Когда оброс и исхудал,
Что Пушкин в темном помещенье
Его при встрече не узнал
И отвернулся с отвращеньем.
Судьба сказала: «Выбирай!»
И поменял любовник пылкий
Прибалтики цветущий край
На тяготы Сибирской ссылки,
Чтобы среди чужих степей,
Свой быт уподобляя плачу,
Былых оплакивать друзей
И Якубовича в придачу.
Когда, касаясь сложных тем,
Я обращаюсь к прошлым летам,
О нем я думаю, затем
Что стал он истинным поэтом.
Что, жизнь окончив на щите,
Душою по-немецки странен,
Он принял смерть – как россиянин:
В глуши, в неволе, в нищете.
Веневитинов
Рожденный посреди созвездий
С талантом редким и умом,
Был Веневитинов с письмом
В столице схвачен по приезде.
«Как ведал жизнь! Как жил он мало!»,
Когда, бестрепетно легка,
Его на гибель обрекала
Любимой женщины рука.
Недолго длилось заключенье —
Дней пять от силы или шесть,
Но, видимо, причина есть
Тому, что впрок не шло леченье,
Что умер он от странной боли,
Которой и названья нет…
Поэт не может жить в неволе,
А кто живет, тот не поэт.
Ах, зачем вы убили Александра Второго (песня)
Ах, зачем вы убили Александра Второго?
Пали снежные крылья на булыжник багровый.
В полном трауре свита спешит к изголовью.
Кровь народа открыта государевой кровью.
Ненавистники знати, вы хотели того ли?
Не сумели понять вы Народа и Воли.
Он в подобной заботе нуждался едва ли, —
Вас и на эшафоте мужики проклинали.
Бросьте браунинг ржавый, было б знать до поры вам:
Не разрушить державы неожиданным взрывом.
Может снег этот сонный лишь медленно таять.
Не спешите же, Соня, метальщиков ставить.
Как пошло, так и вышло: неустройства и войны,
пулеметные вышки и крики конвойных,
Туча черная пыли над колонной суровой…
Ах, зачем вы убили Александра Второго?
Города
Великие когда-то города
Не вспоминают о своем величье.
Владимиру не воротить обличья,
Которое разрушила Орда.
Ростов Великий вовсе не велик —
Собор да полустершиеся плиты.
И Новгород, когда-то знаменитый,
Совсем не тот, что знали мы из книг.
Не сетует на Зевса Херсонес,
В чужом краю покинутый ребенок,
И Самарканд, песками погребенный,
Давно уже не чудо из чудес.
Великие когда-то города
Не помышляют об ушедшей славе.
Молчат колокола в Переяславле,
Над Суздалем восходит лебеда.
Они меж новых городов и сел —
Как наши одноклассники-ребята,
Что были в школе первыми когда-то,
А жизнь у них не вышла. Вот и все.
«Любимцы и избранники народа…»
Любимцы и избранники народа,
Мне чужда ваша пылкая природа
И пламень ваших дерзостных речей.
Не впрок вам государственные дачи,
В семейной жизни вам не знать удачи,
Поскольку общий – стало быть – ничей.
За вами города лежат во прахе,
И вы летите, заломив папахи,
Стараясь бомбой сделать каждый стих.
В довольстве ваш народ или во страхе —
Равно трибуны временны и плахи,
И сходство есть в архитектуре их.
Взгляните – пьедесталы ваши пусты,
На новые нахмуренные бюсты
Переливают прежних статуй медь.
Гремит война, а толпы все несметны.
Строители и пахари бессмертны, —
Бессмертен тот, чья незаметна смерть.
В чести вы, но придет пора иная.
На стол вы карты мечете, не зная,
Что ставка – жизнь в копеечной игре.
А за окном клубится запах хлеба,
Закатом осень поджигает небо,
И звонкий лист блуждает во дворе.
Недолго утешаться вам речами,
Бьет кровь над опустевшими плечами, —
Палач, рубаху новую готовь!
Пускай нас минет пуще всех печалей
И рабский гнев, и рабская любовь!
Гамлет (песня)
Владимиру Высоцкому в роли Гамлета
Нищета по всей земле
И тщета, —
Почему при короле
Нет шута?
В небе птиц кружится стая,
Но вакансия пустая
В штате датского двора,
Как вчера.
