– Ой ли…
– И это весь аргумент? – фыркнула Дейзи.
– Да, потому что от «раздвоения», как ты это назвала, не спастись в любом случае. Вот только, если отринуть свою суть, будет лишь тяжелее… – Мари равнодушно пожала плечами. – Ты никогда не знаешь, где твоя сторона, а где чужая. Потому что не можешь рассказать правду. Ни-ко-му…
Их спор прервал стук в дверь:
– Профессор Эттвуд, вице-канцлер вызывает к себе мисс Бэсфорд, – Невысокий студент, похожий на дыню в очках, приосанился, увидев вместо «Пончика» миссис Ройс красавицу Ингрид, так и сочившуюся сексуальностью.
Она удивленно вскинула брови и кивнула:
– Да, конечно. Жаль, дискуссия получалась занятной…
Пока Мари собирала книги в рюкзак и выходила из аудитории, спину кололи любопытные взгляды. Саму Мари не интересовало, зачем Элизабет вызвала ее к себе, потому что она ощущала только липкий страх, который осел в груди и болезненно давил на легкие. Она шла в кабинет не к вице-канцлеру университета. Она шла прямо в лапы к главе общества «Sang et flamme». Мари и рада была бы избавиться от ужаса, ведь из-за него она еле передвигала ноги, но сейчас она чувствовала себя человеком, страдающим офидиофобией, которого засунули в террариум со змеями.
Но в кабинете вице-канцлера не оказалось. Наоборот. Мари встретил молодой мужчина в черной форме коронера. Шляпа с шашечками аккуратно пристроилась у него на коленях, и когда Мари подошла ближе, он поспешно вскочил и уронил головной убор на пол.
– Простите… – Коронер быстро поднял его и затараторил так, что Мари даже не успевала за смыслом.
Кажется, он представился, но часть звуков мужчина проглатывал, поэтому она не разобрала имя и мысленно окрестила его «Родинка», потому что черная родинка возле носа приковывала к себе все внимание, затмевая теплые карие глаза.
Спасибо, что пришли, мисс Бэсфорд. Мне нужно было задать вам пару вопросов насчет смерти Джорджи Чарлсон.
Наверное, Мари привыкла к его речи, потому что стала улавливать в бормотании отдельные слова и даже их смысл. Они сели напротив друг друга в том самом кабинете, где мисс Кэролл приносила ей лицемерные извинения за избиение Огненными девами.
– Меня вызвала вице-канцлер. Я не знала, что это связано с… Джорджи. – Все же она запнулась, хотя пыталась контролировать голос.
«Родинка» кивнул:
– Да, если вы не возражаете, я бы задал вам пару вопросов.
Мари не возражала. Точнее, молчала. Никто ей не давал права отказаться.
– Есть информация, что у вас с покойной были натянутые отношения?
– Да. Она считала, что я увела у нее парня.
– Вы говорите про Эллиота Метаксаса? – «Родинка» делал пометки в блокноте, миниатюрнее которого и не сыскать. – И вы действительно это сделали?
– Нет. Эллиот проявлял ко мне внимание, и только. Они расстались до моего зачисления в университет.
– А где вы были в день смерти мисс Чарлсон? – «Родинка» не отрывался от блокнота, и Мари нахмурилась:
– Вы подозреваете, что это убийство?
– А-а? – Он поднял на нее рассеянный взгляд. Кажется, мыслями «Родинка» витал явно не здесь. – Нет, пока что дело проходит как самоубийство, но мы должны проверить все варианты. Так где вы были?
– На балу, как и все.
– Но вы ушли раньше? Вас не было в зале, когда опрашивали свидетелей.
– Да, когда я уходила, Джорджи еще была жива.
Мари вспомнила, как столкнулась с призраком ведьмы. Они мстят… Но только как дух может причинить вред живому человеку? Мари перебирала в уме все, чему ее учила мама, но никак не могла найти зацепку. Духи бесплотны, они не могут прикоснуться, не могут даже загипнотизировать человека. Все, что у них есть, это слабый телекинез. И при этом они повесили первокурсницу и заставили Джорджи выпить отраву.
– Кто-нибудь может подтвердить, что вы ушли раньше? – «Родинка» нетерпеливо постучал ручкой по блокноту и глянул на наручные часы.
Мари вздохнула, чувствуя себя глупо:
– Эллиот.
– А какие отношения вас связывают с мисс Вайт?
– С кем?
– С Моникой Вайт, – уточнил коронер. – Она очень настаивала на том, что вы хотели отомстить мисс Чарлсон за травлю.
– Вообще-то я думала, что мы подруги. – Мари озадаченно умолкла.
«Родинка» кивнул так, словно ее понимал. Еще минут пять он помучил Мари глупыми вопросами и отпустил. По нему было видно, что он не жаждет переквалифицировать дело. Перед уходом Мари успела разобрать в его бормотание: «отпечатки… лишь жертвы», «улик нет».
На душу словно повесили булыжник. В последний раз Мари видела Монику на балу в честь Хэллоуина, а сейчас узнала, что та намекала полиции на ее причастность к смерти Джорджи.
Мари закинула за спину рюкзак, но на занятие не вернулась. Вместо этого узнала у Айви номер комнаты Моники (та пыталась в мессенджере выпытать, зачем, но Мари проигнорировала ее сообщения) и направилась прямо к ней.
