Дорога, насыпи, овраг,
И двести километров к дому
Пройти без отдыха — пустяк!
Но вот в тумане холм покатый,
И за оврагом перевал.
И кажется, здесь был когда-то,
И кажется, что не бывал.
Как древний ящер, дачный поезд
Ползёт по насыпи в Херсон
И, рыжим дымом в небе кроясь,
Походит на забытый сон.
Какой? Не вспомнишь, не опишешь,
Он тенью в памяти мелькнёт,
И долго голос детства слышишь,
Пока он в сердце не замрёт.
1940.
ДЕТСТВО
На память брату
Всё в даль уйдёт — пройдёт пора лихая,
И, чудом сохранившись за селом,
Степная мельница, одним крылом махая,
Начнёт рассказывать легенды о былом.
Мальчишка выйдет в степь с бумажным змеем.
Похожий на меня — такой же взгляд и рост;
Его курносый брат, товарищ по затеям,
Расправит на земле у змея длинный хвост.
— Пускай! Пускай! — И в небо змей взовьётся
И, еле видимый, уйдёт под облака.
И братья лягут рядом у колодца
На ясный день глядеть издалека.
Глядеть на степь, на небо голубое,
На мельницу, притихшую в тени.
Она напомнит им о том, как мы с тобою
Под этим небом коротали дни,
Как в степь мы выходили на рассвете
Томиться высотой, бумажный змей пускать.
О вечной юности напомнят людям дети,
И будут взрослые их к небу поднимать.
Всё в даль уйдёт — не канет мир нетленный,
Он зло переживёт и встретит песней труд.
И перед ним — там, на краю вселенной,
С бумажным змеем мальчики пройдут.
1943.
НА СТАНЦИИ
Что за станция глухая?
Две-три хаты. Пыль сухая.
Жарит, жжёт июльский день,
Жук — и тот забрался в тень.
Ни гулянок, ни запевок,
Ни парней вокруг, ни девок.
Где гитара, где гармонь?
Мы ударим в эту сонь!
За рекой в дыму по пояс
К нам ползёт, как ящер, поезд.
Ближе, ближе рёв гудка,
Тают, тают облака.
Пролетел — и снова тихо.
Завалилась спать гречиха.
И от зноя у пруда
Бредит мутная вода.
Снова небо надо мною
Веет, веет тишиною,
Бледно-душной бирюзой,
Недоступной глубиною.
Недошедшею грозой.
1947.
ГЕРОЙ
Лежал герой в краю родном —
Глубок могильный сон.
И ждал в безмолвии степном
Хотя бы песни он.
Но время шло и годы шли,
Забыл о нём живой:
Порос могильный холм земли
Высокою травой.
Как мы, он жил и в бой ходил,
Сжимала «кольт» рука.
Нашёл его и подкосил
Огонь броневика.
Он жизнь в бою отдал за нас,
Для нас на свете жил,
И песню людям в тихий час
Я в честь его сложил.
И встал он в памяти людей,
Как некогда, живой,
Воскрес герой в стране моей
Для славы боевой.
Поют по всей стране о нём
В походах и в бою,
Поют в безмолвии степном
В его родном краю.
Две жизни есть: одна пройдёт —
И ты в земле сырой.
Вторая — вечной славы ждёт,
Нет смерти для второй!
1940.
ВОЛКИ
Под зимним небом воют волки,
Окно заносит мокрый снег.
Спят гении на книжной полке,
Я книгу взял: я — человек!
Как синий дым над водопадом,
Мне снится в шуме жизнь моя;
Долина детства где-то рядом,
И к ней бегу без шапки я.
Неслышная, легко и прямо,
Уходит женщина в закат.
Не ты ли это, мама? Мама!
Не уходи, вернись назад…
Молчание. Под свист метели
Поёт сверчок, хрипят часы.
И вижу: человек в шинели
Кладёт два мира на весы.
И, вихрем в комнату влетая.
Заносит книги мокрый снег.
Скребётся в двери волчья стая.
Я взял ружьё: я — человек!
1940.
ВЕСЕННИЕ ВЕТРЫ
Повеет весною —
Дорогой степною
Знакомые ветры
Приходят за мною.
Зовут меня ветры
В степные просторы,
В степные просторы,
За синие горы.
На тихую заводь,
К челнам на причале,
На тихие зори.
В знакомые дали.
