Из яростного зева,
Когда-то шла война.
Пока зима, угрюма и мрачна,
Все время жмется к печке милой,
Под небом сумрачным уныло
Дороги серые томятся там, вдали,
Но вешние лучи на них едва легли —
И им уже тепло, они уже готовы
Созвать, увлечь в поля сияющие снова
Для солнечных трудов
И плуги, и возы, людей, коней, волов,
Мальчишек и девчонок.
И жаворонка звон с прозрачных облаков
Летит над пашнями, пронзителен и тонок,
И вот —
Дороги по утрам уже бегут вперед
Скрываясь под зеленым сводом
Раскинутых ветвей — к лугам, селеньям, водам;
Без отдыха они
Канавы огибают и плетни;
То мягче, то прямей и круче
Взбираются, змеясь, на склон холмистой кручи,
Где сладко пахнет скошенной травой;
Помедлить, подождать им хочется порой;
И тень от облака — ширококрылой птицы —
В полдневный зной на них торжественно ложится;
Сквозь нивы желтые, где началась страда
Июльская, они проходят иногда:
То вправо двинется одна, то сразу
Налево повернет — от жницы к сноповязу;
Другая спустится, чтоб обогнуть кольцом
Лесного сторожа убогий дом;
А у широких, плотно замощенных,
Такие тяжести на спинках закаленных,
Что, глядя, как они уносятся в закат
Со всем, что в этот день их нагрузить успело,
Невольно думаешь, дворы деревни целой
К пределам солнечным спешат.
Дороги, пробуждаясь летом
С рассветом,
До гаснущей на западе зари
Обходят фермы, и сады, и пустыри.
Их любят-старики, что у ворот под вечер
Болтают про дела минувшие и встречи;
Привычно узнают они
Шаги, что их касаются в одни
И те же утра, ночи, дни.
Ведут они и в церковь — и в сторонку,
В какой-нибудь лесок,
Где грубоватый, хитрый паренек
Подстережет свою девчонку.
И нам от них не скрыть своих утрат, измен,
Своих удач и бед за толщей наших стен,
И на себе они несут в седые дали
Все наши радости, тревоги и печали
И смелость душ людских, что крепче стали.
Перевод Н. Рыковой
Гроза
Средь яблок золотых, под легким ветерком,
Ты показалась там, где закачались ветки.
Вдруг тучу принесло, и дождь запрыгал редкий;
Грудь сада разорвав, лавиной рухнул гром.
И в страхе с лестницы скользнула ты проворно
Под низенький навес, что в вспышках грозовых
То белизной сверкал, то в тьме внезапной тих,
Меж тем как по стене стучали града зерна.
Но стало небо вновь ясней и розовей.
Ты вновь идешь в цветах росистою травою,
И эти яблоки, что сорваны с ветвей,
Ты к солнцу подняла, омытые грозою.
Перевод Вс. Рождественского
Влюбленные
Порою летней, в день воскресный,
Под колокольный перезвон
Ты тем внимала, кто пленен
Был красотой твоей телесной.
Один сказал, любя:
«Коль сердце у тебя —
Листок, дрожащий и прекрасный,
Который было бы опасно
Сорвать на грозной высоте, —
Я ничего бы не боялся,
По веткам смело бы поднялся
К моей мечте!»
Другой сказал, любя:
«Коль сердце у тебя —
Сокрытый камень драгоценный
На дне морском иль в речке пенной,
Пусть будет сетью он храним,
Пусть преграждают путь мне травы
Своей трясиною лукавой, —
Нырну за ним!»
Еще один — любя:
«Коль сердце у тебя —
Плод, созревавший одиноко
На островах страны далекой,
В гнилом тропическом аду, —
Я в жажде счастья неизменной,
Будь он хоть на краю вселенной,
Его найду!»
Ты слушала всех трех с насмешливым лицом,
Но ничего не отвечала
И в солнечном луче, чуть шевеля носком,
Легко, устало
Лишь башмачком своим качала.
Перевод Вс. Рождественского
Башмачник
«Скорей коленопреклоненно
Зажгите свечи пред мадонной!
Ваш муж — башмачник — в этот час
Навеки покидает нас».
А школьников сабо у школы
Отщелкивают марш веселый,
И повторяет тротуар
Стук черных пар и белых пар.
«Мальчишки, полно баловаться,
Стучать подошвами, смеяться,
Когда тут честный человек
Кончает свой тяжелый век!»
