Подобно роковой блуднице,
Меня закрыли на замок.
И в памяти, как в лабиринте,
Блуждаю я из года в год.
О, где же выход? Помогите!
От гибели на волосок…
Мне снится сон, где я свободна,
А в жизни – в ржавых кандалах.
Хочу на миг, пусть мимолетно
Расправить крылья, как в мечтах…
– Вот видишь, – удовлетворенно произнесла Несса, когда Мари закончила. – Только настоящая Стихея может так владеть словом. Сейчас они не имеют силы, пусть так и остается. Если ты пробудишь свою память, то не выдержишь всей мощи Стихеи, и она уничтожит твой разум.
– Что? – Мари моргнула. – Я – Стихея, но не могу пользоваться своей силой, иначе свихнусь? Так, что ли?
Ее вопрос звучал абсурдно, тем не менее Несса кивнула:
– Ты станешь злом во плоти. Ведьмы долго ждали появления Стихеи, но необязательно ею становиться. Твоя мама всю жизнь пыталась уберечь тебя от этого.
– Мама знала? – Мари сделала еще шаг и обессилено села на покрытый инеем булыжник.
Странно, что теперь у нее нет видений, как в прошлый раз. Возможно, из-за Нессы. Возможно, потому что этому месту больше нечего ей сказать.
Конечно, знала. И заблокировала твою память еще в младенчестве. Она хотела, чтобы ты жила, а не страдала… – Несса подошла к Мари и опустила руку на ее голову. Холод проник в голову даже через ткань берета. – К тому же все, что ты должна, ты уже сделала. Твое появление в Вэйланде запустило цепь перемен, и скоро город, который раньше принадлежал ведьмам, снова станет нашим.
– Как-то все неправильно, – прошептала Мари.
– О, нет, моя дорогая. Все очень правильно. Осталось дождаться Голубой луны, и тогда все закончится.
После стольких месяцев однообразного питания, вида решетки и серых известковых стен Ребекка дичилась комнаты, которую ей выделила Элизабет. Тяжелое пуховое одеяло, жаккардовые подушки в изголовье старинной кровати с резными столбиками. Бархатная ткань цвета переспелой вишни на окнах прятала невольную гостью главы «Sang et flamme» от людских глаз.
Элизабет ходила по лезвию ножа, и Ребекка прекрасно осознавала всю щекотливость ситуации. Элизабет следовало сжечь ведьму повторно еще десять месяцев назад, а не держать в плену. Но если плен еще хоть как-то можно было объяснить, то организованный побег и укрывательство у себя дома – нет. Элизабет не просто выгонят из Общества, ее убьют. Впрочем, интуиция подсказывала Ребекке, что если правда вскроется, Элизабет не вынесет позора и покончит с собой сама.
Дни, что она провела в доме бывшей подруги, перенесли Ребекку в прошлое. В те времена она была одинока, ее считали странной, но дружба с урожденной Берггольц дала ей защиту. До тех пор, пока в Вэйланде не появилась Несса…
Ребекка стиснула зубы. Не следовало ей доверять. Никому нельзя доверять. Даже Элизабет предала ее, когда Ребекка призналась, что она – ведьма. Даже Элизабет…
В дверь постучали, и Ребекка отвернулась от картины, на которой неизвестный художник грубыми мазками написал город в огне. В узких улицах и каменных домах угадывался Вэйланд, вот только посредине города пролегала глубокая трещина – настолько глубокая, что из нее вырывались языки адского пламени.
Не дождавшись ответа, Элизабет по-хозяйски вошла в спальню и тоже обратила внимание на картину:
– Ее нарисовал мой предок Берггольц. Предсказал, что Вэйланд разорвут надвое, если некто сильный не возьмет его под контроль.
– Для обычного человека он слишком много видел.
– Когда всю жизнь борешься со злом, это необходимость, – с благоговением прошептала Элизабет и тут же натянула на лицо маску типичной лондонской леди – холодную, учтивую и равнодушную. – Мы прекратили поиски, поэтому ты можешь выйти наружу. Я подготовила для тебя в прихожей серую куртку из секонд-хенда и черный берет, – такие носят вэйландские старушки, думаю, в таком виде ты не привлечешь внимание.
– Спасибо, что беспокоишься обо мне, – усмехнулась Ребекка.
Сначала промелькнула шальная мысль собрать вещи, но потом она вспомнила, что ее вещей здесь нет. Только та одежда, которой с ней поделилась Элизабет. Висящие на бедрах синие джинсы и мешковатый шерстяной пуловер не по размеру.
– Я беспокоюсь не о тебе, – огрызнулась Элизабет и вышла из комнаты. Продолжила говорить она уже в коридоре, видимо, не сомневаясь, что Ребекка идет следом: – Я просто хочу, чтобы ты сдержала обещание и увела Стихею из Вэйланда, пока не поздно.
Ребекка спускалась за ней по лестнице и касалась перил из темного ореха. Знакомые щербинки, сколы, впадинки. Удивительно, но пальцы помнили. Как часто она гостила в этом доме в детстве. Как часто они с Элизабет взбегали по ступеням вверх, а затем так же скатывались вниз, визжа и хохоча, потому что молодость всегда берет свое. Потом умерла мама. А после появилась Несса…
– И у тебя даже нет желания ее сжечь? – Они поравнялись в узкой прихожей.
Элизабет, как всегда собранная, черные волосы уложены в прилизанный пучок, губы подведены алой помадой. Она изменилась сильнее, чем готова была признаться даже себе.
