Дви головушки да человеческих!»
Аще тут девица прирасплакалась,
Выпала слезинка на бело лицо,
На бело лицо Егорью Светохраброму.
И проснулся Свет да со крепкаго сна.
Он встает на ножки резвыя,
Говорит змее да таковы слова:
«Ты не радуйся, да змея лютая!
Не твои это головушки во съядение.
Уж ты стань, змея, да тиха-кротка,
Тиха-кротка да что скотининка!
А не станешь ты тиха-кротка,
Тиха-кротка да что скотининка,
Я сожгу тебя да нонь на пепелок!»
Он брал, Егорий, да змею да во белы руки,
Привязал он, Свет, на шелков пояс,
Подает змею девицы во белы руки:
«Принимай, девица, змеи лютыя.
Ты сведи змею да ныне лютую,
Ты сведи змею да в Арахлин-город,
Привяжи змею да ко родительску
Да ко крылеченку да ко перёному,
Да ко колеченку да золоченому.
Говори отцу своему, отцу да ты родителю:
Уж вы веруйте веру хресьянскую,
Вы молитеся да самому Христу,
Самому Христу, Царю небесному!
Вы состройте церковь богомольнюю!
Как состроите церковь богомольнюю,
Я сведу змею да ко синю морю,
Распущу змею я на маленьки да на гадёныши,
Я на тоненьки на веретёныши
Распущу змею да по всей Русии.
Не состроите церковь богомольнюю,
Я спущу змею да взад по-старому!»
Говорит-то ей Агапий-царь:
«Ай же ты, едина дочи, Елисавия да Агапиевна!
Не спусти змею да взад по-старому!
Я сострою три церкви богомольныя
Не по своему да по хотеньицу,
А по вашему да по веленьицу.
Уж мы перву — Егорью Светохраброму,
Уж мы другу — Миколе Святителю,
Уж мы третью — самому Христу, Царю небесному!
Будем веровать веру хрестьянскую,
Оставим-ка веру проклятую!»
26. ЕГОРИЙ И ЗМЕЙ
Во граде было во Антоние,
При царе было при Агее при Евсеиче,
При царице Оксинии,
Когда веровали веру истинную християнскую,
Тогда не бывало на Антоний-град
Никакой беды, ни погибели.
Когда бросили они веру истинную християнскую,
Начали веровать латинскую бусурманскую,
Тогда Господи на них прогневался:
Напустил на них змея лютого,
Змея лютого поедучего.
Выедает змей лютый
Все царство царя Агея Евсеича.
Тогда князья-бояра
На соймище собирались,
Соборы они соборовали,[63]
И жеребьи закладывали:
Кому наперед зверю достануться
На съедение, на смертное потребленье?
И царя они Агея Евсеича
На совет призывали,
Называли его товарищем,
И жеребий за него закладывали.
Доставался ему резвый жеребий[64]
Ко лютому зверю на съедение,
На смертное употребление.
Тогда царь Агей Евсеевич
Пошел на свой на царский двор
Невесел и нерадошен,
Припечалимши, прикручинимши.
Его резвыя ноги подгибаются,
Белыя руци опустилися,
Буйная головушка с плеча свалилася,
Ясны очи погубилися,
Сахарны уста помрачилися,
Белое лицо его приусмёркнулось,
На буйной главе его власы щётом стали.[65]
Тогда увидела его молодая царица Оксинья,
Возговорила она ему таковые словеса:
«О сударь ты мой, царь Агей Евсеевич!
Когда ты, сударь, таков бывал?
Что ты идешь не по-старому,
Не по-старому, не по-прежнему,
Припечалимши и прикручинимши?»
Отвечал ей царь Агей Евсеевич:
«Ой ты еси, моя царица Оксиния!
Не знаешь ты ничего, не ведаешь, —
За наше великое согрешение,
За многое беззаконие
Наслал на нас Господи змея лютого,
Змея лютого, поедучего;
Выедает лютый зверь все мое царство,
Царя Агея Евсеевича.
То со той поры царя-бояре
На соймище собиралися,
Соборы они соборовали,
И жеребья закладывали,
Кому наперед достанется
К змею на съедение
И на смертное потребление.
И меня они, царя, на совет призывали,
Называли они меня товарищем,
И жеребье за меня закладывали;
Доставался мой резвый жеребей
Наперед мне идти
К лютому зверю на съедение!»
Отвечала ему царица Оксиния:
«Не кручинься, мой друг, не печалься!
Есть у нас с тобой чадо милое,
Молодая Прекрасная Лисафета, —
Она нашей-то веры не верует,
И трапезу не трапезует,
Она верует веру истинную християнскую,
По-старому и по-прежнему,
И святому Егорию Храброму.
Предадим мы ее ко лютому зверю на съедение,
На смертное потребление».
Тогда же царь Агей Евсеевич
Со царицею со Оксиниею
Приходили в палату в белокаменную,
Да где же пребывает молодая Елисафета.
