Стихи — страница 7 из 46

В избе беседовал за водкой.

Его жена с улыбкой кроткой

Нам щей вчерашних подала,

А после кружево плела.

Старухи грубая рука

Была над кружевом легка.

Она рукою узловатой

Плела узор замысловатый.

Старик был стар — или умен,

Он поговорки всех времен

Вплетал умело в дым махорки.

Или, наоборот, ему

Все время чудились в дыму

Пословицы и поговорки…

Старуха кружево плела.

И понял я, что мало стою,

Поскольку счастье ремесла

Не совместимо с суетою.

Потом стелила мне постель.

Кричал в тумане коростель.

И слышал я на сеновале,

Как соловьи забушевали!

Забушевали соловьи!

Забушевали соловьи!

Что за лады, что за рулады!

Как будто нет у них беды,

Как будто нет у них досады…

Забушевали соловьи…

Я спал, покуда птицы пели,

Воображенье распалив.

Потом рассвет струился в щели,

А я был молод и счастлив…

КРЫЛЬЯ ХОЛОПА

Стоишь, плечами небо тронув,

Превыше помыслов людских,

Превыше зол, превыше тронов,

Превыше башен городских.

Раскрыты крылья слюдяные,

Стрекозьим трепетом шурша.

И ветры дуют ледяные,

А люди смотрят, чуть дыша.

Ты ощутишь в своем полете

Неодолимый вес земли,

Бессмысленную тяжесть плоти,

Себя, простертого в пыли,

И гогот злобного базара,

И горожанок робкий страх…

И божья, и людская кара

О, человек! О, пыль! О, прах!

Но будет славить век железный

Твои высокие мечты,

Тебя, взлетевшего над бездной

С бессильным чувством высоты.

ЦИРК

Отцы поднимают младенцев,

Сажают в моторный вагон,

Везут на передних сиденьях

Куда-нибудь в цирк иль кино.

И дети солидно и важно

В трамвайное смотрят окно.

А в цирке широкие двери,

Арена, огни, галуны,

И прыгают люди, как звери,

А звери, как люди, умны.

Там слон понимает по-русски,

Дворняга поет по-людски.

И клоун без всякой закуски

Глотает чужие платки.

Обиженный кем-то коверный

Несет остроумную чушь.

И вдруг капельмейстер проворный

Оркестру командует туш.

И тут верховые наяды

Слетают с седла на песок.

И золотом блещут наряды,

И купол, как небо, высок.

А детям не кажется странным

Явление этих чудес.

Они не смеются над пьяным,

Который под купол полез.

Не могут они оторваться

От этой высокой красы.

И только отцы веселятся

В серьезные эти часы.

ЗОЛУШКА

Веселым зимним солнышком

Дорога залита.

Весь день хлопочет Золушка,

Делами занята.

Хлопочет дочь приемная

У мачехи в дому.

Приемная-бездомная,

Нужна ль она кому?

Белье стирает Золушка,

Детей качает Золушка,

И напевает Золушка —

Серебряное горлышко.

В окне — дорога зимняя,

Рябина, снегири.

За серыми осинами

Бледнеет свет зари.

А глянешь в заоконные

Просторы без конца —

Ни пешего, ни конного,

Ни друга, ни гонца.

Посуду моет Золушка,

В окошко смотрит Золушка,

И напевает Золушка:

"Ох, горе мое, горюшко!"

Все сестры замуж выданы

За ближних королей.

С невзгодами, с обидами

Все к ней они да к ней.

Блестит в руке иголочка.

Стоит в окне зима.

Стареющая Золушка

Шьет туфельку сама…

СОФЬЯ ПАЛЕОЛОГ

Отмерено добро и зло

Весами куполов неровных,

О византийское чело,

Полуулыбка губ бескровных!

Не доводом и не мечом

Царьград был выкован и слеплен.

Наивный варвар был прельщен

Его коварным благолепьем.

Не раз искусный богомаз,

Творя на кипарисных досках,

Его от разрушенья спас

Изображеньем ликов плоских.

И где пределы торжеству,

Когда — добытую жар-птицу —

Везли заморскую царицу

В первопрестольную Москву.

Как шлемы были купола.

Они раскачивались в звоне.

Она на сердце берегла

Как белых ласточек ладони.

И был уже неоспорим

Закон меча в делах условных…

Полуулыбкой губ бескровных

Она встречала Третий Рим.

