С помощью Эллиота Мари встала. Ноги онемели и не слушались. И вся она была словно разбитая ваза.
– Ты сделала выбор, – прошептал Уильям и шагнул назад. – Это к лучшему, да, все так и должно быть.
– Выбор? Тебя лишь волнует, с кем я останусь, когда в Вэйланде убивают невинных? – вскричала Мари и замахнулась, но Эллиот перехватил ее руку:
– Не надо. Он не стоит того. И он все еще профессор.
Мари зажмурилась на мгновение. Когда открыла глаза, то взглянула на Эллиота и Дейзи. Та выглядела как увядшая роза, и Мари даже не хотела думать, как выглядела сама.
– Уведи меня, – прошептала она.
Эллиот кивнул и подхватил ее за талию. Они медленно пошли прочь, но Мари неожиданно замедлилась и обернулась на Уильяма. От сердца будто отрывали половину.
– Я больше не намерена барахтаться в болоте лжи и неизвестности, Уильям. И когда я узнаю правду, обещаю, ты заплатишь за все.
Тот лишь горько улыбнулся:
– Когда ты узнаешь правду, то поймешь, что уже отомстила.
Мари отвернулась и прижалась к Эллиоту, хотя в душе она плакала кровавыми слезами. Боль обращалась в стихи, которые беззвучно звенели внутри.
Пустая душа не плачет, не стонет,
Она знает – крики не лечат боль.
От предательства слез уже не уронит,
И к виску произвольно приставит кольт.
Мир больше не наш, он расколот,
Над дружбой теперь занесен чертов молот…
Никогда, ни за что не видать прощения,
Лучше сдохнуть, чем обмануться вновь.
Ничего не стоят слова огорчения,
Ничего не значит список звонков.
Отвернись, не смотри, как несчастный ребенок,
Мы уже выцветаем со старых пленок.
Очередной бал в Вэйланде закончился разбитыми сердцами. Возможно, однажды Мари перестанет страдать здесь и обретет покой?
Она добровольно загнала себя в ловушку.
Элизабет поняла это еще раньше. В тот миг, когда Ребекка не сумела увести Стихею из Вэйланда, а после слегла с высокой температурой и пролежала без сознания неделю. Элизабет лечила ее как могла, впервые пожалев, что не знает ведьминских рецептов, так как вызвать врача она не могла. Пешки общества еще рыскали по Вэйланду, пусть и не так активно, но Элизабет не хотела рисковать. Так что она оставила жизнь Ребекки на волю Бога, точнее Дьявола, ведь это в его честь ведьмы устраивали шабаши. Что ж, он не оставил свою подданную, и Ребекка все-таки выжила.
Элизабет негодовала, что та продержалась в плену столько месяцев без единой простуды, а после первой же прогулки слегла. Хотя настоящая причина крылась в том, что родная дочь не признала Ребекку. Элизабет поняла, что оказалась в ловушке.
У Ребекки есть дочь, и она – Стихея. В Вэйланде. Но стоило подумать об этом, чтобы понять, кто именно, у Элизабет начиналась сильная мигрень. Здесь не обошлось без ведьминских чар, но пока что Ребекка еле ворочала языком, чтобы ответить.
Последней каплей стало экстренное собрание «Sang et Flamme» на следующий день после рождественского бала. Элизабет была далеко не дурой, поэтому прекрасно знала, чем все закончится лично для нее.
В Вэйланд приехали главы из других стран, куда добралось влияние Инквизиторов. Америка, Россия, Индия, Китай… Присутствовали не все, но и тех, кто прибыл, было достаточно.
Элизабет выделила для встречи просторный переговорный зал в теплых кремовых оттенках. Окна были завешаны плотными бежевыми шторами, которые прятали не только от солнечных лучей, но и любопытных глаз. Последние сто лет «Кровь и пламя» перестали проводить собрания в подвальных помещениях, прячась за мантиями и капюшонами. Сейчас Главы вольготно расположились в мягких креслах за длинным овальным столом. В их богатой одежде крылось величие и пресыщенность жизнью. На среднем пальце каждого блестел знаменитый перстень общества.
Собрание начали, когда Элизабет села во главе стола и с приветливой улыбкой окинула взглядом лица присутствующих. В ответ никто не улыбнулся.
Мисс Кэролл. – Седовласый, грузный, как пончик, американец мистер Грин сидел по правую руку от Элизабет и сосредоточенно крутил перстень на пальце. Видимо, ему доверили озвучить неприятные новости. – Мы уже несколько месяцев наблюдаем за тем, что происходит в Вэйланде, и сказать, что обеспокоены, будет преуменьшением.
– Мы в ужасе! – перебила его смуглая индианка на хорошем английском. Ее черный атласный костюм переливался на свету, искрясь.
– Миссис Ахуджа, – осторожно начала Элизабет, и индианка поморщилась от обращения, – ситуация действительно вышла из-под контроля, но на моем месте никто бы не справился лучше…
Элизабет, тот факт, что вы – потомок самого Берггольца, еще не делает вас особенной, – заметил мистер Грин. – И вы не справляетесь. Две жертвы, одна из них Древняя. Страшные знамения: огненные буквы, мертвые вороны, повешенные кошки. А вы до сих пор не нашли виновного!
– Это Стихея, о ней предупреждал Берггольц…
Мы знаем, что Стихея, – мягко произнес мистер Воронов. Обаятельный черноглазый мужчина, всегда поздравлял ее с праздниками. Но в это Рождество Элизабет не дождалась от него сообщения. – Но кто именно?
