Снова тот
Кричит: "Ай, что ты делаешь?" - "Живот".
Взмолился вновь несчастный простота:
"О дорогой, не надо живота!
Столь яростному льву зачем живот?
Без живота он лучше проживет!"
И долго, долго - мрачен, молчалив
Стоял цирюльник, палец прикусив.
И, на землю швырнув иглу, сказал:
"Такого льва господь не создавал!
Где, ваша милость, льва видали вы
Без живота, хвоста и головы?
Коль ты не терпишь боли,
прочь ступай,
Иди домой, на льва не притязай!"
* * *
О друг, умей страдания сносить,
Чтоб сердце светом жизни просветить.
Тем, чья душа от плотских уз вольна,
Покорны звезды, солнце и луна.
Тому, кто похоть в сердце победил,
Покорны тучи и круги светил.
И зноем дня не будет опален
Тот, кто в терпеньи гордом закален.
О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ
Бродяга некий, забредя в сады,
На дерево залез и рвал плоды.
Тут садовод с дубинкой прибежал,
Крича: "Слезай! Ты как сюда попал?
Ты кто?" А вор: "Я - раб творца миров
Пришел вкусить плоды его даров.
Ты не меня, ты бога своего
Бранишь за щедрой скатертью его"
Садовник, живо кликнув батраков,
Сказал: "Видали божьих мы рабов!"
Веревкой вора он велел скрутить
Да как взялся его дубинкой бить.
А вор: "Побойся бога наконец!
Ведь ты убьешь невинного, подлец!"
А садовод несчастного лупил
И так при этом вору говорил:
"Дубинкой божьей божьего раба
Бьет божий раб! - такая нам судьба.
Ты - божий, божья у тебя спина,
Дубинка тоже божья мне дана!"
ГАЗЕЛИ
* * *
О вы, рабы прелестных жен!
Я уж давно влюблен!
В любовный сон я погружен.
Я уж давно влюблен.
Еще курилось бытие, еще слагался мир,
А я, друзья, уж был влюблен!
Я уж давно влюблен.
Семь тысяч лет из года в год лепили облик мой
И вот я ими закален:
Я уж давно влюблен.
Едва спросил аллах людей: "Не я ли ваш господь?"
Я вмиг постиг его закон!
Я уж давно влюблен.
О ангелы, на раменах держащие миры,
Вздымайте ввысь познанья трон!
Я уж давно влюблен.
Скажите Солнцу моему: "Руми пришел в Тебриз!
Руми любовью опален!"
Я уж давно влюблен.
Но кто же тот, кого зову "Тебризским Солнцем" я?
Не светоч истины ли он?
Я уж давно влюблен.
* * *
Я видел милую мою: в тюрбане золотом
Она кружилась и неслась и обегала дом...
И выбивал ее смычок из лютни перезвон,
Как высекают огоньки из камешка кремнем.
Опьянена, охмелена, стихи поет она
И виночерпия зовет в своем напеве том.
А виночерпий тут как тут: в руках его кувшин,
И чашу наполняет он воинственным вином
(Видал ли ты когда-нибудь, чтобы в простой воде,
Змеясь, плясали языки таинственным огнем?).
А луноликий чашу ту поставил на крыльцо,
Поклон отвесил и порог поцеловал потом.
И ненаглядная моя ту чашу подняла
И вот уже припала к ней неутолимым ртом.
Мгновенно искры понеслись из золотых волос...
Она увидела себя в грядущем и былом:
"Я - солнце истины миров! Я вся - сама любовь!
Я очаровываю дух блаженным полусном".
* * *
Я - живописец. Образ твой творю я каждый миг!
Мне кажется, что я в него до глубины проник.
Я сотни обликов создал - и всем я душу дал,
Но всех бросаю я в огонь, лишь твой увижу лик.
О, кто же ты, краса моя: хмельное ли вино?
Самум ли, против снов моих идущий напрямик?
Душа тобой напоена, пропитана тобой,
Пронизана, растворена и стала, как двойник.
