Московская общественность отвернулась от поэтессы. Критик Шевырёв называл ее «нравственным чудовищем», бывший друг Грановский – «женщиной без сердца, без чести, без стыда».
Остракизм потряс оскорбленную и разоренную поэтессу. Защиту и поддержку она смогла найти только в родительском доме. Вместе с сыном она поселилась у стариков Янишей и жила на их небольшие средства. Освобожденная от иллюзорных чувств, Каролина понимала, что начинается новый период жизни, борьба за выживание не столько физическое, сколько нравственное:
Молчала дума роковая,
И полужизнию жила я,
Не помня тайных сил своих;
И пробудили два-три слова
В груди порыв бывалый снова
И на устах бывалый стих.
На вызов встрепенулось чутко
Всё, что смирила власть рассудка;
И борется душа опять
С своими бреднями пустыми;
И долго мне не сладить с ними,
И долго по ночам не спать.
Оставаться в Москве было невозможно. Семья перебралась в Петербург. Творчество Павловой находило немало почитателей среди петербургского круга российских литераторов, но она чувствовала себя неуютно после перенесенных потрясений и испытывала серьезные денежные затруднения.
В северной столице Каролину постигло еще одно несчастье – умер от холеры ее отец, всегда остававшийся ей опорой во всех сложных ситуациях. Она впала в панику, боясь заразы, и не дождавшись погребения покойника, уехала с матерью и сыном в Дерпт. Хорошо и информированный доброхотами, Николай Павлов из Перми писал Шевырёву: «Накануне похорон теща моя, которая так любила мужа, и дочь его, испуганные, уехали в Дерпт, а прах его отдан был на произвол трактирного слуги, который заехал с ним не в ту церковь, и только в 12 часов ночи, через генерала Рорберга, родственника моей жены, поместили его в церковь; на другой день явились туда родные, ждали вдовы и дочери, но не дождались».
Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения общества. Теперь от Каролины отвернулись даже те немногие, которые ранее сочувствовали ей.
Сама Павлова объясняла, что жить в Дерпте дешевле, а сына-подростка надо учить. Здесь ее еще помнили как прекрасную переводчицу. Но отзвуки московского скандала долетали и сюда. Ими пренебрег Алексей Константинович Толстой, который не то летом, не то осенью 1853 года познакомился с поэтессой, будучи проездом в Дерпте. Эта встреча оживила упавшую духом Каролину. Она сравнивала себя с пилигримом в пустыне, уже рухнувшим на песок и умиравшим от жажды, которому встречный путник подал глоток воды.
Именно здесь стареющая женщина пережила свою последнюю большую страсть. Встреча с красивым изящным студентом Борисом Исааковичем Утиным (1832–1872), впоследствии ставшим видным юристом, профессором Московского университета, перевернула всю ее начавшую было упорядочиваться жизнь.
Отец Утина был миллионером, нажившимся на винных откупах и далеким от политики. Начал он свою карьеру в каком-то из отдаленных захолустных городков Северо-Западного края и при помощи удачных торговых оборотов очень быстро упрочил свое материальное благосостояние. По-видимому, в середине пятидесятых годов семья Утиных переехала в Петербург. Здесь старший Утин приобрел роскошный дом и не менее роскошную дачу на островах. Утин не жалел денег на образование своих детей. Его сыновья и дочь были окружены воспитателями, репетиторами и преподавателями самых разнообразных предметов. Летние месяцы семья Утиных обычно проводила за границей. Фамилия Утина довольно часто встречалась на страницах прессы того времени. В Петербурге Утины завели обширные знакомства. На вечерах в их доме собирались гости из самых разнообразных слоев петербургского общества. Здесь можно было встретить и видных представителей администрации, и богатых коммерсантов, и молодых литераторов, и ученых.
В 1849 году в связи с делом петрашевцев Борис Утин подвергся аресту. Эта процедура, судебное следствие и последующие санкции глубоко потрясли юношу. Ни Борис, ни его старший друг, арестованный вместе с ним, не имели прямого отношения к кружку Петрашевского и не знали о намерениях «злоумышленников. Тем не менее комиссия надеялась через этих второстепенных персонажей найти подтверждение преступным замыслам главных. План провалился, но, судя по содержанию бумаг Б. Утина, принятых к рассмотрению Комиссией, он развивался во всяком случае под влиянием идей и настроений петрашевцев, особенно литературного крыла этого движения.
Благодаря «золотым ключам», безотказно действующим в России во все времена, Бориса освободили. Однако возможность дальнейшего обучения в Петербурге была ему закрыта. Так молодой человек оказался в Дерптском университете. Однако в отношении уровня обучения он мало что потерял. Спроектированное остзейскими баронами учебное заведение надолго стало «особенным» в российской университетской системе. Уставом 1820 года было разграничено преподавание гражданского и уголовного права; объединено в одну кафедру преподавание местного права остзейских губерний, распределённого ранее по трём отдельным кафедрам. Дерптский университет в то время был преимущественно немецким по составу преподавателей и учащихся, преподавание велось на немецком языке.
