Того, кто в горести большой?
Поможешь ли в беде чужой?
Ты любишь ли поля, леса,
Моря и птичьи голоса?
Земного мира чудеса?
Гордишься ль, что живёшь в стране,
Где всё в движенье, в новизне,
В полёте к звёздной вышине?
Живёшь ли с сердцем нараспах
В своих делах, в своих словах —
В стране иль в четырёх стенах?
Не говори мне, сколько лет,
Кто были бабушка и дед —
Казённых не терплю анкет!
1960
Памятник Ленину
Стоит он в трёхметровый рост —
Из бронзы вылитый, огромный…
А в жизни был он очень скромный
И ростом невелик и прост.
Он, верно, был бы удивлён,
На памятник прищурясь глядя.
«Мне монумент? Чего бы ради?» —
Спросил бы, улыбаясь, он.
Душою ясной и живой
Он мог любить и ненавидеть.
Он мог смотреть, умел увидеть
И вмиг понять, где враг, где свой.
Не памятник, а Человек —
Живым вошёл он в нашу память
Тем, что сумел переупрямить,
Перекроить двадцатый век!
1961
Кто это?
Мой брат заходит в мастерскую
И надевает свои халат…
Я притаилась: посмотрю я,
Что делает мой старший брат.
Он глину замесил погуще,
Её он давит, гладит, мнёт…
И вот я вижу: лоб большущий
Из глыбы глиняной встаёт.
Вот губы выросли из глины,
Легла ложбинка на губу,
Вот три дорожки — три морщины
Бегут вперегонки по лбу.
Бровь встала уголком горбатым,
Бородки заострился край…
— Кто это? — я спросила брата.
И брат ответил: — Отгадай!
Две ямки сделал он — два глаза,
Он к ним притронулся слегка,
И глина стала тёплой сразу
И будто смуглою щека.
Как будто с глаз упали тени.
Глаза смеются и горят…
Я закричала: — Это Ленин! —
И улыбнулся старший брат.
Вишнёвая трубка
«Какую бы сделать покупку? —
Гадали ребята и вот
Решили: — Вишнёвую трубку
Бойцу мы отправим на фронт!»
Боец закурил после боя,
И вьётся колечками дым.
И вспомнился дым над трубою
Далёко, над домом родным.
Дымок завивается, вьётся,
И кажется в синем дыму,
Как будто жена у колодца
Стоит, улыбаясь ему.
И видит он дым от пожара —
Припомнил советский боец,
Как в страхе сквозь дым побежала
Отара кудрявых овец.
Припомнил ребят своих воин…
О них он так часто тужил!
И ненависть воин удвоил:
В бою семерых уложил!
Огонь. Перестрелка и рубка…
Сражается храбро солдат…
В кармане вишнёвая трубка —
Подарок от наших ребят.
1944
Папа и дочка
Ночью вернулся мой папа с войны,
Мы уже спали и видели сны.
В комнате мигом я лампу зажгла —
Комната стала, как в полдень, светла.
Что это с папиной левой рукой —
Белая вся, на повязке тугой?
Папа сказал: — Шли в атаку, и вот
Ранен я, дочка. Не плачь, заживёт!
Вот он склонился чуть-чуть к сапогу…
Снять сапоги я ему помогу,
Трубку ему я набью табаком,
Прядку волос расчешу гребешком,
Сладкого чаю ему я налью
В самую лучшую чашку мою!..
Папа сказал: — Значит, мне повезло,
Пулям и бомбам фашистским назло:
Стало теперь три руки у меня —
Дочкины две да вот эта моя!
1942
Товарищи
Нам с тобою вместе двадцать —
Каждому по десять лет,
Мы в отряде будто братцы.
Мы с тобой не будем драться
Из-за марок и конфет.
Объясню тебе сложенье,
Вычитанье, падежи…
Ну, а ты мне умножение,
И глаголы, и спряженье
Объясни-ка, удружи!
Я умею плавать кролем,
Прыгать в воду и нырять.