В комнате ни Моники, ни ее соседки не оказалось, поэтому Мари уселась прямо на ковролин и оперлась спиной о дверь. На этаже царила тишина, потому что почти все разбрелись по занятиям. Если кто и зависал у себя, то виду не показывал, и Мари с жадным наслаждением впитывала безмолвие. Долго ждать не пришлось.
Вскоре Мари услышала грузные шаги и разглядела в начале коридора Монику. Та была одета в темно-синий спортивный костюм, руки засунуты в карманы, спина ссутулена. Над ней не хватало мрачного облака с маленькими молниями. Глаза блестели на темнокожем лице, а склеры казались непозволительно белыми.
Мари не встала. Дождалась, пока Моника подойдет к комнате, но так и осталась сидеть на полу, скрестив ноги по-турецки. Внимательно посмотрела на Монику, но та поспешно отвела взгляд.
– Меня допросили.
– Видимо, недостаточно. – Моника таращилась на дверь над головой Мари.
– Ты ведь этого хотела?
– Тебя не касается, чего я хочу. И вообще, держись от меня подальше.
Мари медленно встала и закинула на плечо рюкзак:
– Тебе кто-нибудь говорил, что подслушивать плохо?
Моника не выдержала и впилась в Мари взглядом, но недолго. Через несколько секунд сломалась и закрыла глаза. Судорожный вздох выдал ее страх.
– А тебе говорили, что убивать плохо?
Мари поджала губы и пошла прочь, специально задев Монику плечом. Она не стала оправдываться. Она ни в чем не виновата. Она не убивала.
Не убивала?
Часы побежали друг за другом, словно играли в догонялки, и Мари сама не заметила, как пролетел почти месяц. Оставались последние дни осени перед зимой, и студенты постепенно начинали оживать и мечтать о рождественском бале. Смерть снова отступила в тень, и яркая, стрекочущая жизнь заставила позабыть о том, что она не бесконечна.
Поиски информации о Стихее вновь зашли в тупик, как и отношения с Моникой. Теперь она сторонилась не только Мари, но и Айви, от чего последняя постоянно злилась и порывалась оттаскать Монику за дреды.
Саму Мари оставили в покое. Ее ненавидела Джорджи, а остальные лишь поддерживали эту игру. Возможно, их даже забавляли кошки-мышки с новенькой. Теперь же игра потеряла вкус. Хотя Мари не покидало чувство, что это временно. Огненные девы затаились, но продолжали наблюдать, не позволяя Мари расслабиться.
В остальном жизнь словно застыла. Дело о смерти Джорджи закрыли как самоубийство. Полицию, конечно, смутил выбор столь специфического яда, но они понятия не имели, где покойная его взяла. Некоторые студенты отчислились, все-таки два «самоубийства» за один семестр не прошли бесследно для репутации университета. Но вице-канцлеру мисс Кэрролл удалось успокоить большинство родителей, и она продолжала занимать свой пост.
Казалось, что о приближающемся полнолунии помнит лишь Мари. И, наверное, Эллиот с Дейзи. Та ходила задумчивая, и если вдруг сталкивалась с Мари, спешила уйти прочь, словно пыталась сбежать от своей сути. А Эллиот… Он оставил попытки понравиться Мари, а она втайне даже от себя скучала по его шуткам и разговорам. И постоянно скользила взглядом по студентам, надеясь зацепиться за знакомый блондинистый ежик.
Вот так осень подошла к концу, и наступило первое декабря. Мари закутала шею кремовым кашемировым шарфом – одним из последних подарков мамы, и натянула на уши берет. Плюс пять ощущались как минус пять благодаря морозному ветру, который с легкостью находил малейшие щели в одежде.
Мари остановилась возле знакомого помоста. Чучело ведьмы из соломы трепыхалось, качалось из стороны в сторону, и казалось, вот-вот сбежит.
Начался четвертый месяц обучения в Вэйланде, а жизнь настолько запуталась в плотный клубок, что Мари отчаялась ее распутать.
Мама бы сказала: «Не все сразу, шаг за шагом». Однако Мари не знала, какой шаг будет следующим.
– Мисс Бэсфорд!
Она обернулась на знакомый голос и поняла, что скучала. Они виделись лишь на лекциях и практических занятиях, но Мари оставалась для него одной из студенток. Сердце словно стало пульсировать в груди, делая ее все шире и шире. Профессор Чейз ей не принадлежит. Он с Айви. Так Мари убеждала себя каждый вечер, когда подруга начинала расписывать украденные у жизни свидания с Уильямом.
– Холодно сегодня. – Вместо приветствия он потер руки и улыбнулся. Воротник драпового пальто стойко защищал Уильяма от порывов ветра, но темно-каштановые волосы беспокойно метались.
– Скоро первый день зимы. Вы, наверное, Айви ищете? – Мари старалась говорить спокойно, словно ее не касалось, с кем встречается Уильям. Кого он целует. И почему это не она?
Профессор поморщился, словно упоминание об Айви вызвало зубную боль:
– Я искал тебя, Мари.
В его устах ее имя звучало по-особенному тепло. Как будто она единственная для него.
– Долго думал и понял, что не могу просто ждать. – Он засунул руку за пазуху и достал желтый, цвета кости, конверт. – Это письмо, – он протянул его Мари, и она неуверенно взяла.
На лицевой стороне размашистым почерком была сделана надпись на незнакомом языке, в которой угадывались лишь имена: Георг и Николетта.