– Ты тоже ведьма, но это не мешает мне любить тебя, – огрызнулся Эллиот, когда в очередной раз ничего не услышал.
– Еще лет сто назад я должна была бы уйти из семьи и примкнуть к шабашу. Ну, а тебе бы снесли голову за то, что ты влюбился и покрывал ведьму.
– Если ты думаешь, что развлекаешь меня такими разговорами, то ошибаешься, – фыркнул Эллиот. – Я захожу!
– Постой! – Дейзи соскочила с подоконника. – Вдруг еще рано?
– Уже поздно. – Он распахнул двери и тут же скрылся в комнате. – Мари! – услышала Дейзи его возглас.
Когда она осторожно заглянула внутрь, то увидела, как Эллиот поднял Мари и уложил на кровать. В ее руке был зажат локон. Потерявшая силу шкатулка валялась на полу.
– Мари, пожалуйста, очнись! – Эллиот тряс ее за плечи, делал искусственное дыхание, растерянно щупал пульс на запястье.
– Она дышит, – заметила Дейзи и включила свет. – Хоть и бледная.
– Зря мы ей позволили, – застонал Эллиот и лбом прислонился к руке Мари. – Стоило слушать более опытных ведьм, а не двух малолетних девчонок! – Он почти рычал от злости. Эллиот пальцами впился в покрывало, словно хотел разорвать.
– Нет никого опытнее Стихеи, – прошелестел тихий голос, и Мари открыла глаза.
Эллиот тут же вскинул голову, и Мари с необъяснимой нежностью коснулась его лица. Из ее пальцев выпал локон, который тут же обратился в прах.
– Мари, ты не слетела с кукушек? – Дейзи прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди. Сердце колотилось, намекая, что они могли ошибиться.
Мари медленно села на кровати и снова посмотрела на Эллиота. Тот, чтобы не глядеть ей в глаза, наклонил голову и прижался губами к ее пальцам.
Мари хмыкнула:
– Я всегда выбирала самых неподходящих мужчин для любви. Саул, Одиссей… А Ноэль! – Мари вздохнула. – Теперь Охотничий Пес. Радует, что времена больше не такие темные, Эллиот. Но тебе следует быть осторожным. «Sang et flamme» славятся своей мстительностью. – Она перевела взгляд на Дейзи. – И нет, я не сошла с ума. Наоборот, я наконец-то стала собой.
– А… то есть ты все вспомнила? – Дейзи нахмурилась. Мари выглядела слишком умиротворенной. – Тебя сжег Берггольц?
– Люциус? – Мари вскинула брови. – Нет, он был моим другом. – В ее голосе прозвучала грусть.
Эллиот наконец встал и глянул на Мари сверху-вниз:
– Ты должна нам все рассказать. Особенно меня интересуют твои отношения с Уильямом.
– Кто о чем, а мужики – о яйцах. – Дейзи закатила глаза.
– Издеваешься?! Он может быть причастен к гибели Айви! И Джорджи! – Эллиот вспыхнул, словно спичка.
Нет. – Мари зажмурилась, и по ее щеке скатилась слеза. – Он не причастен. – На несколько минут она затихла, пытаясь выровнять дыхание, а когда вновь открыла глаза, они почернели от горя. – В их смерти виновата… я.
Повисла тишина. Душная, бьющая свистом в ушах. Как ни странно, но первой ее осмелилась нарушить Дейзи:
Я вниз. Заварю крепкий кофе. Не думаю, что мы сегодня уснем, а Мари предстоит еще много и много говорить.
Эллиот погладил Мари по голове и глухо произнес:
– Надеюсь, ты не против, что я касаюсь твоих волос.
– Если ты не боишься притронуться к убийце. – Мари смотрела на полную луну.
– Уверен, всему есть объяснение. А теперь пойдем вниз. Дейзи права.
Мари ухватилась за его широкую ладонь и позволила увести себя в гостиную. Теперь, когда в голове не осталось пробелов и элементы мозаики встали на свои места, происходящее в Вэйланде стало ясным как день. Однако истина, жесткая, губящая душу, заставляла страдать сильнее, чем неизвестность. А еще говорят, что лучше знать правду. Мари поспорила бы.
– Начинай, – велела Дейзи, когда они устроились в зале.
Эллиот сидел на диване рядом с Мари, прижимая ее к себе каждый раз, когда она пыталась отодвинуться.
Чтобы отсрочить неприятный разговор, Мари медленно пила кофе, не замечая, насколько он обжигающий.
– Мари… – Эллиот мягко потянул ее за прядь волос.
– Теперь я уверена в том, что я – Стихея, – неохотно пробормотала Мари и поставила кружку на стол. – Мама заблокировала мою память еще в младенчестве, якобы уберечь от тяжкого бремени, но боюсь, это не вся правда. Скорее всего, ее подбила на это глава нашего ковена – Несса. Тем самым они лишили меня своей сути. Я в прямом смысле стала пустым сосудом, и его не преминули занять призраки ведьм.
– То есть в тебя вселялись призраки? – Дейзи умудрилась сесть в кресле по-турецки. Ее привычные гульки на голове растрепались, а щеки раскраснелись от кофе и адреналина.
– Да, каждое второе полнолуние. Как я уже говорила, призраки сосредоточены лишь на своей цели. В данном случае – на мести. В 1692 году в Вэйланде началась кровопролитная война между членами общества и ведьмами. Мы проиграли. Из-за меня. – Мари прикрыла глаза и прошептала: – Я влюбилась не в того человека.
– Ноэля? – с пониманием произнес Эллиот и поцеловал ее в макушку.