– Поверь мне, если бы я могла… – Она сделала глубокий вздох. – Но я не хочу рисковать. К тому же… Да, я боюсь. Я знаю, что все смерти связаны с ней. Души ведьм жаждут мести. Но они успокоятся, как только Стихея уйдет из Вэйланда. – Стало неясно, кого пытается убедить в этом Элизабет: себя или Ребекку. – Я знаю, что ты не до конца прогнила, Ребекка. Поэтому я доверилась тебе. И пошла на риск.
– Спасибо за комплимент. – Ребекка закатила глаза и стала одеваться. Элизабет говорила заготовленными фразами члена общества «Кровь и пламя». – Несмотря на нашу прошлую дружбу, ты все равно пыталась меня сжечь.
– Это мой долг. – Элизабет поджала губы. Совесть ее не мучала. Критично оглядела маскировку, заставила покрутиться. – Сойдет.
Ребекка бросила равнодушный взгляд в сторону зеркала. В берете и невзрачной куртке она выглядела как мальчишка. На худощавом лице терялся возраст, и только вблизи бросалась в глаза мелкая сетка морщин.
Элизабет протянула записку с адресом:
– Найдешь ее здесь. Она работает в «Чайной». Помнишь, в той самой…
Ребекка засунула бумажку в карман, даже не взглянув. Пути Дьявола и правда неисповедимы. Мари устроилась на работу в то самое кафе, которое помогали открывать две лучшие подруги: Лиз и Бекки. Снова ностальгия кольнула сердце. Значит, еще не все чувства атрофировались.
– Мы больше не увидимся, – заметила Элизабет, когда Ребекка взялась за ручку двери, – поэтому я надеюсь, ты сдержишь обещание.
Ребекка открыла двери и шагнула в морозные объятия зимы.
– И еще, – вдруг донеслось ей вслед.
Она обернулась.
– Я рада, что ты пережила казнь, – быстро пробормотала Элизабет и скрылась в доме.
Ребекка стояла на припорошенном снегом каменном крыльце и задумчиво смотрела на знакомые улицы Вэйланда, которые в свете желтых фонарей казались иллюстрациями для книги новогодних сказок. Все-таки Элизабет изменилась не во всем.
На всякий случай накинув на голову капюшон, Ребекка спустилась с крыльца и пошла в сторону «Чайной». Давно она уже не испытывала такого предвкушения. Сердце подкатилось к самому горлу и мешало дышать. Как давно она не видела дочь? А вдруг она будет не рада, что мама жива? Вдруг она разозлится за ее исчезновение?
Пока Ребекка шла к кафе, она словно вернулась в молодость, когда от одного гневного взгляда родного человека могла оробеть и растерять остатки смелости.
Ребекке даже пришлось остановиться, чтобы собраться с духом. Нет, Мари – умная девочка, все поймет. Ребекка воспитывала ее особенной, потому что такой она и была.
Но, несмотря на внутренние убеждения, ощущение непоправимого горя шлейфом стелилось позади Ребекки. А стук сердца отбивал в ушах два слога: позд-но, позд-но, позд-но.
Мари как раз закрывала входные двери, когда Ребекка подошла к «Чайной». Дочь стояла в круге желтого света, который отбрасывал старинный фонарь. Волосы золотым полотном закрывали спину Мари до пояса, и от них исходило легкое сияние.
Ребекка не удержалась и прикоснулась к ним, желая стиснуть дочь в объятиях так сильно, насколько позволят ослабевшие руки.
Но Мари отшатнулась.
– Вы кто? – Она пронзила Ребекку взглядом темно-карих глаз. Ведьминским взглядом. На ее лицо упала тень.
– Ты не узнаешь меня? – Ребекка растерялась. Она готовилась к чему угодно, но только не к этому.
Кто вы? – повторила Мари, словно говорила с глухой.
Ребекка сделала шаг назад:
– Мари, я – твоя мама.
Лицо дочери исказила безумная гримаса. Верхняя губа приподнялась в оскале:
– Издеваться вздумала? – прошипела она.
Мари… – Ребекка растерялась. – Ты не узнаешь меня?
– Моя мать мертва. А теперь проваливай, ведьма, пока я не сдала тебя в лапы Общества.
– Нет, постой! – Ребекка вскинула руку. «Думай, думай!» – Помнишь, как на ночь я рассказывала тебе сказки о благородных и добрых ведьмах? Помнишь, наши разговоры после каждого шабаша, как нам повезло родиться ведьмами?
Мари прищурилась. На лице не отразилось ни единой эмоции, но Ребекка ощутила сомнения дочери. Они невидимыми волнами расползались вокруг.
– Ты знала мою мать? Зачем прикидываешься ею? Отвечай!
Мари шагнула к Ребекке, и от неожиданности та отпрянула. Она заметила, что к ним приближается рыжеволосая девушка и снова отступила. Нельзя светиться. Вдруг это член общества «Sang et flamme». Она не могла подставить Элизабет.
Ребекка бросила последний взгляд на дочь, а затем развернулась и побежала. Ледяной воздух ворвался в легкие и словно заморозил их изнутри, но Ребекка бежала, пока вновь не очутилась на крыльце Элизабет.
Она постучалась, даже не осознавая, что совершает ошибку. Если глава «Sang et flamme» поймет, что все планы порушились, ей ничего не стоит снова отправить Ребекку на костер. И все же последние слова Элизабет вселили робкую надежду.