«Жена, зачем на них сердиться
В тот час, как должно нам проститься:
Пусть повторяет тротуар
Стук белых пар и черных пар».
«Коль каждый так шумит бездельник,
Мы не услышим, как священник
Под нашим явится окном
С дарами и пономарем!»
«Жена, таких сабо немало
Я сделал для ребят квартала.
Пусть повторяет тротуар
Стук белых пар и черных пар!»
«Но как же голосом спокойным
Молитву прочитать достойно,
Как бог приказывает нам,
Под этот дикий визг и гам?»
«Пускай повеселятся дети
С моей душой, со всем на свете.
Пусть повторяет тротуар
Стук белых пар и черных пар!»
«Когда на улице так шумно,
И стук сабо, и крик безумный, —
Не станут ангелы, скорбя,
Петь аллилуйю для тебя!»
«Чтоб веселей ребятам было,
На небе кружатся светила.
Так пусть сабо — мой скромный дар —
Стучат, стучат о тротуар!»
Перевод Вс. Рождественского
Золото
Спрячь золото верней!
Смотри, следят за нами.
Спрячь золото верней!
Свет солнца страшен мне:
Меня ограбить может пламя
Его лучей.
Спрячь золото верней:
Не здесь, а под семью замками,
Не здесь, а дальше, где-то там,
Зарой поглубже в мусор, в хлам,
Под хворост, за дровами…
Но как узнать, но как узнать,
Откуда вора можно ждать?
Встает заря или темно,
Не все ль равно?
Не открывай ни на мгновенье
Дверь и окно.
Не шевелись, не шевелись!
Я. слышу шепот, шум, движенье,
Шаги, я слышу, раздались:
Шагают вниз!
Что слышно вам? Что слышно вам?
А там за дверью что такое?
Не воры ль шарят по углам?
Что слышно вам? Что слышно вам?
Ах, нет на свете мне покоя!
Все говорят, что я старик,
Но шум любой я слышу вмиг
Во мраке, лежа на подстилке…
Что день, что ночь — мне все равно,
Дрожать мне вечно суждено
Так, что трясутся все поджилки.
Под шкаф поглубже залезай,
Изобрази собачий лай!
Упала тень, и темен день…
Скажите мне, прошу я вас,
Не видно ль глаз, не видно ль глаз?
Им в щель заглядывать не лень!
Проходит час, не видно глаз,
Должно быть, мышь на этот раз
Скреблась за печкой, где поленья…
Я засыпаю на мгновенье!
Но где покой? Стучит в висках…
Хранить бы золото в костях —
И я совсем забыл бы страх!
Перевод Б. Томашевского
Покойник
Усопших к месту погребенья
Всегда проносят вдоль селенья.
Уже мальчишки тут как тут;
«Гляди, покойника несут!»
Глаза рукой прикрыв от солнца,
Старуха смотрит из оконца.
Столяр бросает свой верстак, —
В гробах он смыслит как-никак.
А лавочник расставил ноги
И курит трубку на пороге.
От взоров досками укрыт,
Покойник в ящике лежит.
Без тюфяка он, без подушки, —
Под ним солома лишь да стружки,
А гроб из четырех досок
Не в меру узок и высок.
Носильщики идут не в ногу,
Кляня разбитую дорогу.
Злой ветер возле «Трех дубов»
Срывает гробовой покров.
Шершавым доскам будто стыдно,
Что всем теперь их стало видно.
Холодный ветер валит с ног;
Все думают: «Мертвец продрог».
Все знают: спит он, бездыханный,
В одной рубахе домотканой.
И в день, когда своих рабов
Господь поднимет из гробов,
Дрожа, в смущении великом,
Он будет наг пред божьим ликом.
Процессии дать надо крюк,
Чтоб обогнуть общинный луг.
По той полоске, рядом с лугом,
Покойный шел весной за плугом.
Он тут в погожий летний день
Косил пшеницу и ячмень.
Всем сердцем был он в жизни трудной
Привязан к этой почве скудной.
Под вечер, выбившись из сил,
Он с ней любовно говорил.
Вон там, где тянется тропинка,
Он комья подбирал суглинка,
И после трудового дня,
С соседом сидя у огня,
Он землю в пальцах мял, смекая,
Какого ждать им урожая.
Вот кладбище; как свечки, в ряд