Возговорили они к ней такия словеса:
«Ой ты гой еси, наше чадо милое,
Молодая, Прекрасная Елисафета!
Умывайся ты, наряжайся во цветное платье,
Подпояшь свой шелков пояс сорока пядень. —
Уже замуж мы тебя просватали».
Молодая Прекрасная Елисафета догадалася,
Отвечала им таковыя словеса:
«Осударь ты мой родной батюшка,
Осударыня родна матушка!
Слышит мое сердце, —
Не замуж вы меня собираете,
На смертный час вы меня соряжаете,
Ко лютому зверю на съедение,
На смертное потребление,
Предаете вы меня к смерти скорой!»
Тогда царь Агей Евсеевич
Берет ее за ручку правую,
Ведет ее во чисто поле.
Постановил ее близ синя моря
На крутыим на бережочке,
На сыпучием на песочке,
И сам он грядёт во Антоний-град.
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Оставалась единая близ синя моря,
На крутом береге, на песке сыпучем;
Она плакала, зело рыдала,
Взирала очами на небо,
Призывала Бога на помочь,
И Матерь Божию Богородицу,
И святого свет Егория Храброго.
Из чистого далеча поля
Приезжал к ней Егорий Храбрый
На своем на осле на белыем.
Возговорил он ей таковыя словеса:
«Ой ты гой еси, молодая Прекрасная Лисафета!
Что ты единая стоишь близ синя моря?
О чем ты плачешь, зело рыдаешь,
Взираешь ты на небо,
Призываешь Бога на помочь,
И Мать Божию Богородицу,
И святого Егория Храброго?»
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Не узнала святого Егория Храброго,
Называла его добрым молодцем:
«Вывел меня батюшка
Ко лютому зверю на съедение,
На смертное потребленье,
Предают они меня смерти скорой!»
Речет святой Егорий Храбрый:
«Ой ты, ты гой еси, молодая Прекрасная Лисафета!
Садись ты, смотри в моей буйной главе пороха,[66]
А очми взирай на синее море.
Когда сине море восколёбнется,
Тогда лютый змей подымется, —
Ты скажи мне: Егорий Храбрый!»
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Садилась, смотрела в буйной главе пороха
У святого Егория Храброго,
А сама взирала очми на синее море.
Синее море разливалось,
Тогда лютый змей подымается,
Переплывает змей через синее море
Ко копытечку ко ослу белому.
Тогда молодая Прекрасная
Змея лютого испугалась,
Не посмела разбудить Егория Храброго;
Она плакала, зело рыдала,
Обронила свою слёзу святому на бело лицо, —
От того святой просыпается.
Сохватал он свое скипетро вострое,
Садился на осла на белого;
Он и бьет змея буйного
В голову, во проклятые его челюсти,
И сам речет Елисафете Прекрасной:
«Ой ты гой еси, молодая Прекрасная Лисафета!
Распояшь ты свой шелков пояс,
Свой шелков пояс сорока пядень,
Провздевай ты в его ноздри в змеёвыя,
Поводай змея во Антоний-град!»
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Змея лютого убоялася:
Не распоясала свой шелков пояс,
Свой шелков пояс сорока пядень.
Тогда святой Егорий Храбрый
Распоясал сам шелков пояс,
Провздевает он его в ноздри змеёвыя,
Он вручил змея молодой Прекрасной Лисафете.
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Повела змея во Антоний-град.
Приводила его на царский двор,
Воскричала она громким голосом:
«Ой ты гой еси, царь Агей Евсеевич
Со царицею со Оксиньею!
Ой вы гой еси, князья-бояре,
Християне православные!
Бросьте вы веру латынскую, бусурманскую,
Поверуйте вы веру истинную християнскую,
По-старому и по-прежнему,
И святому Егорию Храброму!
Естьли вы не бросите,
Вы веру латынскую, бусурманскую,
Напущу я на вас змея лютого;
Поест он вас всех до единого,
И со старого до малого,
И царя Агея Евсеевича
Со царицею со Оксиньею!»
Тогда же царь со царицею
И все князья-бояре православные
Воскричали громким голосом,
Проливались горючи слёзы:
«Осударыня ты наша, матушка,
Прекрасная Лисафета!
Не пущай ты на нас змея лютого,
Змея лютого поедучего.
Бросим мы веру латынскую, бусурманскую,
Поверуем веру истинную християнскую,
По-старому и по-прежнему,
Егорию Храброму!»
Тогда молодая Прекрасная Лисафета
Повела змея на гору на каменную,
Постановила змея на камни,
Проклинать стала змея с каменем;
А сама грядет во Антоний-град.
Тогда царь Агей Евсеевич
Со царицею со Оксиньею
Воскричали громким голосом:
«Ой вы гой еси, бояре, християне,
Ой вы гой еси, попы и священники наши!
Спущайте гласы колокольные,
Подымайте иконы местныя,
Служите молебны честные,
За Лисафетино моление,
За Егория Храброго страдание!»
Славен наш Бог, прославился!
Аминь.