А серый туман отрезает пути отступленья.
Амстердам
Возврати, Амстердам, ненадолго свой облик вчерашний,
Где ветшающий храм, наклонившись Пизанскою башней
Над сплетеньем каналов, его осеняет крестом,
Укрепляя надежность отсюда невидимой дамбы.
Покажи мне опять акварели твои и эстампы, —
Позабытого детства рассыпанный том.
Проведи меня снова по Розовому кварталу,
Где за тонким стеклом отдыхают устало
Разноцветные жрицы любви,
Колыхаясь в луче, как аквариумные рыбки.
Их движения плавны, молочные контуры зыбки.
Сотню гульденов дай – и останешься с ней визави.
На каналах подтаявших, в однообразном порядке —
На окне занавески, на палубе садик и грядки —
Неподвижные баржи крутые качают бока.
В этой местности, где с океаном схлестнулась Европа,
Все живут на воде, словно Ной в ожиданье потопа,
Пуповиною кабеля связаны с сушей пока.
Так и мне бы прожить в корабельном уюте убогом,
Там, где птица кружит над теряющим разум Ван Гогом,
Где шприцы и бутылки швыряет в канал наркота,
В интерьере домов, как и в Новой Голландии строгом,
Между чертом реальным и полумифическим Богом,
Вспоминая василеостровского неба цвета.
Так и мне бы прожить, не страшась наводнений и ливней,
Возле зыбкой межи, в окруженьи пейзажей наивных,
На краю континента, у северных хмурых морей,
Где в цене из одежды лишь то, что надежней и проще,
И тюльпанами нежными летом расцвечена площадь,
И горит над мостами рубиновый свет фонарей.
Не пойте без меня (песня)
Памяти российских бардов
Дрожат, не просыхая,
Дождинки на стекле.
Пора глухонемая
Настала на Земле.
Я думал ли когда-то,
Что выживу хоть год
Без песенки Булата,
Без Юриных острот?
Сияет мир окрестный,
По-прежнему хорош.
Сегодняшние песни
Горланит молодежь,
Но нету мне мелодий
В полях родной страны
Без голоса Володи,
Без Жениной струны.
Идет к закату лето,
Покачивая рожь.
Не чокнешься с портретом
И песню не споешь.
И мы грустим под вечер
С приятелем вдвоем.
Нам выпить бы за встречу,
Да только мы не пьем.
В падении живу я,
Как лист на вираже.
Еще я существую,
Но нет меня уже.
Звучит мой голос глуше
И не окрепнет впредь,
И некого послушать,
И некому попеть.
А значит без сомненья
Пора и мне туда,
В другие измеренья,
В другие города,
Где вместе вы сидите,
Гитарами звеня.
Постойте, подождите, —
Не пойте без меня.
Пальмира
Какие видения ждут за туманной завесой,
Когда, изогнувшись волною упругой и гибкой,
Шумит Адриатика юною догарессой,
Лицо свое спрятавшей под кружевною накидкой?
Ты завтра войдешь в этот город великий и странный,
Где море и небо строкою и кистью согреты,
Там солнце купается в мраморной ванной
И возле причалов поскрипывают вапоретто.
Не лги понапрасну четырежды на день,
Что эти каналы, палаццо синьоров и дожей,
Похожи на виды, к которым привык в Ленинграде,
Не верь ностальгии – ничто ни на что не похоже.
Еще ты успеешь открытие сделать любое,
Не зная о том, как опасно натянуты нервы.
Но то, что, возможно, последнею станет любовью,
Всегда почему-то смыкается с первой.
Долой осторожную мудрость, – пусть глупое детство
До самой кончины бездумно командует нами,
Покуда способны мы в мир удивленно вглядеться
Лишенными зоркости старческими глазами.
«Всё вокруг заметается вьюгой…»
Всё вокруг заметается вьюгой,
Постепенно пустеет, как зал.
Просыпаешься утром с испугом,
Что куда-то уже опоздал,
Отставая от всех понемногу
На минуту, на месяц, на год.
Поначалу ударишь тревогу,
А потом понемногу пройдет.
И неспешно готовя свой завтрак
(А у всех в эту пору обед),
Ты поймешь, что с бегущими в завтра
Состязаться возможности нет.
И совсем оказалось не страшно
Снова с теми налаживать связь,
Кто остался в эпохе вчерашней,
Никуда уже не торопясь.
Аристотель
О, Аристотель, седой ученик Платона,
Все, что вокруг, ты поставить сумел на место.
