Июнь 2012
Вот и запахло бузинным дождем,
Падубным дымом, черемушьим прахом,
Вот и червец за горою рожден,
Страшный закат выпекающий пахом.
Вот мы выходим из наших дверей,
Вот мы встречаем родных и знакомых,
Гладим холодные губы зверей
И обнимаем пустых насекомых.
Вот мы бежим по аллеям к реке,
Бабочек облако бьется на сворке,
Вот загорается мрак вдалеке
И разъезжаются ржавые створки:
Страшен заката дымящий кармин,
Страшен убитый червец поднебесный…
Кем наш чернеющий город храним?
– Ночью одной – всесмиряющей бездной.
Песенька провансальская
полузвёзды-полуоблака
полуптицы-получервяки
так подгорная кипит река
под нагорной глиною реки
полугоры-полугорода
полубиты-полугородки
так угарная горит вода
под бугорным оловом реки
в замедленьи оловянных рек
в заголеньи раздвоённых глин
так и исчезает человек
золотою темнотою мглим
и на парапетах золотых
спят цикады черным мертвым сном
…как старцы троянские на теплых стенáх Илиона…
Маленькая элегия на смешение времени суток
с тихим фр-р-р пролетела ночница
обезумев от сока луны
чтобы солнечной тьмой начиниться
приспустили деревья штаны
в этот час золоченый но черный
двум стихиям грозит укорот
и воробушек смертью смягченный
улетает от наших ворот
Холмы. Уход
где вы́ где мы́
сквозь пар не вижу я кровяный —
одни сизо-синие холмы
их зачехленные караваны
зачем? куда?
и здесь быть небу синю и сизу
и здесь фыркнет звездная вода
и двинется сквозь землю снизу
мы с-подо льда
напьемся гибельной и звёздной
воды – и станем как звезда
и вы бы с нами… – но поздно, поздно:
еще до тьмы
они шатры свои скатали
и в небо тронулись – с детьми
и домочадцами и скотами
Цыганская полевая кухня
Ложки и плошки дрожат-дребезжат,
Глина и сало исходят парáми,
Ужас с дороги бегущих ежат
В черное небо уходит шарами.
В ночь виноградную катит возок,
Парой цикад запряженный с зарею,
Узок проезд и разнуздан вязок,
Где я последнюю шкурку зарою.
Сало скворчит на ходу, на лету,
Сколько еще до французской границы?
Дым виноградный течет в темноту,
Тихо скрипят на вожжах рукавицы.
Природа осени
…И пугливый кабан —
Пустотелых лесов господин…
В лесах зеленых золотых
у белки мертвой лыс затылок,
и мертвый лис на свой салтык
ползет на косточках застылых.
Ему навстречу, бел и волгл,
но лоб прожарен, как оладья,
выходит из оврага волк,
наискосок глазами глядя.
А мертвый ласковый кабан
прильнул к реке кровавым боком,
и снулой щуке по губам
мазнуло в омуте глубоком.
Mедведь-мертвец гремит кольцом
средь запахов не мировейных,
и мертвый человек лицом
ложится к белке в муравейник.
О сарыче
Кто в облаке живет, повисшем над холмами,
Чей в слюдяном окне смутнеется ночник? —
Не желтый ли сарыч с заточкою в кармане
И оловом перстней на кулаках ножных?
В зависшем облаке себе устроил дом он,
Где с сарычихою они вдвоем молчат,
И лишь сквозь трубочку услышать можно гомон
В пуху растерзанном дрожащих сарычат.
Песенька
НЕ́ЩЕЧКО.
1. Нечто, что-то, кое-что (обл., устар.). <…>
2. в знач. сущ., ср. Дорогой предмет, сокровище, любимое существо (разг., фам.).<…>
Не казнись, не кручинься ты, нещечко,
Я и сам почти не казнюсь…
Я скажу тебе начисто нещечко,
Когда я приснюсь.
Будут полные щеки заплаканы,
Как тогда, на том берегу.
И у книги страницы повырваны и оторваны клапаны,
Но я ее и там берегу.
Новый гоп со смыком
В черной баночке вина
Тишина серебряна
И по кантику под вдох
Кислый ходит холодок.
Ой ты русское вино,
Я не пил тебя давно,
Хладный дух не выдыхал
От поднёбных полыхал,
Не впивался в холодец,
Так как был не молодец,
Был я, бедный, трусоват,
Зажигал на сорок ватт.
Но я больше не боюсь,
Перед смертью похмелюсь,
Как со Смыком древний Гоп,
И пойду ложиться в гроб.
Ты не плачь, не плачь, жена,
Елочка наряжена.
Елочка наряжена,
Рюмочка налажена.
В этой рюмочке вина
Темнота разрежена,
Так пригуби же за Аленькой
Свой стаканчик маленькой.
Ты не плачь, не плачь, жена,
Это все моя вина,
Но пока я весь живой
Под звездой сторожевой,
Под звездой сторожевой,
Под луной оранжевой
Испускаю тихий крик,
Будто с Гопом древний Смык.
Владимирский сад
Я был когда-то маленький,
Насупленный и хороший,
С Кузнечного рынка валенки,
Из ДЛТ галоши.
Во лбу шаровидной ушаночки
Красной Армии звезда,
А за спиною саночки,
Всё едущие не туда.
Я шел гулять во Владимирский сад
Сквозь ограды пролом с Колокольной,
В этот сад не смеет зайти снегопад
И уличный свет малахольный.
И нагло моргающий свет площадной
Останавливается перед решеткой,
И все пахнет неместной ночной тишиной
И счáстливой тьмою нечеткой.
Там сугробы немы, там деревья слепы,
Но меня туда больше не тянет —
Там заделан пролом, там гуляют попы.
Больше нет его… но и меня нет…
Коробочка
Здравствуй, коробочка рейнской сожженной зимы!..
Птица-воробушка не выбегает из тьмы,
Страшная птица-воробушка пулей тебя стережет,
Ходит по кругу, косо глядит, клю́ет снежок-творожок,
Правое, левое выворачивая плечо.
Паяна-клеена крыжечка и зáлита чем-то еще,
Паяна-клеена, чем-то еще залитá,
Но трогать не велено… да какие уж там золота?
Раз мне дозволили: что уж там, нá, посмотри.
Полупрозрачные лица смутно ходили внутри,
Сыро и смутно светилась полупрозрачная тьма.
Хватит, – буркнула птица. – Не то скосопыришь с ума!
Новый год в зоопарке и над
бродский тучный – за тучей в засаде —
сеет перхоть на волглый карниз
обезьянка поет в зоосаде
каучуковым личиком вниз
в протекающих круглых галошах
пляшет чертом жираф по двору
сыплет солнечный мелкий горошек
аронзон в золотую дыру
лиска крутит по клетке колена
будто заяц она или бес
ну а вы – что вы шлете нам лена
из высоких и черных небес
Январские ямбы
Горит воздушная вода
В ночных фонариках летучих:
Они туда, они сюда,
Пока не пыхнут в низких тучах
И не исчезнут без следа.
Мы вышли рано, на заре:
Вода воздушная горела
Пунктирной сетью на горе,
Луна, как плоский глаз мингрела,
Не освещала и не грела,
И море пело на заре.
О чем, скажи мне, море пело?
Об августе? о январе?
О январе.
На поле брани. Ария
Подымается протяжно
В белом саване мертвец,
Кости пыльные он важно
Отирает, молодец.