ЭЛЕГИЯ

Дни становятся все сероватей.

Ограды похожи на спинки железных кроватей.

Деревья в тумане, и крыши лоснятся,

И сны почему-то не снятся.

В кувшинах стоят восковые осенние листья,

Которые схожи то с сердцем, то с кистью

Руки. И огромное галок семейство,

Картаво ругаясь, шатается с места на место.

Обычный пейзаж! Так хотелось бы неторопливо

Писать, избегая наплыва

Обычного чувства пустого неверья

В себя, что всегда у поэтов под дверью

Смеется в кулак и настойчиво трется,

И черт его знает — откуда берется!

Обычная осень! Писать, избегая неверья

В себя. Чтоб скрипели гусиные перья

И, словно гусей белоснежных станицы,

Летели исписанные страницы…

Но в доме, в котором живу я — четырехэтажном, —

Есть множество окон. И в каждом

Виднеются лица:

Старухи и дети, жильцы и жилицы,

И смотрят они на мои занавески,

И переговариваются по-детски:

— О чем он там пишет? И чем он там дышит?

Зачем он так часто взирает на крыши,

Где мокрые трубы, и мокрые птицы,

И частых дождей торопливые спицы? —

А что, если вдруг постучат в мои двери

                       и скажут: — Прочтите.

Но только учтите,

Читайте не то, что давно нам известно,

А то, что не скучно и что интересно…

— А что вам известно?

— Что нивы красивы, что люди счастливы,

Любовь завершается браком,

И свет торжествует над мраком…

— Садитесь, прочту вам роман с эпилогом.

— Валяйте! — садятся в молчании строгом.

И слушают.

         Он расстается с невестой.

(Соседка довольна. Отрывок прелестный.)

Невеста не ждет его. Он погибает.

И зло торжествует. (Соседка зевает.)

Сосед заявляет, что так не бывает,

Нарушены, дескать, моральные нормы

И полный разрыв содержанья и формы…

— Постойте, постойте! Но вы же просили…

— Просили! И просьба останется в силе…

Но вы же поэт! К моему удивленью,

Вы не понимаете сути явлений,

По сути — любовь завершается браком,

А свет торжествует над мраком.

Сапожник Подметкин из полуподвала,

Доложим, пропойца. Но этого мало

Для литературы. И в роли героя

Должны вы его излечить от запоя

И сделать счастливым супругом Глафиры,

Лифтерши из сорок четвертой квартиры.

. . . . .

На улице осень… И окна. И в каждом окошке

Жильцы и жилицы, старухи, и дети, и кошки.

Сапожник Подметкин играет с утра на гармошке.

Глафира выносит очистки картошки.

А может, и впрямь лучше было бы в мире,

Когда бы сапожник женился на этой Глафире?

А может быть, правда — задача поэта

Упорно доказывать это:

Что любовь завершается браком,

А свет торжествует над мраком.

КОРОЛЕВА АННА

Как тебе живется, королева Анна,

В той земле, во Франции чужой?

Неужели от родного стана

Отлепилась ты душой?

Как живется, Анна Ярославна,

В теплых странах?…

              А у нас — зима.

В Киеве у нас настолько славно,

Храмы убраны и терема!

Там у вас загадочные дуют

Ветры

     с моря-океана вдоль земли.

И за что там герцоги воюют?

И о чем пекутся короли?

Каково тебе в продутых залах,

Где хозяин редок, словно гость,

Где собаки у младенцев малых

Отбирают турью кость?

Там мечи, и панцири, и шкуры:

Войны и охоты — все одно.

Там под вечер хлещут трубадуры

Авиньонское вино…

Ты полночи мечешься в постели,

Просыпаясь со слезой…

Хорошо ли быть на самом деле

Королевой Франции чужой?

Храмы там суровы и стрельчаты,

В них святые — каменная рать.

Своевольны лысые прелаты.

А до бога не достать!

Хорошо почувствовать на ощупь,

Как тепла медовая свеча!..

Девушки в Днепре белье полощат

И кричат по-русски,

                  хохоча.

Здесь, за тыщей рек, лесов, распутиц,

Хорошо, просторно на дворе…

Девушки, как стаи белых утиц,

Скатерти полощут во Днепре.

" Давай поедем в город "

Давай поедем в город,

Где мы с тобой бывали.