Иду я за ними
В рассвет розоватый,
На луч золотистый
На крыше покатой.
Но вдруг, натолкнувшись
На край черепицы,
Луч тонет в прохладе
Бездонной криницы.
И спелая вишня
Приветствует лето
Пунцовой улыбкой,
Прозрачной от света.
Синеть начинают
Степные просторы,
И тянут к вершинам
Днепровские горы.
Туда бы, туда бы.
Взойти на вершину
И вскрикнуть от счастья
На всю Украину.
Туда бы, туда бы,
В бахчи, огороды,
Где смотрит подсолнух
В днепровские воды.
Пройтись бы под утро
По мокрому саду,
Взойти на пригорок.
Взглянуть за ограду,
На Днепр мой широкий,
На берег отлогий,
На косточку вишни
У края дороги.
Ведь косточка вишни
Под небом Бердянска
Мне ближе жемчужины
Заокеанской.
Ведь луч золотистый
На крыше покатой
Дороже алмаза
В оправе богатой…
Чего же вы, ветры,
Вернулись за мною?
Давно я простился
С московской весною.
Уж август колхозный
Прошёлся по сёлам
И дремлет под солнцем
В обилье тяжёлом.
Летите же, ветры,
В степные просторы.
На тихую заводь,
На синие горы.
Скажите вы, ветры,
Полям и станицам,
Бахчам, огородам,
Прохладным криницам:
Пускай не томятся
Напрасно тревогой,
Мы скоро вернёмся
Знакомой дорогой.
Вернёмся с победой,
Вернёмся со славой,
Мы землю очистим
От своры кровавой.
Вы родине, ветры,
Скажите о сыне.
Что он не забыл
О своей Украине,
Что в дни испытанья,
Что в дни боевые
Он руки целует
Её трудовые.
И ветры уходят
Дорогой степною.
Московское небо
Плывёт надо мною.
Плывёт надо мною,
Над лесом, над садом,
И юность и детство
Проносятся рядом.
1940–1942.
БАЛЛАДА О ГОРОДЕ ДНЕПРОПЕТРОВСКЕ
По небу осеннему катится гром,
Дивизия наша стоит за Днепром.
Мост взорван — в мой город вступили враги,
И город во мраке, не видно ни зги,
Лишь вспышка зарницы в полнеба блеснёт
Да выстрел зенитки вдали громыхнёт.
И снова свист ветра, журчанье воды,
И жёлтые листья роняют сады.
В пробоинах зданья, в глухой небосвод
Упёрся огромной рутой дымоход.
Кривые заборы, пустые дома
И крики о помощи сводят с ума.
А в доме, где в детстве кормил я котят,
Убийцы за ужином сытным сидят,
И рыжий ефрейтор с нагрудным крестом
Уставился молча в портрет над столом.
Смеётся ефрейтор, стреляя в портрет:
— Пока получите задаток, поэт!
Свистит в переулочке ветер степной,
Читатель обходит мой дом стороной:
Со мной он когда-то был лично знаком,
Пугает его мой покинутый дом.
Под ветром осенним шумят тополя,
И улицы прямо ведут на поля,
В широкие степи, в родимый простор,
К могилам поруганных жён и сестёр.
Здесь жертвы хрипели в крови под кнутом.
Их жгли на огне, добивали потом.
И свежий курган окровавленных тел
Глазами замученных в небо глядел
И слушал, как, руки в могиле сложив,
Живой из могилы взывает: — Я жив!
И солнце глядело в сиянии дня,
Как праздник справляли огонь и резня.
Как люди в степи полыхали огнём.
Как жаркую кровь их сосал чернозём.
И слышу я: колос шумит на ветру:
Я каплю за каплей их кровь соберу,
Всю ярость в себе соберу я одном,
Рассеюсь в краю ядовитым зерном,
И жатвою мщения зерно прорастёт.
«Вставайте и мстите!» — гортань обожжёт.
И камни восстанут за каждым кустом
И скажут друг другу: «Пойдём и убьём!»
И рыжий ефрейтор, стрелявший в портрет,
В тот день не закончит свой сытный обед.
Мой город во мраке, не видно ни зги,
Читатель во тьме ускоряет шаги.
Над братской могилой, над трупом жены
Услышал он голос с родной стороны.
Он знает пути и дороги кругом,
Он в степи уйдёт, он покинет свой дом.