Луч игривого света.
Сердце сжалось во мне:
и она через миг испарится, пригрета…
И пойду — снова нищий… За что? Для чего?
Словно капля в болоте,
Даром сгинет слеза, не прожжет никого.
Не смутит их в дремоте…
И куда мне пойти? Разве броситься ниц,
Рвать подушку зубами —
Может, выжму еще каплю влаги с ресниц
Над собой и над вами.
Слишком бледен ваш луч, и во мне он со дна
Старых сил не пробудит:
В небе солнце одно, в сердце песня одна,
Нет другой и не будет…
1902
Последний
Всех их ветер умчал к свету, солнцу, теплу,
Песня жизни взманила, нова, незнакома;
Я остался один, позабытый, в углу
Опустелого Божьего дома.
И мне чудилась дрожь чьих то крыл в тишине.
Трепет раненых крыл позабытой Святыни,
И я знал: то трепещет она обо мне,
О последнем, единственном сыне…
Всюду изгнана, нет ей угла на земле,
Кроме старой и темной молитвенной школы, —
И забилась сюда, и делил я во мгле
С ней приют невеселый.
И когда, истомив над строками глаза,
Я тянулся к окошку, на свет из темницы, —
Она никла ко мне, и катилась слеза
На святые страницы.
Тихо плакала, тихо ласкалась ко мне,
Словно пряча крылом от какого-то рока:
«Всех их ветер унес, все в иной стороне,
Я одна… одинока…»
И в беззвучном рыданьи, в упреке без слов,
В этой жгучей слезе от незримого взора
Был последний аккорд скорбной песни веков,
И мольба о пощаде, и страх приговора…
1902
Пред закатом
Выйди, стань пред закатом на балкон, у порога,
Обними мои плечи,
Приклони к ним головку, и побудем немного
Без движенья и речи.
И прижмемся, блуждая отуманенным взором
По янтарному своду;
Наши думы взовьются к лучезарным просторам
И дадим им свободу.
И утонет далеко их полет голубиный
И домчится куда то —
К островам золотистым, что горят, как рубины,
В светлом море заката.
То — миры золотые, что в виденьях блистали
Нашим грезящим взглядам;
Из-за них мы на свете чужеземцами стали,
И все дни наши — адом…
И о них, об оазах лучезарного края,
Как о родине милой,
Наше сердце томилось и шептали, мерцая,
Звезды ночи унылой.
И навеки остались мы без друга и брата,
Две фиалки в пустыне,
Два скитальца в погоне за прекрасной утратой
На холодной чужбине.
1902
Эта искра моя мне досталась…
Эта искра моя мне досталась
Не находкой в пути, не в наследство
Из кремня в моем сердце добыта
Тяжким молотом бедства.
Пусть одна и мала эта искра,
Что в груди я заботливо крою, —
Но моя, вся моя, — и зачата,
И взлелеяна мною.
И когда о кремень в моем сердце
Бьет, дробя, молот скорби и гнева,
Брызжет искра моя, зажигая
Пламя в звуках напева.
И напев опаляет вам душу,
И пожар в ней пылает, бушуя, —
А потом за убытки пожара
Кровью сердца плачу я…
1905
Приюти меня под крылышком…
Приюти меня под крылышком,
Будь мне мамой и сестрой,
На груди твоей разбитые
Сны-мечты мои укрой.
Наклонись тихонько в сумерки,
Буду жаловаться я:
Говорят, есть в мире молодость —
Где же молодость моя?
И еще поверю шопотом:
И во мне горела кровь;
Говорят, любовь нам велена —
Где и что она, любовь?
Звезды лгали; сон пригрезился —
И не стало и его;
Ничего мне не осталося,
Ничего.
Приюти меня поп крылышком,
Будь мне мамой и сестрой,
На груди твоей разбитые
Сны-мечты мои укрой…
1905
Из народных песен
Между Тигром и Ефратом,
На пригорке, на горбатом,
В листьях пальмы, вся блистая,
Княжит пава золотая.
Я взмолилась златокрылой:
«Ты сыщи мне, где мой милый!
Подхвати его на месте
И, связав, умчи к невесте.