И капля каждая в крови, гудящей о тебе,
Ревнует к праху, что легко к стопам твоим приник.
Все тело бренное мое - лишь глина да вода...
Но ты со мной - и я звеню, как сказочный родник!
* * *
В счастливый миг мы сидели с тобой - ты и я,
Мы были два существа с душою одной - ты и я.
Дерев полутень и пение птиц дарили бессмертием нас
В ту пору, как в сад мы спустились немой - ты и я.
Восходят на небо звезды, чтоб нас озирать;
Появимся мы им прекрасной луной - ты и я.
Нас двух уже нет, в восторге в тот миг мы слились
Вдали от молвы суеверной и злой - ты и я.
И птицы небесные кровью любви изойдут
Там, где мы в веселье ночною порой - ты и я.
Но вот что чудесно: в тот миг, как мы были вдвоем
Мы были: в Ираке - один, в Хорасане - другой - ты и я.
* * *
"Друг, - молвила милая, - в смене годов
Ты видел немало чужих городов.
Который из них всех милее тебе?"
"Да тот, где искал я любимых следов.
Туда сквозь игольное мог бы ушко
Я к милой пройти на воркующий зов.
Везде, где блистает ее красота,
Колодезь - мой рай и теплица - меж льдов.
С тобою мне адовы муки милы,
Темница с тобой краше пышных садов;
Пустыня сухая - душистый цветник;
Без милой средь розовых плачу кустов.
С тобою назвал бы я светлым жильем
Могилу под сенью надгробных цветов.
Тот город я лучшим бы в мире считал,
Где жил бы с любимой средь мирных трудов".
* * *
Открой свой лик: садов, полных роз, я жажду.
Уста открой: меда сладостных рос я жажду.
Откинув чадру облаков, солнце, лик свой яви,
Чтоб радость мне блеск лучезарный принес, я жажду.
Призывный звук твой слышу и вновь лететь,
Как сокол в руке царя, к свершению грез я жажду.
Сказала ты мне с досадой: "Прочь от меня!"
Но голос твой слышать и в звуке угроз я жажду.
Сурово ты молвишь: "Зачем не прогнали его?"
Из уст твоих слышать и этот вопрос я жажду.
Из сада друга, о ветер, повей на меня,
Вдохнуть аромат тех утренних рос я жажду.
Та влага, что небо дает, - мгновенный поток;
Безбрежного моря лазури и гроз я жажду.
Мне без тебя этот шумный город - тюрьма;
Приютом избрать пустынный утес я жажду.
На площади с чашей, касаясь любимых кудрей,
Средь пляски вкусить сок сладостных лоз я жажду.
Я нищий, но мелким камням самоцветным не рад:
Таких, как пронизанный светом утес, я жажду.
Мне горько, что в грустном унынии люди вокруг;
Веселья, что дарит напиток из лоз, я жажду.
Мне черни бессмысленной брань замкнула уста,
И вместо песен лишь горестных слез я жажду.
Певец искусный, вот песни твоей конец,
Вложить лишь в нее страстный вопрос я жажду.
Шамс - слава Тебриза, зажжешь ли любви нам зарю?
Как слов Сулеймана удод, аромата тех роз я жажду.
Об авторе
Джалаладдин Руми (1207 - 1272) - величайший суфийский поэт Ирана. Его предки происходили из Балха. Руми написал шеститомное произведение в форме маснави, где для иллюстрации философских идей суфизма автор приводит басни и притчи фольклорного нропохождения. Газели Руми отличаются богатством музыкального рисунка и искренностью выраженных чувств.
С. 349. Пророк Халилуллах - почетное прозвище Ибрагима (см.), дословно значит "друг Аллаха".
С. 349. Ангур - виноград - по-персидски, инаб - по-арабски, узум по-тюркски, стафилъ - по-гречески.
С. 357. Казвинец - житель города Казвин в Иране. Казвинцы в фольклоре и литературе славятся глупостью и простоватостью.