Неизвестно, как познакомились Каролина и Борис Утин. Вероятно, они встретились в каком-то литературном салоне. По крайней мере, в ее стихотворении момент знакомства выглядит так:
Мы странно сошлись. Средь салонного круга,
В пустом разговоре его,
Мы словно украдкой, не зная друг друга,
Свое угадали родство…
Занявшись усердно общественным вздором,
Шутливое молвя словцо,
Мы вдруг любопытным, внимательным взором
Взглянули друг другу в лицо.
Вероятно, завоевательно-романтическая тактика Каролины не изменилась с возрастом. Как некогда с Мицкевичем, она взяла ситуацию в свои руки: обратилась к студенту-юристу за консультацией по поводу заложенных мужем имений. Возможно, она действительно надеялась на его квалифицированную помощь в деле о ее поместьях и неудачных попытках со своей стороны сохранить хотя бы часть состояния. Дальше – больше. «Дайте мне знать, хорошо ли вы себя чувствуете. Я на вас надеялась сегодня, так как вы (почти —?) пообещали прийти. Вы же знаете, что я человек совершенно простой и очень хорошо, что вы (наконец) не стесняетесь меня».
Борис был на 24 года младше Каролины. Однако между поэтессой весьма зрелых лет и будущим юристом вспыхнула страсть. Она видела в нем не только любовника, но и опору для своей израненной души. Но что привлекло красивого молодого человека к немало пожившей непривлекательной, с неприятным голосом женщине? Неужели только ее известность в литературных кругах? В эпоху охлаждения общества к поэзии он разделял идею о «великом значении поэта» как «представителя движения народной мысли». Эти взгляды Утина, молодого петрашевца и западника, были противоположны консервативным воззрениям Павловой. Может быть, противоположности в какой-то момент потянулись друг к другу, понимая изначальную предопределенность разрыва? Вероятно, сила чувства Каролины вызвала некий ответный эмоциональный и чувственный порыв в юноше. Она же как умная женщина с самого начала понимала, что ее любовь обречена, и недоумевала: зачем ее посетила эта прекрасная напасть?
Зачем, скажи, ужели
Затем лишь, чтоб могло
Земных скорбей без цели
Умножиться число?
Довольно беспомощными выглядят попытки некоторых литературоведов, защитников чести поэтессы, представить их роман как интеллектуальный поединок, в котором притягивались и отталкивались лишь умы, но не тела. Нет, это был для Каролины новый опыт, без которого невозможно появление ранее скрытых граней творчества. Он не повторял ни романтических восторгов с Мицкевичем, ни любви-дружбы с Павловым. Но она крепко держала молодого любовника, хотя их отношения были проникнуты безысходностью, мучительны и даже унизительны для обоих.
Знакомые со вкусом обсуждали пикантную ситуацию. Общее мнение сводилось к тому, что Павлова обзавестись молодым любовником решила в подражание Жорж Санд.
Самое неприятное заключалось в том, что свидетелем материнских безумств оказался Ипполит. Он тяжело переживал разрыв родителей и разлуку с отцом, которого нежно любил. Между сыном и матерью нарастало отчуждение.
Борису надо было съездить в Петербург. К этому времени умной женщине стало ясно, что Борису чужда поэтесса Каролина Павлова с ее устремленностью в «частный» мир «частного» человека, с ее верой в исключительность своей натуры, с ее странностями и причудами. Однако терять его она не желала. Опасаясь, что разлука убьёт чувства любимого, Каролина поехала с ним.
Жорж Санд. Художник Огюст Шарпантье
Ее опасения оправдались. Среди родных, ровесников, молодых друзей Утин с особенной ясностью осознал, насколько противоестествен его союз с пожилой, вышедшей в тираж поэтессой. И Каролина с болью поняла, что в его сердце, в его жизни ей места нет. Она приняла единственно верное, хотя и тяжелое решение – порвать с ним, отпустить его.
Чувственная любовь оказалась ложным «маяком», временным заблуждением «ума и сердца». Но поэтесса сумела найти позитивный смысл «горестной» ситуации – воспитание души. Состояние подавленности в результате неудачного романа необходимо душе для того, чтобы окрепнуть, окинуть переживания трезвым взором. Лирическая героиня Каролины отныне отрекалась от земных привязанностей: она стала слишком благоразумна, чтобы тешить себя пустыми мечтами.
В память о Борисе, об этой «тягостной блажи», остался знаменитый «Утинский цикл» лирики Павловой из десятка стихотворений. Поэтесса говорит об одиночестве, которое неспособна преодолеть даже любовь. В цикле существен мотив «сурового слова» со стороны любимого в адрес героини-поэтессы, склонной к обнажению своих переживаний (тема «сердечной блажи»). Литературоведы ставят эти стихи в один ряд с такими циклами, посвященными поздней любви, как «денисьевский цикл» Тютчева, цикл «Борьба» Аполлона Григорьева.