавляющего Восточное Сибирское Общество, не входящее в Ленское золотопромышленное товарищество, об отводе ему в разработку золотоносной площади в районе реки Китой в Восточном Саяне мерой около 20 квадр.верст, причем в обоснование своей просьбы КУЗНЕЦОВ сослался на принадлежащее ему по договору с казною право закрепить за собою для добычи полезных ископаемых избранные им в Иркутской губернии участки. Однако ходатайство сие до настоящего времени уважить названным ведомством не представляется возможным, по причине того, что названным Обществом не исполнены некоторые возлагавшиеся на него также договором с казной обязательства. Что же касается собственно участка по реке Китой, то в отношении его Министерство признало необходимым произвести в указанном районе предварительно разрешения означенного вопроса надлежащие геологические исследования с затратами из средств казны на предмет целесообразности закрепления запрашиваемого для отвода участка за казной.
Согласно с сим Совет министров положил: предоставить министру торговли и промышленности распорядиться сдачею месторождения полезных ископаемых по реке Китой в Восточном Саяне в частную эксплуатацию с торгов - по предварительном производстве разведок средствами казны либо без испрошения новых по сему поводу ассигнований, либо с таковым но в будущем финансовом году...»
На оборотной стороне копии совминовского решения была начеркана престранная резолюция товарища министра торговли и промышленности: «Начальнику Горного управления! Истребуйте от заявителя подробные сведенья об означенном участке. Почему этот Кузн-в желает застолбить столь скромную площадь? Жила?» А на самой папке лиловела выцветшая чернильная пометка: «Сдано в арх.часть в связи с невозможностью прояснения сведений за смертью означенного просителя. 22/XII-1899 г.».
А больше в папке ничего не было, хотя полустертая опись на коленкоровом клапане гласила, что жили-были когда-то в этом «деле» докладная записка и приложенная к оной заявка, присланные в Горное управление золотодобытчиком Кузнецовым. Куда что делось?..
ЗЛОЙ и грязный «начальник отряда» Новиков, спешившись, перегородил и без того узкую тропу.
- Баста, ваше благородие! Привал! А то сдохнем начисто!
- Думаешь, оторвались? - с безразличной усталостью выговорил Горлов и неуклюже слез с лошади. Раскорячил ноги, ощущая до затылка ноющую боль в позвоночнике, копчика и вовсе не чувствовал.
- А хрен их знает! Да и насрать! - яростно рубанул кулаком с намотанной на кисть нагайкой Новиков. - Сунутся краснопузые - получат! Хер им, а не лапки в горку! Назар! Назар, мать твою!
За спиной у Горлова всхрапнул чужой конь, горловский прянул в сторону. Почти над головой раздалось низкое:
- Чево орешь, тута мы.
Заросший до глаз смоленой окладистой бородой, в которую понабилось за дорогу мелкого лесного мусора, здоровенный и вечно угрюмый, как заметил Горлов, мужик уставился на Новикова.
- Ночевать здесь будем, Назар. Отыщи полянку, конскому составу травы пощипать.
- Конскому составу? Ага. - Борода мотнулась, и лошадиный хвост чуть было не съездил Горлову по носу.
- Ты. это. вашбродь, прямо по тропе иди с конем в поводе, там поворот будет, и книзу, в распадок, тропа пойдет. Был ручей там. когда-то, - нервной скороговоркой высыпал Новиков, то и дело поправляя порыжелую кобуру с револьвером и озираясь.
- Знаешь эти места, Николай? - спросил Горлов, настороженно слушая лес. - Давно тут бывал?
- Давно.
Новиков тяжело вздохнул, на мгновение застыл, тоже вслушиваясь в лесные шумы, беспокойно окинул глазами окрестности.
Последние дни Новиков, как заметил Горлов, был сам не свой. Обычно ему с трудом удавалось изображать из себя властного командира, перла суетливая вертлявость, с напуском развязности и озороватой злости. На казачков гаркнуть любил с матерком, показать силу и жесткость, командные решения принимал быстро, ни с кем не советуясь. Поначалу на Горлова оглядку делал, но подполковник в дела начальника отряда не лез. В тайге он не советчик. Теперь же Новиков больше молчит. Насторожен, угрюм. Собственно, а чему радоваться? Начиналось-то все мощно, а вот кончилось.