А не свяжешь, или нечем, —
Кликни зовом человечьим
И скажи… А что — не знаю…
Ты скажи, что я сгораю.
Скажешь: сад расцвел богато,
И зарделся плод граната —
Но замки-ворота целы,
И не сорван плод созрелый.
Скажешь: ночью я часами
Плачу горькими слезами
И мечусь, полунагая,
Покрывала обжигая.
А нейдет — тогда шепни ты:
Сундуки мои набиты —
Шелк, сорочки, одеяла —
Я сама их вышивала…
И перина пуховая,
Что сготовила родная
За бессонные за ночки
К ложу брачному для дочки…
И, запрятана глубоко,
Ждет фата поры до срока, —
Все по счету, я готова, —
Что ж не видно дорогого?»
Шорох-шелест меж листами —
Молвит пава ей устами:
«Полечу во мраке ночи
И раскрою другу очи.
В грезе образ твой навею,
В сердце зов запечатлею:
Он проснется, хвать метелку
И верхом — в твою светелку.
„Я примчался издалека,
Радость жизни, светоч ока,
И хочу не шелк прозрачный,
Но любовь в подарок брачный.
Что мне в роскоши наряда!
Мне приданого не надо:
Твои косы — шелк прекрасный,
Твоя грудь — как пух атласный.
И за мной казна большая:
Чуб — и удаль молодая.
Выходи ж навстречу друга,
Нареченная супруга…“»
Вот и ночь. Туман пронзая,
Взмыла пава золотая,
Взмыла к небу и пропала —
И обета не сдержала.
И с утра до темной ночи
Подымаю к тучкам очи:
Тучки, белые туманы,
Где же милый мой желанный?..
Над колодцем, что в саду,
У ведра я тихо жду:
По субботам о н стучится
У меня воды напиться,
Жарко. Все в глубоком сне:
Листья, мухи на плетне,
Мать, отец… Не спим мы двое:
Я да сердце молодое.
Да не спит еще ведро,
И роняет серебро
Кап-кап-кап на дно колодца…
Милый близко… сердце бьется…
Чу — в саду шуршат кусты —
Это пташка — или ты?
Это милый! Скоро, скоро!
Я одна, нигде ни взора…
Сядем рядом, руку дай
И загадку отгадай:
Отчего так жадно рвется
Мой кувшин к воде колодца?
И зачем мое ведро
Плачет, сея серебро,
Без утехи, без ответа
От рассвета до рассвета?
И зачем так больно мне
Где-то в сердце, в глубине?
Правда ль — мама говорила —
Что тебе я опостыла? —
Отвечает мой жених: —
Сплетни недругов моих!
Через год мы, той весною,
Будем мужем и женою!
Будет чудная весна,
Небо в золоте без дна,
И деревья все с приветом
Нас осыплют сладким цветом.
Братья, сестры, вся семья,
Свахи, дружки и друзья,
Тьма гостей за скрипачами
Поведут нас со свечами.
На ковер тебя взведу —
Пред колодцем, здесь в саду;
Ты подашь мне дар богатый —
Белый пальчик розоватый.
И промолвлю громко я:
«Посвящаю — ты моя» —
А враги придут к нам в гости
И полопают со злости…
1906–1908
Вечер
Снова солнце взошло, вновь поникло за лес,
День прошел, и не видел я света;
День да ночь, сутки прочь — и ни знака с небес,
Ни привета.
И на западе снова клубятся пары,
Громоздятся чудовища-тучи —
Что там? зиждет миры или рушит миры
Некто дивно-Могучий?
Нет, не зиждутся там и не рушатся там
Ни миры, ни дворцы, ни престолы:
То свой пепел струит по земным наготам
Серый вечер бесполый.
И шепчу я: в заботах о вашем гроше
Своего не сберег я червонца… —
И встает Асмодей и хохочет в луче
Уходящего солнца.
1907
Быстро кончен их траур: отряхнулись и встали...
Быстро кончен их траур: отряхнулись и встали,
Я сажуся на землю.
Голова моя в пепле, на ногах нет сандалий,
Молча жду я и внемлю.
Не могу я молиться у безмолвного храма,
Здесь мольбы мои стынут:
Еще храм их не рухнул, еще высится прямо,