К его рту придвинулся микрофон.
— Кто там? — спросил Барни.
Ответил незнакомый голос:
— Говорит Ихольц. Из фирмы «Чуинг-зет мануфакчурерс», Бостон. Мы не могли бы приземлиться и где-нибудь обсудить вопрос о приеме вас на работу в нашу фирму?
— Я сейчас направляюсь в призывную комиссию. Добровольно.
— Вы еще ничего не подписали?
— Нет.
— Хорошо. Значит, еще не поздно.
— Но на Марсе я смогу жевать кэн-ди, — сказал Барни.
— Зачем вам это, ради бога?
— Чтобы быть снова с Эмили.
— Кто это — Эмили?
— Моя бывшая жена. Я расстался с ней, когда она забеременела. Теперь я понимаю, что это были единственные счастливые дни в моей жизни. Честно говоря, я люблю ее сейчас больше, чем когда-либо. Вместо того чтобы со временем слабеть, это чувство только углубилось.
— Послушайте, — сказал Ихольц. — Мы можем дать вам столько чуинг-зет, сколько вам потребуется, а это еще лучше. Благодаря ему вы сможете жить вечно в идеальном союзе со своей бывшей женой. Нет проблем.
— А может быть, я не хочу работать на Палмера Элдрича.
— Ведь вы сами хотели!
— Я начал сомневаться, — сказал Барни. — Серьезно сомневаться. Вот что я вам скажу: не звоните мне — я сам вам позвоню. Если меня не призовут.
Он отодвинул микрофон.
— Пожалуйста, — сказал он автомату. — Спасибо.
— Это очень патриотично — явиться добровольно, — сказало такси.
— Занимайся своим делом, — сказал Барни.
— Думаю, что вы поступаете правильно, — сказало такси.
— Если бы я только полетел на «Сигму четырнадцать-бэ» спасать Лео, — сказал Барни. — Или на Луну? Я уже не помню, где это было. Все кажется каким-то сном. Во всяком случае, если бы я полетел, сейчас я работал бы у него и все было бы в порядке.
— Мы все совершаем ошибки, — сочувственно сказало такси.
— Но некоторые из нас, — пробормотал Барни, — совершают роковые ошибки.
«Сначала в отношении тех, кого мы любим, наших жен и детей, а потом — наших работодателей», — подумал он.
Такси с тихим гудением летело дальше.
«А в конце, — думал Барни, — мы совершаем последнюю ошибку. Ту, которая касается нашей жизни, подытоживает ее. Пойти работать к Элдричу или отправиться на Марс. И что бы мы ни выбрали, мы знаем лишь одно: это был неправильный выбор».
Час спустя он прошел медицинскую комиссию, был признан годным и подвергнут психиатрическим тестам — их проводило нечто, очень напоминавшее доктора Смайла.
Тоже с положительным результатом.
Как в трансе, он принес присягу («Клянусь, что буду считать Землю своей матерью и признавать ее ведущую роль…»), после чего, вручив ему пачку выдержанных в радостном тоне информационных брошюрок, его отправили домой собирать вещи. У него было двадцать четыре часа до отлета… туда, куда ему предстояло лететь. Пока этого ему еще не сообщили. Предписание о месте назначения, вероятно, начиналось со слов: «Мене, мене, текел». По крайней мере, должно было, если учитывать возможные варианты.
«Все позади, — размышлял он, испытывая разные эмоции: удовлетворение, облегчение, испуг и тоску, вызванную пронзительным ощущением катастрофы. — Во всяком случае, — думал он, возвращаясь домой, — это лучше, чем выйти с непокрытой головой на солнце».
А так ли это?
По крайней мере, это медленнее. Чтобы умереть таким способом, потребуется больше времени, может быть даже пятьдесят лет, и это устраивало его больше. Почему — он не знал.
«Впрочем, я всегда могу это ускорить, — подумал он. — В колониях наверняка для этого будет не меньше возможностей, чем здесь, может быть, даже больше».
Когда он собирал свои вещи, в последний раз укрывшись в своей любимой квартире, на которую он с таким трудом зарабатывал, зазвонил видеотелефон.
— Мистер Байерсон… — Девушка, какая-то второстепенная сотрудница какого-то второстепенного отдела сектора внеземных колоний ООН. Она улыбалась.
— Майерсон.
— Ах да! Я звоню, чтобы сообщить вам место вашего назначения, и — вам повезло, мистер Майерсон! — это плодородный район Марса, известный под названием Файнберг-Кресчент. Я уверена, что вам там понравится. Ну, всего хорошего, сэр, и желаю успеха!
Она продолжала улыбаться, пока он не выключил изображение. Это была улыбка человека, который никуда не летит.
— Желаю успеха и тебе, — сказал он.
Файнберг-Кресчент. Он кое-что о нем слышал. Действительно, это был относительно плодородный район. Во всяком случае, у колонистов были там огороды; в отличие от некоторых других мест это не были пустыни замерзшего метана, над которыми в течение месяцев бушевали жестокие бури. У него наверняка будет возможность иногда выходить из барака наружу.
В углу комнаты стоял чемоданчик с доктором Смайлом. Барни включил его и сказал:
— Доктор, вам трудно будет в это поверить, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь. Всего хорошего, и желаю успеха, как сказала девушка, которая никуда не летит. Я согласился добровольно, — пояснил он.
