Уж не стук, други, стучит перед тучей грозной;
Уж не гром-от гремит перед дождичком сильным;
Как не лист по траве расстилается,
А живая-то вода разливается, —
А гостиный сударь-сын подымается,
Подымается, надежда, снаряжается,
Снаряжается, низко кланяется,
Низко кланяется, благословляется:
«Благослови, мой государь, сударь батюшка родной,
Походить, погулять, поутешиться,
А святым полным духом поувериться,
Походить, погулять по всем дальным сторонам,
По уездам, городам и по селам, деревням,
По садовым деревам, по большим кораблям,
Где бы место изобрать, собор-церкву построить,
Верных-праведных сбирать,
Верных-праведных сирот
Во свой Божий во синод;
Изоставлю коностаты [иконостасы]
Все серебряные,
Изнавешу я лампады
Позлащенныя,
Засвечу ли я свечу
От сердечной теплоты,
От христовой доброты;
Уж не те мои свечи,
Кои в церкви во бревнах,
Уж как те мои свечи,
Кои в сердце, в ребрах, —
Свет — любовь, любовь Божия,
Свята истинная и воистинная.
Кому батюшку любить, —
Во злату трубу трубить,
Ему в милости ходить,
Всем верным послужить».
Свет — любовь, любовь Божия!
Свята истинная и воинственная!
Кабы то не Бог еще,
Кто бы нам помог?
Уж и где бы нам бывать —
Верных-праведных видать?
И видом бы не видать
И слыхом бы не слыхать.
125.
«Благослови нас, сударь батюшка родной,[193]
Повели нам, гость богатый, дорогой,
Сказать нам про твое шествие, про бытье,
Как про нынешнее время, про житье,
Как приходит на нас грешных забытье:
Забываемся мы в разуме, в уме.
Мы поставлены на дорожке, на пути, —
Обещались служить, батюшка, тебе,
И душами и плотями отдались,
Сколько мочи, сударь, силы нашей есть,
Мы повинны пред тобою, сударь, снесть.
А нам надобно советывать совет
И про батюшку Небесного Царя,
Как даны то нам не малыя дела». —
«Вы несите, други, царски знамена.
Не отказал сударь от царства, от рая,
Записал сударь все ваши имена,
Во свою государь животную книгу,
Во своей государь палате судовой,
Во своем государь престоле на столе,
В государевом печатным дворе.
Вы кладите свету-батюшке труды,
И не отойдут от его, света, судьбы.
И он сам, сударь, садил свои сады,
Он пречистой своей кровью поливал,
Он небеспыим покровом покрывал,
Он ко всякому деревцу припадал,
И он сам, государь, глаголует, речет:
«Вы ростите, мои зеленые сады,
Вы цветите на древах, белы цветы,
Вы постойте, мои последни сироты,
Подержитесь вы телесной чистоты,
Тем дойдете до небесной высоты,
Там получите душевной красоты». —
«Как прислалася от батюшки к нам весть:
Обещался за работушку, за честь,
Благословил Евангель свой прочесть,
Отдадимте мы Святому Духу честь».
126.
Про меня младу худа слава лежит,
Худа славушка, не очень хороша,
Будто я с Богом знаюся,
Со Святым Духом в совете живу;
Уж кто с Богом-светом знается,
Тот голосом навоется,
У того всегда печаль в дому,
Сердечушко обливается кровью.
Уж тошно мне, тошнешенько,
Еще грустно мне, грустнешенько,
К батюшке в гости хочется.
К реке пришла — перевозу младой нет;
Все мосточки размостилися,
Перевозчики отлучилися.
Пришло младой хотя плыть, хотя плыть,
У батюшки в гостях быть, таки быть;
Пришло младой обмочитися,
У батюшки обсушитися.
У батюшки нова горница во саду,
У батюшки много гостей во дому;
На святом круге гуляет государь,
Родослов-книгу читает государь.
127.[194]
Не золота трубушка вострубила, —
Проглаголовал наш батюшка Небесный Царь
К верным рабам, к последним сиротам:
«Уж вы верный рабы, вы последни сироты,
Послужите Богу мне верой-правдой на земле,
Без обмана, безо лжи, со всей истиной;
Подымайте знамена на последни времена».
Как далеко, далеко в зелененьких лугах
Ликовала наша матушка помощница,
Пресвятая Мать Богородица,
С любимым полком израильским,
По зелененьким лужочкам покатывала,
Из пречистых своих уст проглаголовала:
«Зеленейся, зеленейся, мой зелененький лужок,
Вы цветите, расцветайте в саду, алые цветы,
Уж ты спей, созревай в саду, белый виноград,
До время, до поры — до студеной до зимы.