– А теперь он переродился в Уильяма, – прошептала Мари.
Дейзи словно слушала сказку на ночь. Глаза сверкали азартом.
– Я, конечно, понимаю, что это не совсем правильно. Но это круть как интересно!
– Дейзи… – протянул Эллиот.
– Все в порядке. – Мари улыбнулась и продолжила: – Призраки меняли мою внешность и вершили правосудие. А я тем временем была заточена внутри себя и ничего не осознавала. После чувствовала себя так, словно прошла весь Вэйланд вдоль и поперек. А все потому, что почти девятнадцать лет я не жила полноценной жизнью, а лишь существовала.
– Они убивали людей. Но ведь это были студентки, которые никак не связаны с Обществом. Почему? – Эллиот даже не притронулся к кофе. Судя по лопнувшим сосудам в глазах, он точно не хотел спать.
– Для них все люди – зло. – Мари пожала плечами. – Бедная первокурсница, повешенная в лесу. Джорджи, отравленная настойкой из семян клещевины. Айви, сожженная на костре. Каждая девушка была выбрана не случайно. Невинная жертва, враг и друг. Последние две знали, что я – ведьма, а значит, были угрозой. С каждым убийством призраки становились все сильнее. Они готовились к Голубой луне, чтобы на этот раз пролить кровь не одного человека. Чтобы вернуть себе Вэйланд окончательно.
– Они собирались перебить всех людей?! – взвизгнула Дейзи.
– Думаю, в Голубую луну они взялись бы за членов общества. – Мари ощущала сильную усталость. – Им не нужно убивать всех, только самых главных. Чтобы заставить людей покинуть Вэйланд. А их место заняли бы ведьмы.
– А в чем разница между обычной ведьмой и Стихеей? Элизабет с ума сходила от страха и требовала тебя отыскать, – вспомнил Эллиот.
– Берггольц расписал меня в своих дневниках во всей красе. Причем не упомянул о нашей дружбе. – Мари усмехнулась. – Он скрывал это, и порой так тщательно, что забывал сам. Стихея – такая же ведьма, только в сто раз сильнее. В каждой жизни я рождалась ведьмой и всякий раз платила за свой дар. Если обычной ведьме требуется провести обряд, сварить зелье, чтобы достичь своей цели, то мне нужны лишь слова.
– Стихи! – охнула Дейзи. – Поэтому у тебя к ним такая слабость.
Мари кивнула:
– Конечно, у ведьм тоже может быть врожденный дар. Чаще всего возможность читать сны или общаться с птицами. А вот дар исцеления настолько редок, что за долгие жизни я встречала лишь одну ведьму с подобной силой. Даже мои стихи не способны заживлять раны.
– Интересно, у меня есть какой-нибудь дар? – задумалась Дейзи.
– Да, выносить мозг за минуту, – буркнул Эллиот, и в него тут же прилетела подушка.
Он увернулся, а Дейзи злобно зашипела.
– Но почему призраки вдруг очнулись и стали мстить? – отсмеявшись, спросил Эллиот. Он прижимал к себе Мари все сильнее. Так, словно хотел растворить в себе. – Почему они не ушли в забвение?
– Некоторые, чья ненависть и желание отомстить были слабыми, ушли. Но среди душ ведьм осталось много тех, кто до сих пор пылает яростью. Эта ярость привязала их к Вэйланду. Чтобы уйти, нужно было успокоить души, а вместо этого они получили шанс отомстить. Камилла – одна из них. Сестра Мелиссы, моя сестра. Ее злость ярче всех. В первое же полнолуние, как я появилась в Вэйланде, она заняла мое тело. А я ведь видела ее, но не могла вспомнить. – Мари устало закрыла глаза и положила голову Эллиоту на грудь. – Стихея вернулась в Вэйланд, и призраки заговорили.
Голова кружилась. Несмотря на кофе, усталость брала свое. Снаружи занимался рассвет. Жаль, вместе с ним нельзя было начать жизнь с чистого листа.
– И что теперь? Сосуд полон. У них больше нет физического тела, чтобы мстить. – Голос Дейзи звучал так далеко, словно она находилась на втором этаже.
– Нет. Больше нет. Если они не найдут новое.
Лампочка вспыхнула в последний раз и погасла. Этой ночью изменилось все.
Уильям рухнул на пол посреди комнаты, которую снимал в доме у своих бывших студентов. Лунный свет резал глаза, проникая сквозь не зашторенное окно, поэтому Уильям крепко зажмурился. Голова крошилась от боли. Будто он состоял из мрамора, и сейчас мастер сверлом буравил в нем новые отверстия. В кромешной темноте проступали неясные образы чьей-то чужой, но такой знакомой жизни.
Детский дом, одиночество. Грубые голоса взрослых:
– Очень замкнутый мальчик.
– Он вообще разговаривает?
– Словно не от мира сего. А взгляд какой…
Затем подростковый возраст. И снова психологи проверяют, штудируют, препарируют его, словно какой-то экспонат:
– Интересный случай. Причем, по всем признакам, он в здравом уме.
– Говорит только в случае крайней необходимости.
Позже жизнь становится яснее. Сливается с той, которую он жил в подсознании. Уильям получил степень бакалавра по истории Великобритании. Чудом попал в Вэйландский университет на должность профессора. Или это было не чудо, а проклятье?
Проклятье, которое преследовало его с одна тысяча шестисот девяносто второго года. Боль исчезла, когда воспоминания перестали атаковать заблокированный разум. Уильям выдохнул и протер ладонью мокрый от пота лоб.