…Столько лет быть в ГУЛАГе, в советских лагерях и при этом постоянно держать марку и не ронять авторитет – очень непросто. И всякий иной где-нибудь отступился бы, прокололся, не выдержал бы этого напряжения, марафона, когда ни на секунду расслабиться нельзя, – кругом бандиты, преступники, блатные и воры, которые его боятся, завидуют, ненавидят и о его «троне» и авторитете мечтают. Однако Зеба держался, вопреки всему сам держался и твердо придерживался своих принципов, да блатные коварны и поступили подло. В начале семидесятых, уже матерый зэк Зеба, благодаря своему авторитету и влиянию, сумел перебраться на материк, а потом и совсем поближе к столице – климат лучше, а главное – здесь быстрая связь, и все здесь решается, судьба здесь определяется, потому что в 1975 году, к тридцатилетию Победы, готовилась массовая амнистия, и повзрослевший Зеба, а ему уже пятьдесят три, мечтал о воле – он поедет на Кавказ, в Чечню, женится, может, дети и семья будут, и хотя бы остаток лет он проведет нормально. И несмотря на возраст и условия, он также держал себя в форме, каждый день тренировался, и вот, как бы напоследок, его вновь перевели в «красную» зону на окраине Москвы, где собралась вся шушера и стукачи, и здесь Зебе заниматься его кунг-фу запрещено – такой строгий порядок. Но он в любой ситуации занимается. А это был карьер, тут строительные леса, которые стоят вокруг камнедробилки. И Зеба по этим лесам, подтягиваясь, поднимается до самого верха и без проблем по деревянным помостам бегает. И вот в зоне – редкий выходной, праздник – День Победы. Зеба, как обычно, спозаранку на леса поднялся. А зэки, оказывается, прямо над трубой камнедробилки, где Зеба постоянно бегает, аккуратно подпилили доски. Зэки умеют тонко и ювелирно работать. Как бильярдный шар в лузу, так и Зеба прямо угодил в трубу камнедробилки. Двое зэков из блатных внизу этот момент караулили – «пуск» нажали. С ревом и шумом завертелась камнедробилка, и ожидался от Зебы кровавый фарш, а тут – какая-то кровавая смесь, …но это не весь Зеба. Зэки удивились, попытались посмотреть снизу – ничего не видно. Они побежали наверх, заглянули сверху и обалдели. Труба камнедробилки полтора метра в диаметре, и Зеба должен был прямо на лопасти свалиться. Это неожиданный и мощный удар, это безусловный и кошмарный конец – почти «адовы» жернова. Да ведь это Зеба! На то он и Зеба, и здесь, действительно, в здоровом теле – здоровый, точнее, могучий и стойкий дух. Зеба летел метра четыре. От внезапности он не должен был сгруппироваться и что-либо предпринять, и удар должен был быть не хилым, и ситуация – роковая. Но он, видимо, моментально все же сгруппировался и попытался бороться: руками и ногами уперся в стену трубы и стал подниматься, но не успел – мясорубку-камнедробилку включили. Обагрились лопасти кровью Зебы – видать им понравилось, ускоряясь, мясорубка всасывала в себя свою жертву, и гравитация к земле тащила, а он не такой смерти хотел и не такой участи был достоин – он все равно карабкался вверх и почти у самого верха был, когда двое зэков оттуда заглянули в трубу. Даже повидавшие все на свете, эти бывалые зэки-подонки были ошарашены. Один из них от вида этого месива просто свалился, его вырвало, потом он побежал, крича:
– Это дьявол, дьявол! Ужас!
А второй оказался упорным, попытался Зебу обратно впихнуть, этим, может, и помог – Зеба в него даже зубами вцепился, сам вылез, а этого зэка в изголодавшуюся, рычащую мясорубку швырнул…
Просто от одной потери крови любой бы умер. Но у Зебы сильное сердце, мощный организм. Конечно же, все, не только заключенные, но и все сотрудники колонии были шокированы и потрясены. Все пытались помочь, из ближайшей городской больницы вызвали врачей, а когда потребовалась кровь, выстроилась огромная очередь, и бедные заключенные собирали деньги на лечение Зебы. А когда посреди ночи приполз слух – Зеба умер, вся зона всколыхнулась. Это был не бунт и протест – это был вызов. Просто каждый хоть мало-мальски уважающий себя зэк захотел хоть на ночь, хоть на час или даже мгновение стать таким как Зеба – смелым! Просто мужчиной! Борцом! А тех, кто пошел против Зебы, все знали. И к утру всех, самых крутых и блатных, кто накануне Зебе в верности присягал, истерзали и придушили. А Зеба выжил. И лишь потому, что был в окрестностях Москвы, а здесь обитали влиятельные люди, в том числе и врачи-профессора, которые по воле судьбы с Зебой в зоне познакомились, и Зеба многим не только честь, но и жизнь сберег. И некоторые из них Зебе, конечно же, помогли. Помогли выжить. Однако это был уже не тот Зеба, это был инвалид. Левая нога – кожа да кости, и она почти атрофирована. Правая нога на вид нормальная, но и она «не слушается», где-то нерв перебит. В общем, осталось половина Зебы. И столь долгожданная амнистия для него тоже сложилась половинчато. Из оставшихся семи лет ему пять скосили, а оставшиеся два – определили на вольное поселение…