— Бгррр, — заскрежетал доктор Смайл, скрипя у себя в подвале шестеренками. — Ведь с вашим характером… это просто невозможно. Какова была причина, мистер Майерсон?
— Желание смерти, — сказал он и выключил психиатра.
Молча продолжая собирать вещи, он думал: «Боже мой!
А ведь так недавно у нас с Рони были такие грандиозные планы! Мы собирались по-крупному продать Лео и перейти к Элдричу. Что же случилось? Я тебе скажу, что случилось, — ответил он сам себе. — Лео начал действовать первым. И теперь Рони занимает мое место. Именно этого она и хотела».
Чем больше он об этом думал, тем больше злился, не видя никакого выхода. Сделать ничего было нельзя, по крайней мере в этом мире. Может быть, когда он примет кэн-ди или чуинг-зет, может быть, тогда он окажется во Вселенной, где…
В дверь постучали.
— Привет, — сказал Лео. — Можно войти?
Он прошел в комнату, вытирая платком свой огромный лоб.
— Жарко. В газете я прочитал, что стало теплее еще на шесть десятых…
— Если ты пришел, чтобы предложить мне вернуться на работу, — сказал Барни, отрываясь от сборов, — то ты опоздал, поскольку я добровольно поступил на службу. Завтра я улетаю на Файнберг-Кресчент.
Если Лео решил с ним помириться, то это настоящая ирония судьбы. Полный оборот колеса фортуны.
— Я не собираюсь предлагать тебе вернуться на работу. И я знаю, что ты поступил на службу. У меня есть информаторы в отделе мобилизации, а кроме того, мне сообщил об этом доктор Смайл. Я платил ему — о чем ты, естественно, не знал, — чтобы он информировал меня о твоих успехах в снижении устойчивости к стрессам.
— Так чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты поступил на работу к Феликсу Блау, — сказал Лео. — Мы уже все продумали.
— Остаток своей жизни, — тихо сказал Барни, — я проведу в Файнберг-Кресчент. Не понимаешь?
— Успокойся. Я пытаюсь найти какой-то выход из этого положения, и для тебя тоже. Мы оба поступили слишком необдуманно: я — когда уволил тебя, а ты — когда отдался этим вампирам из призывной комиссии. Думаю, Барни, что я знаю способ, как заманить в ловушку Палмера Элдрича. Я поговорил с Блау, и ему нравится эта идея. Ты будешь изображать… а вернее, жить как колонист, — поправился Лео. — Ты станешь одним из них. На днях, вероятно на будущей неделе, Элдрич начнет продавать чуинг-зет в твоем районе. Может быть, предложат и тебе. По крайней мере, мы надеемся. Мы на это рассчитываем.
Барни встал:
— И надо полагать, я должен с радостью ухватиться за это предложение.
— Совершенно верно.
— Почему?
— Ты подашь жалобу в ООН. Наши юристы напишут ее за тебя. Ты заявишь, что эта проклятая, отвратительная, паршивая дрянь высокотоксична и обладает побочным действием, не важно каким. Мы организуем показательный процесс, потребуем от ООН, чтобы она запретила производство чуинг-зет как вредного и опасного для здоровья… Мы не допустим его распространения на Земле. Это великолепно, что ты оставил работу в «Наборах П. П.» и поступил на службу. Ты выбрал самый удачный момент.
Барни покачал головой.
— Что это значит? — спросил Лео.
— Я не согласен.
— Почему?
Барни пожал плечами. Собственно, он не знал почему.
— После того как я тебя подвел…
— Ты впал в панику. Ты не знал, что делать; это была не твоя работа. Мне нужно было приказать Смайлу связаться с шефом полиции нашей фирмы Джоном Зельцером. Ладно, все ошибаются. Дело прошлое.
— Нет, — ответил Барни.
«После того, что я узнал о себе, — подумал он, — я не могу об этом забыть. Эти приступы самокритики сильнее всего действуют на сердце. Последствия необратимы».
— Не упрямься, ради бога. Это уже патология. У тебя впереди вся жизнь, даже если ты проведешь ее в Файнберг-Кресчент. Я думаю, что тебя и так бы призвали. Согласен? — Лео раздраженно ходил кругами по комнате. — Черт побери. Ладно, можешь мне не помогать. Пусть Элдрич и его проксы делают что хотят, пусть завоевывают Солнечную систему или, еще хуже, всю Вселенную, начиная с нас.
Он остановился и с яростью посмотрел на Барни.
— Дай мне… дай мне подумать.
— Подожди, пока не примешь чуинг-зет. Сам увидишь. Это отравит нас всех, наш разум и тело, приведет к полному хаосу. — Тяжело дыша от возмущения, Лео вдруг закашлялся. — Слишком много сигар, — слабо сказал он. — Господи… — Он посмотрел на Барни. — Ты знаешь, что этот тип дал мне двадцать четыре часа? Я должен подчиниться, или… — Он щелкнул пальцами.
— Я не смогу так быстро оказаться на Марсе, — сказал Барни. — Не говоря уже о том, что не смогу так быстро освоиться там настолько, чтобы покупать чуинг-зет у торговца.
— Я знаю, — твердо сказал Лео. — Однако ему не удастся так быстро меня уничтожить. Это займет недели, может быть, даже месяцы. А к этому времени у нас будет некто, кто докажет в суде, что чуинг-зет вреден для здоровья. Я знаю, что это кажется невозможным, но…
— Свяжись со мной, когда я буду уже на Марсе, — сказал Барни. — В своем бараке.