– Я считаю, что пора прекращать с прелюдиями. Вы потеряли Охотничьего Пса и не сумели, как положено, провести казнь над ведьмой. Вместо этого удерживали ее в плену несколько месяцев, пока она не сбежала. Слишком много провинностей для того, чтобы продолжать занимать пост вице-канцлера университета и главы английского общества «Sang et flamme». – Миссис Ахуджа громко хлопнула в ладоши и повернулась в сторону двери: – Мисс Эттвуд, войдите!
Элизабет вздрогнула, увидев Ингрид. И сразу догадалась, кто в подробностях рассказал главам обо всем, что происходило в Вэйланде. Последние слова миссис Ахуджи еще не достигли сознания Элизабет. Потерять место вице-канцлера и главы? Это невозможно, она же потомственная Берггольц. Пустая угроза.
– Достопочтенные главы, рада вас видеть, – Ингрид улыбнулась, даже не удостоив Элизабет взглядом. А ведь совсем недавно она заглядывала ей в рот и ловила каждое слово.
На ней красовалось строгое синее платье с высоким воротником, которое идеально обрисовывало каждый изгиб. Голубые глаза лучились предвкушением.
– Смею вас заверить, что под моим руководством Вэйланд вернет свое былое величие, – заявила Ингрид. Ее густые каштановые волосы были забраны в строгий пучок, так, словно она всегда одевалась столь скромно и не вызывающе. И шаблонные фразы с ее уст на этот раз звучали очень гармонично.
– Мы в этом уверены. – Мистер Воронов улыбнулся еще шире. Кажется, больше он не намерен поздравлять Элизабет с праздниками.
– Вы это серьезно? – До нее начало доходить, что они не шутят. – Вы не можете сместить меня с должности!
– Можем, – встрял китаец, имя которого Элизабет никак не могла запомнить. Он расплывался перед ее глазами большим желтым пятном. – Большинство проголосовали «за». К тому же мисс Эттвуд принесла нам имя Стихеи.
– Верно, мистер Гуанчжоу, – подтвердила Ингрид. – Ее имя – Мария Ребекка Бэсфорд. Первокурсница на кафедре «Классики и Древней истории». Моя студентка Моника Хилл слышала, как Мария сама призналась в том, что она ведьма. Мне остается лишь проверить цвет ее крови.
Мария Ребекка. С глаз Элизабет словно упала пелена. Ребекка Бэсфорд. Одни и те же глаза, цвет волос. Только слепец или одурманенный чарами мог не заметить очевидное. Первокурсница, которая с первого дня притягивала к себе неприятности магнитом, и оказалась Стихеей. А Эллиот, глупый мальчишка, неспроста увивался за ней хвостом. Он влюбился!
Элизабет раздирало от желания крушить все вокруг и истерически хохотать.
– И теперь вы поставите вместо меня ее? – пренебрежительно выплюнула она в сторону Ингрид.
Та стояла поодаль, словно боялась, что Элизабет набросится на нее.
– Верно. Совету университета мы тоже сообщили. Поэтому с завтрашнего дня вы освобождены от своих обязанностей, – кивнул мистер Грин. – Если вы не станете разглашать информацию о существовании Общества, то можете быть спокойны за свою жизнь. За прежние заслуги мы позволим вам уйти на покой.
Элизабет поджала губы. Ей хотелось упасть на колени и умолять. Но вместо этого она поднялась на ноги и расправила невидимые складки на белом обтягивающем платье.
– Через два дня полнолуние, будет новая жертва, – обратилась она к Ингрид.
Та изящно пожала плечом:
– Не будет. Я разберусь со Стихеей раньше.
– Это Стихея, а не обычная ведьма, глупая. Ты не справишься.
– Я убью Стихею. И накажу Охотничьего… щенка за своеволие, – процедила Ингрид.
– Цепь проклятья запущена. Ее смерть уже ничего не изменит.
Элизабет направилась к выходу, но мелодичный голос Ингрид долетел в спину:
– Ты забыла снять перстень, Элизабет.
Она застыла. Затем медленно подняла руку и посмотрела на фамильное кольцо. Оно передавалось из века в век. От потомка к потомку.
Элизабет стянула его и разжала пальцы. Перстень скатился по ладони и утонул в мягком ворсе ковра. Всему наступает конец. Она больше не урожденная Берггольц.
Она – Элизабет Кэрролл.
Никто.
Ее свергли одним днем, наплевав на предыдущие заслуги из-за единственной ошибки. Кто, кроме нее, сжег больше всех ведьм? Элизабет была готова поклясться, что миссис Ахуджа или тот же Воронов даже не видели в своей жизни ни одной ведьмы. Для них всех членство в обществе – это лишь возможность заполучить власть и хоть на миг прикоснуться к исцеляющей мази.
Когда Берггольц из праха ведьмы изготовил панацею от всех болезней и ран, он разделил ее между главами, но бо́льшая часть осталась в Вэйланде. Элизабет не сомневалась, что остальные члены общества уже истратили свои запасы, ведь у нее самой осталась лишь малая толика. О чем никто не догадывался.
Но проблема была в том, что повторить успех Берггольца ни у кого не получалось, ведь считалось, что рецепт утерян. И лишь Элизабет недавно поняла, в чем состоял его главный секрет. И это привело ее в ужас.