Семейное гнездышко, родительский дом, квартира приятеля. Значит, искали что-то, самым непосредственным образом связанное с Лоскутниковым, подытожил Писаренко. По характеру этих «поисков» можно было предположить, что искали какие-то документы. Именно документы, а не вещи, потому как особенно тщательно перетрясались и выгребались из всех мест бумаги. Антипиховский приятель Лоскутникова заявил, что убитый ничего ему не оставлял. Тупик, глухой тупик!
Но Дмитрий чувствовал: истина - в бумагах. Их важность очевидна, если в дело пошло оружие, если ничего не стоила человеческая жизнь, если убийцы так старательно «выпасали» Лоскутникова и настырно устраивали обыски. К кооперативной деятельности убитого бумаги вряд ли имеют отношение: строительный кооператив - мелочь пузатая. Смешные объемы, невеликая прибыль. Тогда чем владел Лоскутников?
Сыскной задор капитана Писаренко вышестоящее начальство, несколько пригасило, настоятельно «посоветовав» сосредоточиться на более прозаических и реальных задачах: розыске Лёнчика - гражданина Лешукова Л.П. и неизвестного третьего. Не факт, конечно, что Лёнчик и этот неизвестный, а также перевернувшийся насмерть на своей иномарке Алик, он же гражданин Султанов А.А. - та самая троица, совершившая убийства владельца «Жигулей» Портнягина, Лоскутникова и Олега Мельникова, первого «хозяина» злополучного «кольта». Связь между ними слабенькая: пальчики Султанова на патронах к «кольту», свидетельство вечного студента, а ныне арестанта Орехова, что он продал пистолет Лешукову, показания таксиста, как с проспекта Советов он увозил 31 июля троицу парней в микрорайон «Северный». И все! Таксист Султанова и Лешукова на фото не опознал, а ФИО и рыло третьего и вообще остается «за кадром».
В окружении и биографии Лоскутникова тоже пока никаких зацепок. Кроме предположения, что искомые документы касались каких-то перемен в жизни Лоскутникова. На такую мысль наводила оброненная его вдовой фраза: мол, супруг вообще собирался с кооперативом завязать. Почему? Чем планировал заняться? На эти вопросы ответов не было. Дела в кооперативе шли вполне устойчиво, это давало Лоскутникову неплохой заработок. Но если он намеревался заняться чем-то иным, то это иное, получается, рассматривал как нечто более прибыльное?.. Только никто не мог ничего определенного о планах убитого поведать. Ни вдова, ни родители, ни коллеги, ни приятели и друзья, о которых Дмитрий смог узнать.
Ответ нашелся только на один вопрос: откуда убийцы были хорошо осведомлены о житейских маршрутах зампредседателя «Домстроя». Выяснилось, что за пару месяцев до убийства некий симпатичный молодой кавказец по имени Алик закадрил бухгалтершу стройкооператива, двадцатитрехлетнюю пышечку, оказавшуюся страшно словоохотливой с горячим, щедрым, обходительным и любознательным южным другом. Надо ли продолжать, что опознала на фотографии перепуганная болтушка гражданина Султанова А.А.?
- Наш горячий Алик вовремя перевернулся на своей «лайбе», - криво усмехнулся «Юрок». - А Ленчик и Щука вовремя сделали ноги. Кстати, оба уже снова в строю, хватит отлеживаться, думаю, их и бросить в горячее.
«Сэр» брезгливо отмахнулся.
- Твои проблемы, кто там и где у тебя. хм. в строю! «Пехота» твоя, Юрок, мне абсолютно по барабану. Мне нужны бумаги Лоскутникова!
Последнее произнес раздельно, отчеканивая каждый слог.
- Знать бы где.- тоскливо протянул молодой. - Мы ж тогда все перерыли.
- Херово рыли! А может, ты, Юрок, нюх потерял? - Седой пристально уставился на молодого. Спортивный «Юрок» непроизвольно поежился.
- Нервничаешь? Правильно, Юра, правильно. Самое время. Два года улетели псу под хвост! Успокаивает одно: бумаги пока нигде не всплыли, - движения не прослеживается. Но они есть! Вполне возможно, что «следаки» по делу Лоскутникова что-нибудь надыбали, да не поняли что. Нам бы дело это почитать.
Седой раздраженно прищурился.
- Вот что, Юрок. Дело в прокуратуре. Скорее всего, судя по времени, приостановлено. А это означает, что пылится оно в шкафу или в сейфе и никакого интереса не ни у кого не вызывает. Кроме нас. Значит, так. Пора, Юра, тебе непосредственно включаться в дело. Кстати, чаще улыбайся, это тебе перед бабами дополнительный козырь дает. А так - ничего, красавчик. Бабам такие нравятся, и это обнадеживает. Но лыбишься ты понапрасну, - пресек самодовольную реакцию молодого на похвалу седой. - Еще надо, чтобы в твоей башке шестеренки быстро и правильно крутились, чему пока - бо-ольшой напряг.
- Не понял.
- Вот и я о том же. Плохо, Юрок, плохо! Невнимателен. Повторяю: продумай, как подкатиться к Алейниковой. Госпожа прокурорша молода, смазлива, незамужем. Хомутай - не хочу. Подкатись. Но не торопись. Интересно, деньги возьмет?
Е.М. прищурился, любуясь янтарной искоркой в бокале, помолчал и продолжил:
- Деньги ей, наверно, еще не предлагали. Большие - тем более. Если настоящие предложить, не жопничая. Люди слабы. Но, думаю, пока превращать передового работника прокуратуры в оборотня мы не будем.
