В 1828 году Пушкин опубликовал статью «Отрывки из писем, мысли и замечания»: «Жалуются на равнодушие русских женщин к поэзии, полагая тому причиной незнание отечественного языка; но какая же дама не поймет стихов Жуковского, Вяземского или Боратынского? Дело в том, что женщины везде те же. Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью, самою раздражительною, едва ли не отказала им в чувстве изящного. Поэзия скользит по слуху их, не досягая души; они бесчувственны к ее гармонии; примечайте, как они поют модные романсы, как искажают стихи, самые естественные, расстраивают меру, уничтожают рифму. Вслушайтесь в их суждения, и вы удивитесь кривизне и даже грубости их понятия… исключения редки».
Впрочем, не вкус и суждения – сильная сторона женщин. «Разве красивые женщины должны иметь характер? Самое существенное для них – глаза, зубы, руки и ноги», – утверждал поэт.
И вдруг откуда? – из Костромы! – он слышит некое несогласие с его мнением мэтра, какие-то «укоры»! Возмущению поэта не было предела.
Выступление Анны стало предметом горячего обсуждения не только в костромском, но и в московском обществе, ее имя получило широкую известность в столицах. С раздражением Пушкин писал Дельвигу, редактору «Северных цветов», о Послании Готовцевой 26 ноября 1828 года: «Как ты находишь эти холодные и текучие стишки? Что-то написал ей мой Вяземский? А от меня ей мало барыша. Да в чем она меня и впрямь упрекает? В неучтивостях, или противу прекрасного пола, или в похабствах, или в беспорядочном поведении?» Увы, все эти обвинения он вполне справедливо мог принять на свой счет. Семью завести не получалось, с родителями поэт ужиться не смог. Он квартировал в меблированных комнатах или в трактире Демута. «Беспорядочное поведение» стало для него обыкновением, притчей во языцех в обществе, обсуждалось даже при дворе.
Дружба Вяземского с юным Пушкиным началась в 1815 году, со времени создания литературного кружка «Арзамасское общество безвестных людей», объединившего в своих рядах В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, Д. В. Давыдова и других стихотворцев. Два этих выдающихся таланта порой вели себя «неподобающим образом». Вместе разъезжали они по карточным притонам, цыганам и иным заведениям, «о коих не распространяются подробно биографы». Причем закоперщиком выступал более молодой Пушкин. Как писал Вяземский, в молодые годы нужно было «кипятить свою кровь на каком огне бы то ни было, и я прокипятил на картах около полумиллиона». Значительно позже П. А. Плетнёв писал Я. К. Гроту: «Вяземский много, умно и откровенно говорил со мной о Пушкине-покойнике. Отдавая всю справедливость его уму и таланту, он находит, что ни первая молодость его, ни жизнь вообще не представляют того, чтобы внушить к нему истинное уважение и участие…»
А тогда, по горячим следам, Дельвиг и Вяземский убеждали поэта откликнуться, объясниться. Александр Сергеевич вынужден был ответить холодным мадригалом. «Вот тебе ответ Готовцевой, черт ее побери!» – отвечал он на требования Дельвига. Альманах за 1829 год опубликовал этот стихотворный ответ.
И недоверчиво, и жадно
Смотрю я на твои цветы.
Кто, строгий стоик, примет хладно
Привет харит и красоты?
Горжуся им, но и робею:
Твой недосказанный упрек
Я разгадать вполне не смею.
Твой гнев ужели я навлек?
О, сколько б мук себе готовил
Красавиц ветреный зоил,
Когда б предательски злословил
Сей пол, которому служил!
Любви безумством и волненьем
Наказан был бы он; а ты
Была всегда б опроверженьем
Его печальной клеветы.
Можно представить, какой фурор произвел этот поэтический диалог в Костроме. Анна снова оказалась в центре внимания.
В поэтических строках находили отражение события жизни девушки.
В 1823 году ее любимая сестра Александра вышла замуж за состоятельного ярославского дворянина, бывшего морского офицера Валериана Никандровича Жадовского[16]. Сестра «сделала хорошую партию». Правда, с браком оказалось не все гладко – жених был помолвлен с другой, и свадьба, казалось, «была уж слажена, совсем». Однако встреча с Александрой Готовцевой все изменила. Она была очень красива – обаятельная, стройная, с густыми вьющимися черными волосами, спускающимися на плечи, и выразительными синими глазами. Жадовский так впечатлился достоинствами прелестной Александры, что помолвку разорвал, хотя пришлось возместить пострадавшей стороне не только деньги, потраченные на приготовление к свадьбе, но и выплатить солидную неустойку как возмещение убытков за нанесенное семье девушки бесчестье. Отставленная невеста возвратила не только обручальное кольцо, но и все презенты бывшего жениха. Всем родным, которые ранее сделали подарки молодым людям по поводу их помолвки, их также следовало возвратить. При этом к возвращаемому подарку требовалось приложить записку с пояснением причины возврата.
Уже одно перечисление грозящих неприятностей должно было служить гарантией крепости помолвки. Но решительный молодой человек пренебрег осложнениями и осуждением ярославского общества. Александра втайне гордилась силой чувства, пробужденного ею в этом статном красавце. Кто же мог предположить, что счастливая внешность и флотский глянец скрывали тяжелый характер и самодурство. А счастливая невеста видела только молодость и привлекательность избравшего ее героя, не подозревая о неприятных особенностях его личности.
Выйдя в отставку в чине капитан-лейтенанта, Валерьян получил хорошую должность – он служил чиновником особых поручений при ярославском губернаторе до начала 1850-х годов, затем председателем Ярославской палаты Гражданского суда.
Анна откликнулась на замужество сестры стихотворением-эпиталамой, хотя знай она, как сложится судьба Александры, уместнее было бы сочинить «Плач».
С первых дней брак сестры показал сложности совместного существования из-за особенностей характера и неизбывных флотских привычек супруга. Он требовал от домашних безусловного повиновения как от подчиненных, возражения ни в каком виде не принимались. Жизнь с ним стала испытанием для утонченной молодой женщины. Особенно острые углы сглаживала Анна, часто гостившая у сестры. Присутствие красивой свояченицы несколько умеряло деспотизм Валериана Жадовского. От Костромы до Ярославля не так уж далеко, сестры часто виделись.
Рождение у Александры детей, ранняя смерть сестры – эти события давали стимул творческим порывам Анны. Слова шли из самого сердца восемнадцатилетней поэтессы, складывались в стихи и распространялись среди близких.
На смерть А.И. Ж…й
Весенних дней пленительный рассвет,
И дружба, и любовь – все счастье обещало;
Но бурей роковой исторгнут нежный цвет,
Исчезло все! – ее не стало
Но жизнь брала свое.
В ореоле своей недавно обретенной поэтической славы Анна отправилась в Москву. Неизвестно, какие надобности привели ее в старую столицу. Однако можно предположить, что эта поездка была связана с важнейшим событием в ее жизни – готовящейся свадьбой.
Одной из приятных забот подготовки девушки к замужеству, к семейной жизни было приготовление приданого. Знатные и состоятельные семейства, выдавая дочерей замуж, стремились, чтобы девушка, покинув отчий дом, ни в чем не нуждалась. Приданое невесты собиралось матерью с самого рождения: прекрасное постельное белье из знаменитого костромского льна, богато вышитое гладью, украшенное мережкой, кружевами; расшитые полотенца, мягчайшие подушки, легкие и теплые пуховые одеяла – все высочайшего качества. Вещи и украшения собирались годами. Все мануфактурное великолепие помещалось в красивые сундуки, присутствовавшие в каждом доме специально для этой цели. Именно в них приданое невесты выставлялось на всеобщее обозрение, чтобы любой мог ознакомиться с ценностями, которые получали жених и невеста после свадьбы, и тем самым оценить достаток семьи. Со временем в приданое состоятельной девушки из хорошего общества в обязательном порядке стали входить парижские туалеты, белье, корсеты, шляпки, салопы и пр.
Можно представить, с каким увлечением выбирались все эти роскошные и изысканные вещи во французских магазинах на Кузнецком мосту!
Радостное воодушевление делало Анну еще привлекательнее. За недолгое пребывание в Москве в 1829 году ее красота пленила многих. Впечатлительный Николай Языков посвятил ей стихотворение, позднее положенное на музыку Даргомыжским.
Влюблен я, дева-красота!
В твой разговор живой и страстный,
В твой голос ангельски прекрасный,
В твои румяные уста!
Дай мне тобой налюбоваться,
Твоих наслушаться речей,
Упиться песнию твоей,
Твоим дыханьем надышаться!
Московское общество оценило образованность и ум Анны Готовцевой. Она была счастлива признанием, но вовсе не намеревалась целиком посвятить себя поэтическому творчеству. Все свои дарования и красоту девушка готовилась возложить на брачный алтарь. Ее избранником стал Павел Петрович Корнилов (1803–1864) – сын героя Отечественной войны генерала Петра Яковлевича Корнилова. С Костромским краем заслуженного генерала связала женитьба (1802) на дочери древнего костромского рода столбовых дворян Аристовых, Марии Федоровне. В приданое за женой он получил усадьбу Зиновьево в 15 верстах от Костромы. Мария Федоровна самоотверженно следовала за супругом во всех его служебных перемещениях, и их десять детей родились в разных краях России. Но родина, костромская земля, неудержимо влекла ее к себе. Она вернулась в родовую усадьбу с дочерьми и младшими сыновьями и умерла летом 1825 на 40 году жизни.
Во время завоевания Молдавии и Валахии генерал Корнилов скончался 10 июля 1828 года во время осады крепость Журжи – открылись старые раны ветерана.
П. Я. Корнилов. Художник Дж. Доу