Ты же первый в волейболе —
На площадке в нашей школе, —
Научи меня играть!
Если ты пойдёшь в пехоту —
Я пойду с тобою в бой,
Если ты пойдёшь в пилоты —
Сядем вместе в самолёты:
Ты летишь — я за тобой!
Даже если стукнет тридцать —
Значит, вместе шестьдесят,—
Будем всё равно водиться,
Вместе думать, вместе бриться,
Вспоминать про наш отряд!
Забытые слова
Без словаря бы мы едва ли
Слова иные узнавали.
Я верю: не далёко завтра,
Когда на «В» найдёшь «Войну»,
Как некоего «Ихтиозавра»,
Водившегося в старину.
Гвардии рядовой Матросов
Недолго он прожи́л на свете,
Не много исходил дорог!
Мы видим: жизнь в его анкете
Вся уложилась в восемь строк.
— Фамилия? Рожденья дата?
(Вопрос короткий и ответ.)
Когда, каким военкоматом
Был выдан воинский билет?
Партийность? — Да, он в комсомоле…
Он русский… Родина — Уфа…
И адрес… И ни слова боле…
Вот жизни краткая строфа.
Нет! Он в анкете не ответил
(Такой строки в анкете нет),
Как здо́рово на этом свете
Живётся в девятнадцать лет!
Как он любил грозу и ветер,
Верстак, и книгу, и чертёж…
Такого ни в одной анкете,
Как ни старайся, не прочтёшь!
О чём с товарищем мечтал он?
О чём поспорил он порой?
Был Щорс или Валерий Чкалов
Его любимейший герой?
Речист ли был иль скуп на слово?
Любил ли песни или нет?
Как разгадать его, живого,
По краткой записи анкет?
Наверно, был он крепок телом,
И весь — от головы до пят —
Работать, жить и петь хотел он
Хотя бы сотню лет подряд!
Но ради Родины советской,
Которая ему дала
Всё-всё: и радостное детство
И юность, полную тепла, —
Ради неё он к дзоту смело
Бросается и, полный сил,
Он амбразуру крепким телом
Без колебания закрыл.
Остался он в живых навечно…
Проверка роты… Тишина…
И на линейке каждый вечер
Читает громко старшина:
— Матросов Александр Матвеич!
Герой Союза! Рядовой! —
Его дыханьем вдруг повеет,
Как будто бы он здесь, живой.
Луна над ротой выплывает…
Так тихо — слышен сердца стук…
И отвечает Бардабаев,
Матросова любимый друг:
— В бою погиб он смертью храбрых
В своей прекрасной простоте
Слова «погиб он смертью храбрых»
Звучат как клятва в тишине.
И каждый про себя клянётся:
«Я — как Матросов-рядовой, —
Пока живу и сердце бьётся,
Готов на подвиг боевой!»
1943
Сестра
Она была смешлива, весела,
Болтались косы в лептах за плечами,
Её сестрёнкой братья величали:
Ещё девчонка, мол, не доросла!
Был день её несложен: хохочи,
Учи уроки, расцветай на воле!
И высоко над ней на волейболе
Взлетали вверх весёлые мячи.
Не тяжела была ребячья кладь,
Она легко несла её под мышкой:
Резинка, ручка рядом с тонкой книжкой,
Чернильница и синяя тетрадь…
Но школа кончена. Война… И вот
Уже ей тесен мир бумажной карты,
И в мир живой она со школьной парты
Идёт сестрой в сражение — на фронт.
И кладь её не ручка, не тетрадь,
Не книжки те, которые любила, —
Она на плечи юные взвалила
Бойца в крови, чтоб от врага убрать.
И для бойцов, что вновь вернулись в строй,
Чьё сердце билось тихо и устало,
Она теперь родной и близкой стала —
Не маленькой сестрёнкой, а сестрой.
1942
Галя и узбечка Шарафат
Мы русскую девочку взяли
(Их дом разбомбили и сад).
Её называю я Галя,