Ревёт огонь, звенит металл!
Не спит ночами старый воин,
Куёт оружие Урал.
Огонь! Он верит в это слово:
Огонь рождает чудеса!
И правда голоса стального
Трясёт седьмые небеса!
Он полнит речи Емельяна,
Ермак ценил его совет.
Под тенью молота-титана
С ним Пётр садился за обед.
Он бил француза, шведа, финна,
Трещали кости и мечи.
У немца, сукиного сына,
Он от Берлина взял ключи.
Что без него в бою отвага?
В броню оденет он её!
Кипит в ковшах стальная брага,
Клокочет грозное литьё!
И, не мигая, в пламя горна
Глядит задумчиво кузнец.
Туда, где плавятся покорно
Чугун, железо и свинец.
Он знает: там, где честь куётся, —
Сталь убивает наповал.
Недаром имя полководца
Он сам для вечности ковал!
Он знает: близится победа.
Ещё раз русские штыки
У фрица — наглого соседа —
Пересчитают позвонки!
И он за труд берётся снова,
Дрожат долины и леса,
И тень от молота стального
Уходит к звёздам в небеса.
Но взгляд у кузнеца спокоен:
Ревёт огонь, звенит металл!
Не спит ночами старый воин,
Куёт оружие Урал.
1943.
МАТРОССКАЯ ЛЕГЕНДА
Матрос на скале у Байдарских ворот,
Как тёмная туча, над морем встаёт,
На каске матроса зияет пролом,
Бушлат и тельняшка дымятся на нём.
Браток, это сон или вражий обман?
Иль с моря в глаза наплывает туман?
Рука исполина простёрта вперёд,
Как будто он в битву живого зовёт.
Как будто он кличет: «Ребята, за мной!
Зовёт моряков Севастополь родной…»
Иль это не голос, а буря сама?
Иль это приказ повторяют грома?!.
Безмолвна долина; глядят моряки:
Не видно над морем могучей руки.
Лишь в мареве бледном к подножью скалы
Бросаются с криком степные орлы.
Бросаются, падают, хрипло кричат
И, перья роняя, всё смотрят назад,
Туда, где над морем в заоблачный плёс
Уносится бурей Бессмертный Матрос.
1944–1945.
СЕЛЕНЬЕ КЛЮСЫ
Здесь было некогда селенье,
Теперь всё пусто. Никого.
Как будто светопреставленье
Прошло по улицам его.
В садах бурьян и запустенье,
Цепы притихли на току,
Скелет амбара, как виденье,
Устало дремлет на боку.
Всё спит. Под пеплом мирный кров.
Мяучит кот на пепелище,
И трупами набитый ров
Ведёт на сельское кладбище.
Лишь хата с крышей набекрень
Одна, как с тяжкого похмелья,
Уставилась на ясный день
И ждёт упрямо новоселья.
Кто предсказал ей наш приход?
Орудий гром? Весенний лёд?
Уже идёт за нами вслед
Трудов и песен гул весёлый:
В лесу садятся за обед
Строители и новосёлы.
И скоро лес под топорами
Застонет шумно, загудит,
Пустырь покроется дворами
И в сельсовете инвалид
Начнёт по вечерам беседу
Про нашу славную победу.
Не так ли после ночи длинной
Редеет мгла, рассвет встаёт,
И слышно в песне петушиной:
Вставайте люди! Жизнь идёт!
1943.
БЕЛОРУССКОЕ ШОССЕ
Что задумалась, дорога?
Что друзей встречаешь строго,
Белорусское шоссе?
Над тобой до горизонта
Разбросалось небо фронта
В ясной утренней красе.
Или вспомнилось былое
Горе-думы, время злое,
Кнут на барской полосе?
Или не вернулись все,
Кто за славою героя
Уходил на поле боя?
Погляди: я жив-здоров!
Жив со мной Иван Серов,
Жив Клочко, стрелок умелый,
Жив немного поседелый,
Как дубок, могучий Ян,
Запевало-партизан.
Что же ты, скажи, дорога,
Так друзей встречаешь строго?
Отчего, скажи, шоссе,
Не такое ты, как все?
Иль хлебнуло горя много,
Много видело обид?..
Ничего. Молчит дорога.
Тишина. