Неброской и неяркой красоты
Из кирпичей рассудка и страданья,
Из кирпичей сомненья и мечты.
Там, где рабы воздвигли пирамиды,
Мы выстроили скромные дома
Из кирпичей презренья и обиды,
Из кирпичей смятенья и ума.
Конец 1950-х или начало 1960-х
" Я друзей не виню, потакавших порокам, "
Я друзей не виню, потакавших порокам,
О которых потом помянём.
Но пришли времена. За каким-то порогом
Я остался при вас и при нём.
В Буде пела луна над булыжною рябью,
Жёлтым венчиком газ прогорал.
И квадратный собор с исступлённостью рабьей
Выводил свой кирпичный хорал…
Всё равно мы бродили, вкусившие соли,
Мимо дымных руин мятежа,
Где пронзала луна потолки, антресоли
Острием голубого ножа.
Мы — мятежные, мы — усмирённые люди,
Нам не страшны уже палачи…
И как жёлтые бабочки в каменной Буде,
Фонари трепетали в ночи.
1962
" Из самой из Германии, "[7]
Из самой из Германии,
С оторванной рукой
Идёт солдат израненный
Тихонечко домой.
Идёт он из неметчины,
Душа его болит,
Немного недолеченный
Военный инвалид.
Не ждёт родная матушка
Солдатика с войны.
Она и родный батюшка
Давно в сырой земли.
Не ждёт жена-красавица
Солдата-муженька.
Недаром похоронную
Прислали из полка.
Идёт, а дело к вечеру,
Деревня уж видна.
Идет, а прямо встреч ему
Красавица жена.
К плечу его потёртому
Припала головой.
“Вы плачете по мёртвому,
А я ещё живой.
Видать, не ожидали вы
Такого злого дня.
Скажите, с кем гуляли вы
В отсутствие меня?”
Идёт солдат тропиночкой
По рощам, по лугам.
Ласкаются былиночки
К солдатским сапогам.
" Привели в отделенье милиции, "
Привели в отделенье милиции,
Где портрет и засохший букет,
Девчоночку в платьице ситцевом
Восемнадцати с чем-нибудь лет.
Девчонка, ты, девчонка,
До чего ж ты себя довела?
Ведь папаша твой был домуправом,
А мамаша кассиршей была.
Но явился подлец-соблазнитель,
Фраер видом, легавый душой.
Угощал он тебя лимонадом,
Говорил, что он техник зубной.
Меня выгнали мама и папа.
Как случилась такая беда?
Соблюсти я себя не сумела
И гулящею стала тогда.
Я в притоне спозналась с ворами,
Полюбил меня Федька-цыган.
Только ночки осенние знают,
Как умеет любить хулиган.
В ресторане второго разряда
Мы сидели с Цыганом вдвоём.
Вдруг я вижу, подлец-соблазнитель
Угощает девчонку вином.
Я Цыгану его показала,
Он решил отомстить за обман.
“Попрошу вас по личному делу”, —
Говорит ему Федька-цыган.
Испугался подлец-соблазнитель,
Но взметнулось “перо” на лету,
И горячая кровь покатилась
По его дорогому пальту.
Мусора засвистели мгновенно,
Окружили кругом ресторан,
И упал на буфетную стойку
Окровавленный Федька-цыган.
Я прошу вас, товарищи судьи,
Вы судите меня заодно,
Потому что без Федьки-цыгана
Не желаю я жить всё равно.
" Старушка ты, старушка "
Старушка ты, старушка,
Что ты всё живёшь?
Что же ты, родная,
Старушка, не помрёшь?
Старушка отвечает:
“Я жить ещё хочу,
Ведь, может быть, письмишко
От сына получу”.
А сын ееё разбойник
Томится в лагерях,
И землю он копает
С лопатою в руках.
Несчастная старушка
Сидела в темноте,
А сын её явился
В разорванном пальте.
“Сыночек, мой сыночек,
Одуматься пора.
Пошёл бы ты, родимый,
Хотя б в редактора”".
Первый день
Хоть есть в этом мире несходство
Прожектов, свершений, задач,
Но всё разрешается просто,
Когда заиграет трубач.
Когда тот трубач заиграет,
И встрёпанный ворон заграет,
Готовясь в свой страшный полёт,
Забравшись в шинель новобранца,
Мы старые кинем пальто,
И новым предстанет пространство
И время настанет не то.
80-е гг.
Усталость
В сон — как в воду, студёную, чистую, свежую,
В сон — как в шубу — закутался — спи,
В сон — как в пену сыпучую, снежную,
В сон — как в запах полынной степи,
В сон, безудержный, как усталость,
В сон медовый, лиственный, травяной —
Полной грудью, чтобы легко дышалось,
В сон прозрачный, трепещущий, слюдяной.
60-е гг.
" Как-то наискось, наклонно "
Как-то наискось, наклонно
На меня летят планеты
И к моим протёртым окнам
Прилипают, как монеты.
Так стоокими очами
На меня глазеет Млечный,
Как мальчишка на заборе —
Равнодушный и беспечный.
Что ему! Плевать и только!
Он же — Млечный, он же вечный!
60-е гг.
Песенка для «Будильника»[9]
Ну, предположим, я — король,
Но добрый и весёлый.
И неужели в этом соль,
Что оказался — голый?
Зачем же напоказ,
Зачем же для огласки?
Зачем, зачем о нас
Рассказывают сказки?
Я принц, при этом — свинопас,
Смотрю на мир не мрачно.
И виноват ли в том, что раз
Влюбился неудачно?
Я не король, а просто тролль,
Герой различных басен.
И, право, люди, я не столь
Ужасен и опасен.
А я солдат, был на войне
И знал, что есть сраженья.
Пускай расскажут обо мне,
Достоин уваженья.
Пусть даже напоказ,
Пусть даже для огласки,
Пускай, пускай о нас
Рассказывают сказки.
А я солдат, мне чёрт не брат,
Ведь я бывал в сраженье.
И, как любой другой солдат,
Достоин уваженья.
80-е гг.
" Я карточку с собой таскаю, "
Я карточку с собой таскаю,
На миг её не отпускаю,
Её храню уже полдня,
Но думаю о ней с рассвета…
Неужто вы живёте где-то
За три квартала от меня?
Я с карточкою говорю,
Я сам себе её дарю
И сам от сердца отрываю.
Я вас как остров открываю
И вновь судьбу благодарю.
Вы остров, дальняя земля,
Чуть различимая в тумане,
Земля в безбрежном океане,
Увиденная с корабля.
60-е гг.
" Блудный сын возвращался из странствий. "
Блудный сын возвращался из странствий.
Петухи на рассвете кричали.
Он стоял возле отчего дома,
Полный тихой и трезвой печали.
Возвращенье страшней, чем разлуки,
Ибо юность стремится к разлуке,
Хочет взвиться, расправив, как крылья,
Свои сильные, смелые руки.
Юность верит, что можно вернуться
К тем же людям и тем же предметам,
Узнавая дорогу по тем же
Стройным звёздам и вечным приметам.
Старый вол отдыхал у забора.
Старый пёс не дремал под порогом.
Блудный сын возвратился из странствий
И стоял в облаченье убогом.
Он нетвёрдой рукой постучался
И молчал и дрожал у двери.
— Кто стучится ко мне на рассвете?
— Это я, отвори, отвори!
— Дом мой скуден, и места в нём мало,
Что ты хочешь от нас, говори?
Поискал бы другого ночлега.
— Это я, отвори, отвори!
60-е гг.
" Когда прощаю — мщу, "
Когда прощаю — мщу,
А если мщу — прощаю.
Ладью себе сыщу,
Куда-нибудь отчалю,
Туда, где нету нас,
Куда безгрешной тенью
Вплыву в рассветный час
Назло выздоровленью.
3.05.86.
Осень
В деревьях некий шум таится,
Орут на пляже стаи чаек.
Весь день от скуки ум томится.
И это осень означает.
Как в плохо вымытом сосуде
Тусклеет солнце утром ранним,
И всё вокруг — земля и люди —
Охвачены недомоганьем.
1985
" Мы — самозванцы, "
Мы — самозванцы,
Выдающие себя