Седой отставил бокал и внимательно посмотрел на собеседника.
-Займись девушкой, Юра, полюби ее. хотя бы временно. А главное - влюби ее в себя. Бабья злость на работу - она же, Юрок, как правило, из двух причин проистекает: с одной стороны, комплекс присутствует - карьеры хочется и власти, а с другой. Как в песенке- то поется? «Был бы милый рядом»? Во-от. И - ничего не надо. Ни карьеры, ни власти. Школьное-то время не забыл или русский язык учил неважно? Три исключения помнишь? Уж, замуж, невтерпеж.
«Сэр» назидательно поднял указательный палец.
- Вот когда они, эти исключения, в одну формулу собираются - самый точный бабский портрет и появляется! Влюби, Юрок, влюби дамочку! Нам нужно знать их наработки по Лоскутникову. Возможно, это выведет на бумаги.
Е.М. неторопливо вынул и раскрыл бумажник, положил перед молодым собеседником небольшую фотографию: правильное, красивое женское лицо, белокурая модная стрижка, воротничок строгого делового платья или костюма.
Накрыл фото пятисоткой. Юрий протестующе отодвинул купюру. Седой нахмурился:
- Не имею привычки на халяву.
Поднимаясь из-за столика, на мгновение оперся обеими руками, нависая над молодым.
- И вот что, Юра. Бумаги - главное. А не два твоих урода, погоревших на рынке. Надо будет - новых найдешь. Так и строй комбинацию с прокуроршей. Понял? Ну и молодец. Вернусь из Иркутска, созвонимся. Будь здоров, Юра.
Молодой проводил седого к выходу, терпеливо дождался, пока тот неспешно прошагает к белой новой «Волге», задняя правая дверца которой предупредительно открылась. На мгновение мелькнуло лицо перегнувшегося через сиденье водителя - бесцветный тридцатилетний блин, круглый и пышный, наполовину скрытый под черными очками. «Волга» бесшумно тронула с места и, миновав под желтый свет перекресток, скрылась за углом.
А молодой вернулся в прохладу «Ариадны». Крепыш за стойкой уже не дремал. Поймав взгляд, еле заметно кивнул себе за спину. Юрий открыл низенькую дверцу за баром, прошел в тесный короткий коридорчик. Миновав две оцинкованные складские двери с внушительными амбарными замками, распахнул третью.
В крошечной глухой комнатке, почти перегороженной столом, заваленным бумагами, облокотившись на облупленный несгораемый шкаф, когда-то крашеный голубой эмалью, стоял плечистый рослый парень. На мясистом лице, больше похожем на опухший утюг, совершенно терялись маленькие бесцветные глазки, полуприкрытые прямой светлой челкой.
Этот жиденький чубчик был единственной растительностью на отполированном под бритву шаре, именуемом головой. Несмотря на уличную жару, на могучие плечи был натянут черный китайский «адидас» из эластика, безразмерные штаны которого пузырились над белыми высокими «кроссами», изрядное пузо перепоясывал пояс- кошелек - стандартная униформа крутого бойца рэкетерских войск апогея перестройки. В пальцах-сардельках хлопец крутил черную бейсболку-сетку.
- Ну? - Юрий требовательно уставился на парня.
- Прокачали мы этого журналюгу. Толку никакого. Разладилось у них дружбанство, давно уже, - угрюмо процедил здоровяк.
- Ясно. Может быть, босс и прав. Шерше, как говорится, ля фам.
- Чего, чего босс? - забеспокоился здоровяк, натягивая бейсболку на голову-шар.
- Ничего, - отрезал Юрий. - Узнал, кто иркутского «Арнольда» из местных крышует?
- Да, как и думали.
- Точно? - зло переспросил Юрий.
- Бля буду, в самый цвет.
- Тогда.
Юрий-Юрок задумался. Ситуация усложнялась непредсказуемыми последствиями. Но, с другой стороны, обозначившаяся фигура до такой степени раздражала Е.М., что радикальное решение сделает его, Юрия, в глазах босса. Ого-го! кем сделает! Зауважает босс, перестанет поучать и на «Юрка» подзывать. Нет, зубы показать надо!
И босоту блатную поприжать, а то что-то не по делу пальцы гнуть стали. Юрий вынырнул из размышлений и решительно глянул на адидасовского увальня.
- В общем, так. Гасите козла! - И засмеялся, глядя на опешившего верзилу. - Че ты, Лёнчик? Забздел, ли чо ли, нет?
Резко оборвав смех, уставился на вспотевшего подручного:
- Два дня сроку. Два дня!.. Стволы и транспорт не жалеть, но и не наследить! И чтобы с понтами! Блоть надо умыть по полной программе! Ты понял? По полной!.. Работаете со Щукой вдвоем. Потом на самолет и - тю-тю! Понял? Пора тебе заканчивать, Лёнчик, светится в Чите.
- Да мы ж со Щукой и так почти два года у амурчан околачивались! В Чите еще и недели.
- Не жалоби! Ментам и суток порой хватает. Конечно, если шкурой не дорожишь. Но, предупреждаю сразу, - я тебя, а тем более Щуку, не видел и не знаю. Стволы откопаешь те, которые у первомайских уродов в девяностом отняли. Но на месте не сбрасывайте. Они должны так засветиться, чтобы вся эта «синяя» босота меж собой перегрызлась...