…А доказывается это тем, что наиболее прославленные скульпторы и живописцы после него вплоть до наших дней, работая в этой капелле[26] и изучая ее, достигли совершенства и знаменитости, а именно: Фра Джованни да Фьезоле, Филиппино (закончивший капеллу), Алессо Бальдовинетти, Андреа дель Кастаньо, Андреа дель Верроккио, Доменико дель Гирландайо, Сандро ди Боттичелли, Леонардо да Винчи, Пьетро Перуджини, фра Бартоломео ди Сан Марко, Мариотто Альбертинелли и божественнейший Микеланджело Буонарроти. Затем – Рафаэль из Урбино, заложивший тут начало своей прекрасной манеры, Граначчо, Лоренцо ди Креди, Ридольфо дель Гирландайо, Андреа дель Сарто, Россо, Франчабиджо, Баччо Бандинелли, Алонсо Спаньоло, Якопо да Понтормо, Перино дель Вага и Тото дель Нунциата; словом, все, кто старался постигнуть это искусно, постоянно отправлялись учиться в эту капеллу, чтобы воспринять наставления и правила в мастерстве фигур от Мазаччо»[27].
Другими словами, Мазаччо стал отцом-зачинателем того великого явления в жизни человечества, которое получило название эпоха итальянского Возрождения в живописи. С него все и началось. До Мазаччо были предшественники, рядом с ним трудились продолжатели прошлого, а он оказался тем, кто стал первым, отправной точкой всей европейской живописи реалистического направления.
Судьба этого художника настолько противоречива, что ее можно назвать и счастливой, и трагической одновременно. И чего в ней было больше – счастья или трагедии – сказать затруднительно.
Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи Гвиди родился в семье Джованни ди Симоне, зажиточного нотариуса из Сан-Джованни-Вальдарно. Городок расположен в 30 км от Флоренции. Когда мальчику исполнилось пять лет, умер отец. Томмазо и его младший брат Джованни[28] остались на руках матери Якопо ди Мартиноццо. К счастью, был еще жив дед по отцовской линии – успешный мебельщик ди Симоне, человек богатый и щедрый. Он-то временно и принял на себя обязанности главы семейства, а когда внуки подросли, обучил их искусству резьбы по дереву. Правда, ремесло деда унаследовал только Джованни, по причине чего впоследствии получил прижившееся в современной ему литературе прозвище Скеджа – Щепка. Оба брата были склонны к изобразительному искусству, но непревзойденным живописцем своего времени стал старший брат Томмазо, а младший Скеджа прославился работами в декоративном искусстве.
Вскоре после кончины отца мать вторично вышла замуж за местного аптекаря Тедеско ди Мастро Фео. Он был вдовцом с двумя дочерьми. Семья увеличилась. Но через восемь лет Тедеско внезапно умер, и заботы о большом семействе легли на плечи юного Томмазо, которому тогда не было еще и шестнадцати.
В течение ближайшего года (когда точно не известно) все семейство перебралось жить во Флоренцию, где Томмазо начал учиться живописи. Как раз в это время он познакомился с молодым художником Мазолино да Паникале. Об этом человеке почти ничего не известно. Предполагают, что он был старше Томмазо, считался добротным мастером и увлекался поиском новых путей в искусстве создания фресок. Хотя почти современник событий Вазари ничего не рассказывал об ученичестве Томмазо, но несколько столетий бытовало мнение, будто юноша либо учился искусству живописи, либо был подмастерьем у Мазолино. Будто именно в годы этого ученичества необычайно добрый, доверчивый и безразличный ко всему окружающему миру за исключением живописи юноша получил у художников кличку Мазаччо – пренебрежительная форма имени Томмазо. Обычно стараются смягчить и говорят о ласково-пренебрежительном прозвище. Так родоначальник Высокого Возрождения, революционер мировой живописи (как высокопарно выражаются искусствоведы) и вошел в мировую историю под прозвищем Мазаччо.
Только в XX столетии исследователи обратились к документам. В средневековых городах решающую роль играли цеховые гильдии – чем больше ремесленников входило в гильдию и платило ей членские взносы, а следовательно, давало деньги в городскую казну, тем большую роль гильдия играла в жизни города. В гильдию мог вступить каждый желающий, кто трудился по данной профессии. Ему следовало только внести вступительный взнос. При этом кандидат обязан был сдать экзамен на профессию. За всю историю Флоренции нет ни одного случая, когда поступающий в гильдию провалил бы такой экзамен. Это уже говорит о том, чего стоили подобные «испытания».
В XV в. во Флоренции было семь старших гильдий и четырнадцать младших гильдий. В число старших входила гильдия врачей и аптекарей. Конечно, численно людей этих специальностей было немного. Но для ограничения количества гильдий, появляющиеся новые профессии не могли образовывать свою гильдию, а по косвенным признакам включались в старые гильдии. Поскольку аптекари продавали краски, художников включили в гильдию врачей и аптекарей.