Шут бы Гамлета отвлек,
Рассмешил, —
Тот бы браться за клинок
Не спешил,
Не лежал бы Гамлет в яме,
А смеялся бы с друзьями,
И забыли бы про тень
В тот же день.
Окрик стражника во мгле,
Звон щита…
Почему при короле нет шута?
Меж камней ржавеют латы,
Спотыкаются солдаты
И качаются вдали
Корабли.
Был король совсем иной
Старый Лир,
Что себя своей землей
Обделил:
В полновластии, в беде ли
Был король он в самом деле, —
Шут и вечером, и днем
Был при нем.
…Каркнул ворон на скале:
Власть не та, —
Почему при короле
Нет шута?
В стороне, где нету смеха,
Только крик разносит эхо,
Только лязганье мечей
Палачей.
Нищета по всей земле
И тщета, —
Почему при короле
Нет шута?
Нищета по всей земле
И тщета…
Блудный сын. Якопо Пальма Младший
Не увязать причин и следствий,
Не став голодным и босым.
Еще отцовское наследство
Проматывает блудный сын.
Еще сидит меж женщин грубых,
Чья кожа юная свежа,
Одну из них целуя в губы,
Другую – за руку держа.
Сияет день во всей округе.
Не оскудел вином сосуд,
И виноград лиловый слуги
На серебре ему несут.
Играет кровь в румяном теле,
Зовут далекие места.
Еще его не одолели
Раскаянье и нищета.
Он юн и глуп еще, и все же
Он интересен мне таким,
Пока грехов любовных ложе
Его возносит словно дым,
Пока он не припал, увечен,
К отцовской высохшей ноге,
И тонкие пылают свечи
На непочатом пироге.
Горчаков
В ночь на 15 декабря 1825 года Горчаков пытался спасти Пущина от ареста
Город ноет, как свежая рана.
У рогаток двойная охрана.
Гулкий окрик и цокот подков.
Посреди часовых и бурана
Он куда так торопится рано,
Осторожнейший князь Горчаков?
Государю он предан – нет нужды,
Мятежи ему странны и чужды.
Отчего же, понять мудрено,
Этой ночью, морозной и серой,
Он рискует судьбой и карьерой,
От жандармов спасая Жанно?
Не вчера ли, в чулках и при шпаге,
Торопился он в Зимний к присяге,
Слыша пушек медлительный гром?
Завтра в Лондон он едет, приказный,
Чтоб Тургенева вызвать для казни
Или силою или добром.
Но пока не проснулась столица,
Он, в тревоге, что медлит возница,
Напряженно глядит из окна,
И пылает меж снежного чада
Безмятежных пирушек лампада,
Что в Лицее была зажжена.
Ахматова
Разжигать по утрам керосинки мерцающий свет,
Жить на горькой Земле равнодушно, спокойно и долго
И всегда обращаться к тому лишь, кого уже нет,
С царскосельской дорожки, из Фонтанного мертвого дома.
Пить без сахара чай, слушать шум заоконной листвы
В коммунальных квартирах, где свары кухонные грубы,
И смотреть на живущих – как будто поверх головы,
Обращаясь к ушедшим, целуя холодные губы.
Взгляды в спину косые, по-нищенски скудный обед.
Непрозрачная бездна гудит за дверною цепочкой.
И берет бандероль, и письма не приносит в ответ
Чернокрылого ангела странная авиапочта.
Ностальгия
Белой ночи колодец бездонный
И Васильевский в красном дыму.
Ностальгия – тоска не по дому,
А тоска по себе самому.
Этой странной болезнью встревожен,
Сквозь кордоны границ и таможен
Не спеши к разведенным мостам:
Век твой юный единожды прожит,
Не поможет тебе, не поможет
Возвращение к прежним местам.
На столе институтские снимки,
Где Исаакий в оранжевой дымке
И канала цветное стекло.
Не откроются эти скрижали.
Мы недавно сюда приезжали,
После выпили, – не помогло.
Этот контур, знакомый и четкий,
Эти мальчики возле решетки,
Неподвижная эта вода.
Никогда не стоять тебе с ними,
Не вернуться на старенький снимок
Никогда, никогда, никогда.
Самозванец
Два пальца, вознесенных для креста,
Топор и кнут. В огне не сыщешь броду.
О, самозванство – странная мечта,
Приснившаяся русскому народу.
Отыскивая этому причину,
Я вижу вновь недолгую личину,