В ОТБИТОМ у красных Томске с июня восемнадцатого развернуло свою деятельность временное сибирское правительство - Западносибирский комиссариат под председательством П.В. Вологодского, будущего премьер-министра в правительстве адмирала Колчака, армия которого вкупе с белочехами, овладев Красноярском, рвалась к Иркутску, объявленному большевиками еще 21 мая на осадном положении.
Исправить ситуацию у красных никакой возможности не было. Началась эвакуация. Город заметно опустел, обыватели забились по домам и квартирам, заложив окна крепкими ставнями. Без штурма 12 июля колчаковцы и чехословаки вступили в Иркутск. Ведя беспорядочную и редкую стрельбу, красные уходили на восток. Практически не встречая сопротивления, один из бронепоездов будущего «верховного правителя Сибири» и пара эшелонов чехословацкой артиллерии за неделю отогнали неприятеля на 127 километров от Иркутска - за Слюдянку. И победно двинулись дальше на восток, несмотря на подрывы большевичками железнодорожных мостов и стрелок. 20 августа заняли Верхнеудинск. Одновременно верное атаману Семенову казачество подняло мятеж под Читой.
Красное сибирское правительство (Центросибирь), Забайкальский областной исполком, Читинский городской Совет депутатов, представители Нижнеудинского фронта собрались в Чите и 21 августа образовали Сибирский Совет народных комиссаров, который 28 августа на станции Урульга откомиссарился: вынес резолюцию о ликвидации борьбы с врагом «организованным фронтом». Забились краснюки в подполье.
Как упоителен победный воздух!
Мерцал банкетный хрусталь, хрустели накрахмаленные салфетки в руках приглашенных. Бравурно гремела медь оркестра на праздничном завершении совещания победителей в Уфе 23 сентября восемнадцатого!
Вновь перед глазами Горлова проплыли лица «верховной пятерки» - нового временного правительства - Уфимской Директории: генерал Алексеев, бывший министр внутренних дел Временного правительства Авксентьев, кадет Астров и полуэсер Вологодский, народный социалист Чайковский. Демократическая обойма. Торжественно провозглашено: Директория избирает своей резиденцией Екатеринбург и осуществляет верховную власть на всей освобожденной территории.
Горлов не сподобился быть приглашенным на помпезный банкет новоиспеченной демократической России: в числе эскорта, выделенного от корпуса генерала Пепеляева, обеспечивал охрану. А где еще мог оказаться бывший жандармский подполковник?
Благополучно расставшись с красным Питером в феврале восемнадцатого, Горлов предполагал пробраться в Иркутск и на месте дознаться до сути кузнецовской золотой загадки. Неистребимая убежденность в том, что большевистский режим долго не продержится, была тем стержнем, который крепил уверенность Горлова в успехе его затеи. Но надо было поспешать. Когда осядет поднятая революцией муть, поздно будет искать свой «остров сокровищ».
Жандармская служба научила подполковника множеству уловок и незаурядной осторожности. И они помогли ему добраться до Красноярска. Но там произошла встреча, спутавшая все планы.
Бывший сослуживец, ротмистр Пекарский, щеголяющий ныне в новеньких полковничьих погонах, узнал в неприметном «интеллигентишке» Горлова! Пришлось, так сказать, встать под знамена, не миновав процедуры элементарной проверки и терпя некоторое время унизительную подозрительность. Но все образовалось. Восстановили в чине, зачислили в штаты отдела контрразведки Среднесибирского корпуса генерала Пепеляева.
С другой стороны, в охоточку оказалась служба, в большую охотку! Наболело у подполковника Горлова от ухари черного быдла. Ишь, суки краснопузые, вознамерились выше Господа взобраться! Шутить изволите-с! Червяками корчились в подвале контрразведки, зубами чечетку выстукивали на ветру, когда дежурный полувзвод их на высоком яру выщелкивал!..
Увы, вскоре победные фанфары стали стихать. На создание Директории большевики ответили мощными ударами на фронтах. Не успев обосноваться в Екатеринбурге, новоиспеченное правительство скрепя сердце перебралось в Омск. Не было желаемой устойчивости и в тылу. Красное партизанство набирало силу, в начале октября организованно забастовали железнодорожные рабочие от Урала до Забайкалья, выдвигая возмутительные экономические требования.