Уже в наши дни выяснилось, что художник Мазаччо вступил в гильдию врачей и аптекарей и получил звание мастера живописи 7 января 1422 г. А художник Мазолино вступил в ту же гильдию и получил звание в 1423 г. Таким образом, Мазолино никак не может считаться учителем Мазаччо.
Смущает иное. В 1422 г. или 1423 г. соперник банкирского семейства Медичи богатый флорентийский торговец шёлком Феличе де Микеле Бранкаччи стал попечителем семейной капеллы, пристроенной к церкви Санта-Мария дель Кармине. Он задумал расписать капеллу фресками. Бранкаччи поручил эту работу Мазолино. Известно, что к этой работе вскоре подключился Мазаччо, но в качестве кого и кем он был призван, мы не знаем. Художники приступили к работе примерно в декабре 1424 г. С перерывами фрески писались до 1428 г. Причем Мазолино за короткое время расписал плафон, создал люнетные фрески и написал преимущественно сюжетные композиции своих основных фресок. Архитектурный фон некоторых из них был дописан Мазаччо. Всего Мазаччо принял участие в создании шести фресок.
Дело в том, что летом 1425 г. кардинал-легат Бренда де Кастильоне пригласил Мазолино сопровождать его в поездке по Венгрии. 1 сентября того же года художник покинул Флоренцию. Путешествие длилось три года, после чего Мазолино выполнял заказы кардинала на его вилле и в Риме.
Мазаччо остался довершать роспись капеллы Бранкаччи. Как раз в это время совсем молодой еще человек создал учебник для творцов Высокого Возрождения, прежде всего фреску «Чудо со статиром».
«Чудо со статиром». Фреска капеллы Бранкаччи. Художник Мазаччо
Воскрешение Теофила и св. Петр на кафедре. Фреска капеллы Бранкаччи. Художник Мазаччо, завершена Филиппино Липпи
Интрига заключается в том, что в достаточно небольшом помещении капеллы фрески Мазаччо и Мазолино находятся напротив друг друга и композиционно как бы перекликаются между собой. При этом фрески Мазолино выполнены в обычной для прошлых столетий манере – они абстрактны и бестелесны. Фрески Мазаччо – живые и наполнены человеческими эмоциями. Миру оказались явленными квинтэссенция живописи уходящей и квинтэссенция живописи новой, молодой. Мазаччо создал и утвердил главный канон религиозной живописи Высокого Возрождения: герои евангельских событий обретают ореол святости благодаря собственному совершенству, личным достоинствам, а не по причине их причастности к божественному.
В первые годы рядовые прихожане церкви Санта-Мария понятия не имели, что там произошло. Хуже того, Мазаччо стали упрекать в «писании с натуры», что было неприемлемо для любителей старой живописи. Только истинные художники смогли понять уникальность и великолепие того, что за два года сотворил гений Мазаччо. Слава о творце стала медленно-медленно распространяться по Италии. Равно как и хула. Слухи дошли и до Мазолино, наверняка вызвав у талантливого художника первые приступы зависти.
Старший друг – тайный завистник. Эта история хорошо знакома нам из классической трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери». Видимо, нечто подобное случилось и среди художников.
В 1427 г. Мазолино вернулся во Флоренцию с намерением продолжить работу в капелле Бранкаччи. Человек художественно высоко одаренный, он мгновенно увидел разницу между тем, что делал он, и тем, что сотворил его младший друг. Теперь Мазолино выпал шанс вступить в открытое состязание с Мазаччо и создать фреску хотя бы равную по мощи и дыханию «Чуду со статиром». Тем более, что образец был у него за спиной, всего в нескольких метрах. Мазолино истово трудился несколько месяцев и потерпел поражение. Перешагнуть через барьеры своего таланта он не смог. Сегодня, посещая капеллу Бранкачи, мы волей неволей оказываемся свидетелями великой драмы, происходившей в душе художника, бессильного сотворить шедевр.
Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние талантов, но уже в начале 1428 г. Мазолино был вызван в Рим только что прибывшим из Венгрии кардиналом Брендой де Кастильоне. Его высокопреосвященство заказал художнику роспись фресками капеллы Святой Екатерины Александрийской, пристроенной к титулярной церкви[29] кардинала – базилике Сан Клементо. Принимая заказ, Мазолино попросил себе в помощь Мазаччо и получил согласие. При этом Мазолино был главным художником в сделке – Мазаччо представлялся кардиналу одним из многих мазил. Мазолино это явно льстило, но соперника он, видимо, опасался со все возраставшей силой. Вполне возможно, что даже ненавидел.
Мазаччо, получив вызов в Рим, долго не раздумывал. Оставив работу над фреской «Воскрешение Теофила» в капелле Бранкаччи незаконченной, он поспешил на зов Мазолино. К работе в капелле Св. Екатерины художник приступить не успел. Он внезапно умер на двадцать седьмом году жизни. Когда точно – не известно. О его смерти сразу же поползли слухи, по поводу которых Вазари записал: «Он ушел столь внезапно, что многие подозревали тут скорее отравление, чем иную случайность». Намек явно на Мазолино. Поскольку доказать что-либо невозможно, абсолютное большинство биографов обоих художников отрицают зависть и убийство.