Как исполнится у батюшки и время и пора,
И время и пора — его страшный Божий суд,
Как вострубит государь во двенадцать своих труб,
А сыра земля потрясется вся.
Небеса-то, мои други, поколеблются,
На земли-то Божьи люди перепугаются;
Не могут они стоять на резвых своих ногах,
Как станет, мои други, вся вселенна стонать;
Хочет государь всей вселенной потрясти,
Некому будет всю вселенную спасти;
Не хочет государь за вселенную стоять,
Только хочет он стоять за детушек своих,
За верных, за святых и за праведных».
128.
Как у нас было на тихом Дону
У богатого хозяина в дому,
Среди его широкого двора
Стояла тут новая горница,
Столовая светлая светлица.
Как в этой новой горнице,
В столовой светлой светлице
Собирались братцы батюшки,
Сестрицы белы голубушки,
Богом святым полюбовные,
Святым духом избранные,
Избранные, созванные,
Детьми Божиими названные.
Как гуляет по горнице батюшка,
Он такия речи говорит:
«Послушайте, мои детушки,
Уж какой же я вам суд-то засужу,
Путь-дороженьку в царствие покажу.
Уж и кто же с Богом водится,
По ночам он Богу молится,
Своим сердцем надрывается,
Живот кровью обливается,
Сердечный ключ подымается.
Хоша сердцем надрывается
И слезами умывается,
За то в небе великая ему честь, —
На престоле ангельском будет сидеть.
А кто с Богом-то не водится,
По ночам Богу не молится,
Хоша, други, он не молится,
За то много на нем спросится,
Тяжело ему ответ будет держать,
На том свете в темноте будет лежать.
Ей, ей, батюшка, святой, сударь, дух,
Утешитель душам истинным,
Утешитель Божьим-праведным!»
129.[195]
Ай, кто пиво варил?
Ай, кто затирал?
Варил пивушко сам Бог,
Затирал Святой Дух.
Сама матушка сливала,
Вкупе с Богом пребывала;
Святы ангелы носили,
Херувимы разносили.
Херувимы разносили,
Серафимы подносили.
«Скажи ж, батюшка родной,
Скажи, гость дорогой!
Отчего пиво не пьяно?
Али я гостям не рада?
Рада, батюшка родной,
Рада, гость дорогой,
На святом кругу гулять,
Бога-света прославлять,
В золоту трубу играть,
В живогласну возносить!
Богу слава и держава,
Во веки, аминь.
130.[196]
Ой, во саду, саду, во саду зеленом
Стояло тут древо от земли до неба.
На это на древо птица солетала,
Птица-голубица древо любовала,
Древо любовала, гнездышко свивала,
Гнездышко свивала, детей выводила,
Детей выводила, деткам говорила:
«Уж вы, мои детки, детки голубятки!
Клюйте вы пшеничку, клюйте не роняйте,
Во поле не летайте, в пыли не пылитесь,
В пыли не пылитесь, росой не роситесь!»
Детки не стерпели, в поле полетели,
В пыли запылились, росой заросились.
Уж как-то нам быть, к батюшке притить?
К батюшке притить, слезами залиться!
Авось наш батюшка до нас умилится!
131.
Под высоким небом, середь земли,
Вырастало древо кипарисное.
Вокруг древа вырастали алы цветики,
Прилетали пташечки, пели они песенки,
Царския песенки, райския.
Наступила пора, время лютое,
Холодное, морозное.
Из того ли стада птички
Брали ясного сокола за оба крыла.
Повезли сокола со царского двора,
Посадили сокола в тесну клеточку,
Не услышат от него люди Божьи весточку,
Станут детушки сокола поминать,
Станут слезно плакать и рыдать,
А неверныя душеньки в землю зарывать.
132.
Уж ты мать моя, прекрасная Москва,
У тебя, Москва, забавы хороши.
Я в тебе, Москва, забавушку имел,
Я по каждый час ягодки ел,
Хоть не каждый час мне батюшка давал.
Сударыня родная матушка моя
Отъезжает в чужу дальнюю страну,
Разлучает меня с батюшкою.
Мне расстаться с ним не хочется.
Хотя есть у меня духовная родня, —
Не велят мне часто в гости к ней ходить,
По все времячко в печалях, в скорбях жить.
Призасох, заблек зелененький садок,
Призавяли все лазоревы цветы,
Приуныли райски пташечки в саду петь.
А я, молодец, в неволюшке сижу,
Как соловьюшек во клеточке, во серебряной сеточке.
Мимо царского окошечка пролетала райская пташечка.