Челюсть ежа описал и хребет тритона,
Птиц отделил от рептилий и ост от веста.
Новые после идеи придут – не верь им, —
Разум бедней человеческий век за веком, —
Рыба, плывущая в море, не станет зверем,
И обезьяне не сделаться человеком.
Наша душа, энтелехия или форма,
Суть бытия – принадлежность живого тела.
С ним, как жена, существует она покорно,
И улететь неспособна, куда хотела.
Ей не скитаться по солнечным райским кущам,
Не воплотиться ни в коршуна, ни в собаку. —
Раб пожилой, что хозяином вдруг отпущен,
Вольным не станет под знаками зодиака.
Только одно не дает ей сгореть как свечка,
Прахом рассеяться в почвенном жирном слое, —
Шанс, от рождения выданный ей на вечность, —
Осуществление в звуке, мазке и слове.
«Не надо монументы разрушать…»
Не надо монументы разрушать,
Стыдясь своей истории, поскольку
В забвение ушедшие осколки
Соединятся в будущем опять.
Из книги бытия минувших бед
Не вычеркнуть, ее не сделать лучше,
Какие для вымарыванья силы
Ни прилагай. История России
Сплошная уголовщина, как Тютчев
Заметил горько на исходе лет.
Мне мил Шемякин: лысина Петра
Без парика и сфинкс с лицом скелета
Неразделимы с бронзой Фальконета,
С удавками и криками «Ура».
И Волго-Дон, что сделан на века,
Или Норильск в арктической метели
Не смотрятся без Сталина в шинели,
Как эта площадь без броневика.
От прошлого не отмахнуться нам,
Каких расцветок ни меняй на флаге.
В республику не переделать лагерь
Без памятников бывшим паханам.
Урок физики
Мне снится год пятидесятый
И коммунальная квартира.
В России царствует усатый —
Его ударом не хватило.
Десятый класс, любовь, разлука,
Туристский лагерь в Териоках,
И я, испытывая муку,
Стишки кропаю на уроках.
Колени сдвинули до хруста
Атланты довоенной лепки.
Вокруг шпана шныряет густо,
До самых глаз надвинув кепки.
Но это все не важно вовсе:
Медаль – желанная награда.
Еще не арестован Вовси,
И Этингер, и Виноградов.
И небо в облачных заплатах
Не предвещает ненароком,
Что тяжкий рок пятидесятых
Заменится тяжелым роком
Восьмидесятых.
День погожий.
Внизу на Мойке шум моторки.
А я по всем предметам должен
Тянуть на круглые пятерки.
И далека пора ревизий
В теперь распавшемся Союзе.
Мне говорит с усмешкой физик:
«Таким как ты не место в вузе».
Горька мне давняя опала,
Как и тогда в десятом классе.
«Как это было, как совпало!» —
Позднее удивится классик.
Но это мелочи, поскольку
Любовь поставлена на карту,
И мандариновая долька
Луны склоняет время к марту.
Зеленый луч
Зеленый луч стараясь углядеть,
На палубе стоял я многократно.
Кружились чаек розовые пятна,
И солнце, погруженное на треть
В густеющий вечерний океан,
Проваливалось, как пятак в копилку,
Где отражений алые опилки
Передний образовывали план.
Меня учили, – линия воды
Должна быть ровной, и тогда, конечно,
Зеленый луч над вспышкою конечной
Увидишь ты в награду за труды, —
Примету счастья. Юные зеваки,
Поверившие в сказочный обман,
Торчали мы на юте и на баке
И всматривались пристально в туман
В Атлантике, на Тихом, на Босфоре,
У края антарктического льда.
Возможно он и существует в море,
Но я его не видел никогда.
Мне это вспоминается нечасто.
Сегодняшний загад мой небогат,
Да и нелепо дожидаться счастья
От солнца, что уходит на закат.
Пускай меня болезнями скрутило,
И мне, как говорится, «не светило», —
Безумными глазами игрока
Я провожаю рыжее светило,
Которое ныряет в облака.
Выбор
Видно так и умру, различать не научен
Незаметную грань между злом и добром.
Семисвечником «Боинг» врезается в тучу,
Оставляя кренящийся аэродром.
Исчезает земля, перешедшая в ветер.
Разрываясь, пространство свистит у окон.
По какому завету живу я на свете?
Внуки – в Ветхом завете, а я – ни в каком.
Пролетели года, – мне нисколько не жаль их.
Лишь недавно я понял, лишенный волос: