Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи — страница 29 из 45

Одно из наиболее значительных произведений писательницы – «Отрывки из дневника молодой женщины» – о судьбе девушки Мины, страдающей из-за любви к мужчине и его непонимания тонкой женской души. Мина облегчает сердце излияниями в дневниках и письмах. Она признается, что ощущает себя «самым бессильным и жалким созданием», «лишней» среди людей: «Какая-то холодная, тяжелая тоска закрадывается мне в душу, и нет благодетельной руки, которая облегчила бы меня силою дружбы и участья! Я одна… одна! Страшно!..» Жадовская использует типичные для романтизма мотивы тайны, мести, побега; включает характерные жанры: записки, письма; вводит внутренние монологи героев. Экспрессивно-эмоциональный характер произведения создается за счет тональности описания душевных переживаний. Значительное место занимают портретные характеристики и пейзажные описания, подчеркивающие настроение Мины. В финале героиня побеждает все преграды – не только формирует характер, независимость от предрассудков, но и по-новому выстраивает отношения с окружающими, становится счастливой женщиной.

К этому же выводу в зрелые годы приходит и Жадовская.

Несмотря на ряд безусловных достоинств, проза поэтессы оказалась слабее ее поэзии. Романы и повести, в сущности, повторяли и развивали ведущие темы лирических стихотворений, но не были так лаконично отточены, и при этом довольно схематичны. В них присутствовало немало аффекта и вместе с тем риторики, и изображалась под разными именами одна и та же героиня – сама Юлия. Обозреватели почти ничего не писали о ее прозаических произведениях, за исключением критика, историка литературы, ученого-филолога A. M. Скабичевского, который приветствовал писательницу как типичную образованную женщину из среднего дворянства, которая отличается от других женщин только тем, что располагает немного большим литературным талантом и благодаря этому имеет возможность описать свою жизнь и выразить свои страдания. «Стоит только представить себе девушку, похоронившую… свое молодое счастье и влачащую долгие и бесконечные годы однообразной жизни под игом сурового и ворчливого старика, без всякой надежды впереди», – сочувствовал Юлии критик.

Тем не менее повести и романы Жадовской пользовались большой популярностью среди читателей – в основном женщин.

Последние ее произведения также были опубликованы в журнале «Время». После холодного их приема читателями и критикой писательница отошла от литературной деятельности.

В 1862 году в возрасте 38 лет поэтесса вышла замуж за обрусевшего немца доктора К. Б. Севена. Друг дома, постоянно пользующий старого Жадовского, оказывал медицинскую помощь и некрепкой здоровьем Юлии. Она его почти не стеснялась – и по привычке, и в силу его профессии. Когда же жена доктора умерла, вдовец сделал предложение Юлии, которое она без колебаний приняла. Подробности неизвестны: может быть, они давно испытывали взаимную симпатию, или договорились на случай печального исхода заранее – так или иначе, они вступили в законный брак. Она писала одному из своих друзей: «Мне так тяжело приходилось от страстных привязанностей, связывавших мою судьбу, что у меня достало характера отряхнуть их разом, несмотря на весь их трагизм».

Показательно, что разбитый параличом Жадовский не только не был поставлен в известность об этом событии, но даже не догадывался о нем. Он психологически очень нуждался в постоянном присутствии дочери, и она, уже замужняя дама, продолжала жить в своей девичьей светелке.

Почему-то принято считать, что Юлия пожертвовала собой, чтобы воспитать пятерых осиротевших детей доктора… принесла себя в жертву… отказалась от женского счастья, чтобы помочь другому и пр. Но, скорее всего, поэтесса, как это ни неловко говорить, совершила своего рода сделку. В те времена одинокая женщина постоянно ощущала стесненность и незащищенность, а в обществе считалась ущербной, обиженной судьбой. Статус старой девы ставил ее в уязвимое, двусмысленное положение, делал социально неполноценной, ограничивал в правах. Любая «худая» партия была предпочтительнее безбрачия. А у Юлии сама возможность выбора отсутствовала. Так что перспектива поменять статус m-lle Жадовская на m-me Севен, несмотря на наличие у жениха пятерых детей, была для нее желанной. Да и были ли дети младенцами, требующими неусыпной заботы? О докторе К. Севене известно весьма немного – даже его отчество неизвестно: то ли Богданович, то ли Иванович. Он постоянно упоминается как «старый» – но в те времена человек чуть за сорок уже считался весьма немолодым. В брак мужчины, как правило, вступали рано, так что, скорее всего, осиротевшие дети требовали не физической заботы, а нравственного руководства тактичной интеллигентной женщины – того, что мачеха могла им дать. Да и нигде в мемуарной литературе не встречается описаний, как мадам Севен убивалась, воспитывая детей мужа. Об этих детях вообще ничего не известно.

Так или иначе, но замужество освободило Юлию от материальной и нравственной родительской опеки и придало ей еще большую респектабельность.

Освободилась она и от томительной любви-муки. Связано ли это в какой-то мере с уходом из жизни Петра Перевлесского? Он, несмотря на материальные трудности, был издателем самой дешевой библиотеки русских писателей, созданной для того, чтобы с их произведениями могли ознакомиться не только богатые люди, но и простой народ, к которому принадлежал он сам. Непонимание общества и нищета привели педагога и литератора к заболеванию душевной болезнью. В начале 1865 года у него впервые проявились признаки умственного расстройства. Он кончил дни через год, в возрасте 46 лет в доме умалишенных и был похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге. Жена его скончалась в 1875 году, не дожив до сорока лет, а единственный сын-подросток был определен в лицей на казенный счет и умер в 16-летнем возрасте. Никаких следов небольшой, но ценной библиотеки Перевлесского, о которой в своих воспоминаниях писали посещавшие его лицеисты, обнаружить не удалось. Неизвестна и судьба архива, где наряду с письмами многих известных современников могли быть и письма Жадовской.

Какой печальный конец блестящего дарования!

Валерьян Никандрович Жадовский пережил того, кто мог стать его зятем. Последние пять лет своей жизни парализованный старик провел в постели, и дочь преданно ухаживала за ним. Он разочаровался в некогда любимом сыне Павле – хотя тот стал, как того и желал отец, офицером, участвовал в Крымской войне, был ранен, много и интересно писал, стоял у истоков русской военной журналистики. Молодой Жадовский печатался в «Москвитянине», «Современнике», «Библиотеке для Чтения», «Отечественных Записках» и др. Его литературную карьеру можно считать успешной: в 1886 году было издано его «Собрание сочинений». Но долгие годы он мучительно завидовал литературным успехам старшей сестры. Это не помешало ему подготовить издание «Полного собрания сочинений» Ю. В. Жадовской, вышедшего в 4-х тт. в 1885–1886 годах[19]. Отношения отца с сыном, на которого вначале была обращена вся любовь, совершенно испортились, отчасти из-за брака Павла, который старый Жадовский категорически не принял.

Валерьян Никандрович умер в 1870 году, безутешно оплакиваемый дочерью. Умиротворяющее влияние Юлии помогло ему уйти из жизни как настоящему христианину, со всеми примирившись и простившись. Однако все состояние он завещал дочери. Благородная женщина отдала брату с невесткой половину завещанного.

После смерти отца Юлия Валериановна смогла наконец переехать к Севену, а затем, продав родительский дом в Ярославле, купила небольшую усадьбу Толстиково в Костромской губернии. Местность, окружавшая усадьбу, особыми красотами не отличалась. Маленькая, прижавшаяся к земле, на краю оврага, деревушка, крытая соломой и тесом. В трех верстах невысокая, но солидная церковь века Екатерины Второй. Дорога с неизбежными поворотами, колеями и канавами, через ручей и за перелесок, в дождь превращавшаяся в канаву. Не было гор, рек и озер, густого леса. Только неровная местность, покрытая порослью молодых березок и осин.

Семья Севенов жила в каменном одноэтажном доме с полуподвалом и антресолями, с каменной оранжереей, лестницами в стиле «empire». Фасад был оформлен в виде плоского портика с шестью полуколоннами, несущими треугольный фронтон и украшенный полукруглым слуховым окном. В доме устроили разнообразные современные удобства.

В усадьбе Юлия занималась хозяйством и особенно пристрастилась к цветоводству. Ездила в Кострому, где участвовала в устройстве благотворительных спектаклей и в организации литературных вечеров. Она окончательно забросила литературу, тем более что доктора запретили ей писать, а многочисленные болезни не способствовали творчеству – она страдала от ужасных головных болей, учащенного сердцебиения, ее угнетал дневной свет и пр. Профессия мужа оказалась весьма кстати постоянно недомогающей, но не впадавшей из-за этого в мизантропию женщине.

Замужество поэтессы продлилось более двадцати лет, но об этом времени не осталось практически никаких воспоминаний современников. Редко и как бы мимоходом отмечается, что брак с Севеном не принес ей счастья. Семейная жизнь была спокойной и тоскливой. Известно, что Жадовская наезжала в уездный город Буй, иногда неделями живя там – то ли не хотела отставать от жизни, то ли уставала от общества супруга. Однако бытом провинциального буйского «общества», где процветали пьянство и картежная игра, она искренне возмущалась и с радостью возвращалась в свой милый дом, к своим цветам, к любимым книгам.

Во всех тяжелых обстоятельствах своей жизни она искала утешения и поддержки у Бога. Особенные чувства она испытывала к Богородице. Ее «Молитва к Божией Матери» воспринимается как народный духовный стих:

Мира заступница, Матерь всепетая!

Я пред Тобою с мольбой:

Бедную грешницу, мраком одетую,

Ты благодатью прикрой!

Если постигнут меня исп