Ходит он едва-едва,
но отлично плавает,
и усердно ловит мячик —
дрессированный он, значит.
Пьет бегемот компотик.
Любит компот бегемотик,
широко раскрывая ротик.
А будет немного постарше —
полюбит и манную кашу,
на радость мамаши с папашей.
Зачем жирафу рост высокий,
и шея длинная, и ноги?
Наверное, чтобы в трудных случаях
казаться грозным и могучим — ах!
Стихи для взрослых детей
Гордый красивый изюбр
зимней порою озябр;
а избрал бы изюбр
другую стезю бы —
погрелся бы он у кострабр.
Уютная дама из Страсбурга
кошачью освоила азбуку:
надевала парик она
и тихонько мурлыкала,
пушистая дама из Страсбурга.
Один господин из Сибири
сидел в придорожном трактире,
наслаждаясь природою,
облаками и водами
своей необъятной Сибири.
Особа по имени Белла
никогда на мужчин не смотрела.
Один только раз
приоткрыла свой глаз,
и больше уже не хотела.
Особа по имени Белла
ковром-самолетом летела,
поскольку метла
сгорела дотла,
а ступа порядком истлела.
Особа по имени Элла
так громко и страшно храпела,
что четыре подруги
убежали в испуге,
а одна, не успев, околела.
Один обитатель Тулузы
вязал на досуге рейтузы.
Что ока зеницу
блюдет поясницу
любой обитатель Тулузы.
Подросток по имени Филя
мечал о ручном крокодиле;
а сам крокодил
по Филе грустил,
приятно упитанном Филе.
Особа по имени Дина
лишила свой нос половины.
Не то, чтоб она
была не нужна,
но вот — не устроила Дину.
Молодая особа из Бристоля
приходила наведаться к пристани,
и печальными взорами
говорила с просторами
одинокая леди из Бристоля.
Один джентельмен из Претории
не верил в целебность цикория,
почему и болел;
но упорно не ел,
даже слышать не мог о цикории.
Молодой человек из Камбоджи
все стремился доделать попоздже.
Он заваривал суп
из пятидесяти круп,
к возмущению граждан Камбоджи.
Молодой садовод из Боливии
себе домик построил на сливе, и
за отсутствием дел
там упорно сидел
сливофил из далекой Боливии.
Был один скандинав в Скандинавии
всех других скандинавов плюгавее,
но хотя б понимал,
сколь он низок и мал,
и держался своей Скандинавии.
Один старичок из Бердичева
ненавидел отродия птичьего.
Даже собственный гусь
приводил его в грусть,
превосходнейший гусь из Бердичева.
Одна дама из Мадагаскара
колыхалась как теста опара,
животом и коленами
и прочими членами
смущая общественность Мадагаскара.
Молодая особа из Пизы
обожала сидеть на карнизе
совершенно нагая
и ногами болтая,
всем на зависть девицам из Пизы.
Одна белокурая леди
каталась верхом на торпеде.
Две большие флотилии
кораблей не схватили ее,
эту взрывоопасную леди.
Один мальчуган на Таити
мечтал о салате из сныти.
Но ах и увы!
Чудесной травы
совсем, видно, нет на Таити.
Инфантильная личность из Бостона
свою жизнь проводила на простыни:
и пила там, и ела,
и совсем не взрослела,
к возмущению жителей Бостона.
Художница леди Камилла
никогда по счетам не платилла.
Скупердяйку полиция
изгнала из столицы, и
талант ее в землю зарылла.
Один энтузиаст из Брно
жевал проросшее зерно:
пшеницу, саго, рожь, овес —
для укрепления волос.
И что ж? Теперь его страна
не экспортирует зерна.
Одна садовница из Канн
растила в банке баклажан,
и ежедневно поутру
учила оного добру.
Ей овощ прямо в рот смотрел
и чрезвычайно раздобрел.
Колыбельная
Ночью из леса выходят волки
дыбят шерсть, щурят глаза,
клацают голодными зубами
и поджидают кого повкуснее.
Две совы когда могли
пели гимны на ели.
Что они сказать хотели,
не постиг никто на ели,
но всем было видно, что
это им на пользу шло.
Деликатный старик из Финляндии
по Летнему саду гуляндилил.
У жуков и козявок
он просил извинявок,
что ему под башмак попадандили.
Одинокий старик в Барнауле
проводил свою жизнь на стуле.
Он твердил с малых лет:
— Мне постыл белый свет!
Так и умер с тоски в Барнауле.
Голосок у певицы Мариши
поднимался все выше и выше,
и сокрылся из глаз
ее тоненький глас,
и теперь обитает на крыше.
Для меня лучше уши, чем рот,
а спине предпочту я живот,
но что до волос,
то просто до слез,
мне жаль, что их время пройдет.
В моем доме чего только нет —
стен, дверей; потолка тоже нет,
и грустно, порою
без пола, не скрою,
мне ходить по нему столько лет.
Имел мой друг из Сингапура
отменно стройную фигуру.
С трудом просматривался в фас
намек на талию и таз;
а глянешь в профиль на него —
не видно вовсе ничего.
Раз на даче леди Вера
провожала кавалера:
— Сыра, может быть, немного,
или чаю на дорогу?
— Да, — ответил кавалер, —
сыро: ветер с Кордильер!
Мой знакомый печенег
как-то влез по шею в снег.
— Чай, не жарко-то в снегу? —
я спросил его. — Угу, —
он ответил мне, — но к неге
не привыкли печенеги!
Один старик с Галапагосов
владел чудовищнейшим носом.
Кручинился не без причины
носовладельный старичина:
ужасно гадостный носище
загромождал ему жилище.
Мой друг из города Орла
довольно странно вел дела.
Меж скрепок и карандашей
держал он парочку мышей,
и в благодарность зверь толковый
ему дырявил протоколы.
Филолога Жана Виньи
прельстила сметливость свиньи.
Сказал он: «Вовек и отныне
обучим свинью по-латыни!»
Животное с трепетом в теле
учило по букве в неделю.
Увы! Интеллекта свиньи
хватило лишь только на «i…»
Несчастие с котенком
В ТОМ,
что он становится
КОТОМ.
Пропали
Один золотой час,
60 алмазных минут.