– Понятно, что «вольное» поселение не в курортной зоне, а в дыре, – таежная глухомань в бескрайней Сибири, наподобие этого места, – продолжает свой рассказ Алексей Николаевич, – где-то под Канском, в Красноярском крае. Конечно, по сравнению с зоной – это почти свобода, которую Зеба только через тридцать семь лет дождался. Да зона свое взяла – теперь он калека, инвалид и самостоятельно двигаться почти не может, только на инвалидной коляске. А коляска у него была импортная, крутая, с моторчиком – кто-то подарил, но Зеба эту коляску по пьяне разбил. Да, Зеба стал пить. Еще в больнице, когда была нестерпимая физическая боль, а еще более душевная, ему для облегчения все рекомендовали спирт. Попробовал. Действительно, несколько помогло. И с тех пор почти на старости лет он пристрастился к этому делу, а потом и закурил, в общем, стал под конец как все зэки. И если на зоне со спиртным есть некие проблемы и ограничения, то на поселении – лишь бы деньги были. А деньги – это и не удивительно – у Зебы почти всегда есть, и он, по местным меркам, очень богатый человек, что соответствует его заслугам. Так, кто-то для него постарался, и он официально получает пенсию по инвалидности. Помимо этого, иногда к нему по почте переводят некоторые суммы, а к праздникам дорогие посылки, где порою и ананасы есть. Но, наверное, более всего поступлений от всякого рода ходоков. Даже в эту глушь к нему друзья и знакомые приезжают, может, просто проведать, а скорее всего, с проблемами и делами – Зеба и отсюда «разводит», как говорится, разборки устраивает. Иногда, видимо, дела серьезные, и Зебе, хотя это запрещено, приходится ехать, точнее, его везут, в райцентр аж за триста верст, где есть телефонная связь.
В общем, Зеба в этой тюремной среде вырос, в ней остался, еще востребован, и благодаря своему авторитету, а более прошлым делам, дивиденды получает. Однако все знают, что Зеба к деньгам равнодушен, и когда они есть, лишь умеет их тратить. Он очень многим помог – кому крышу, кому печь, а кому просто на большую землю поехать, а всей деревне – на зиму дров купить, в школе окна поменять. Но более всего он любил праздники. Вот где он совсем щедр – гулял широко. И у него, как ни странно, еще одна страсть появилась – к женщинам. И вот как-то пригласили Зебу на какой-то праздник в соседнюю деревню, что за пятьдесят верст. А Зебу не просто так встречают – щедро стол накрыт, Зеба за тамаду, как обычно, раздольно гуляет, да к местным бабам приглядывается. А тут кто-то ему сообщил, что в этой деревне есть девушка кавказских кровей.
– А где она? – заинтересовался Зеба.
– Она на такие мероприятия не ходит. И вообще никуда не ходит. Да она тебе и никому не понравится – она каланча, вот такая, – рассказчик до упора поднял руку, – да и шнобель, как клюв орла.
– Я хочу кавказскую девушку увидеть, – стал настаивать Зеба.
Послали гонца, получили отказ. Это задело самолюбие Зебы, да и любопытно стало. Вновь послали, и вновь отказ. И тогда Зеба сказал:
– Передайте, что ее зовет кавказский мужчина. И если в ней что-то есть от Кавказа, то она должна явиться. Хотя бы поприветствовать меня, как старшего.
И она пришла. Ее настоящее имя Русудан. Но здесь ее звали Руслана. Ей уже было за тридцать пять, однако из-за крупных габаритов выглядела еще старше. Она была выше всех в селе, даже мужчин, под два метра. Даже прежний Зеба был бы на голову ниже, а теперь он перед ней совсем маленький. У Русланы широкие плечи и большие руки. Можно было бы сказать, что у нее лицо симпатичное, – гладкая, белая кожа, темно-синие красивые глаза. Вот только нос уж больно большой, с горбинкой. Зато – роскошные черные волосы. Кто помнил, говорили, вся в отца. Ее отец – грузин, военный, в конце тридцатых он был репрессирован, попал в эту глухомань и завел себе как бы домработницу. Она родила сына – тот умер, а потом Руслану. С началом войны отца Русланы отозвали. Он уехал, и более никаких известий от него не поступало. Мать Русланы, женщина сибирская, малообразованная, отца дочери и не искала. А вот Руслана, повзрослев, делала попытки найти – однако ничего вразумительного. Руслана и ее мать ведут очень замкнутый образ жизни. У них небольшой огород, скотина есть. Руслана закончила только местную начальную школу, другой здесь нет, а в райцентр в интернат мать ее не пустила. И за всю свою жизнь Руслана почти нигде не была: только огород и скотина. Правда, есть у нее страсть – она любит рыбалку и ходит часто в лес ягоды и грибы собирать. Словом, Руслана и ее мать почти нелюдимы. И лишь один раз вокруг этой семьи возникли некие разговоры.
В конце шестидесятых сюда прислали очередную партию на вольное поселение. Среди них был некто Федор, а может, его как-то иначе звали, но это неважно. Этот Федор был очень высокий и здоровый мужчина, и он приметил Руслану, стал ее домогаться, приставать. Она его игнорировала и попросила не беспокоить. Но Федор не отставал. И вот как-то пошла Руслана по осени в лес, в тайгу, а она на весь день далеко уходила, и Федор тайком за ней. Вечером Руслана вернулась, и говорили, корзина пустая была, а Федора более никто не видел. Как позже выяснилось, Руслана его за собой в лесные болота поманила –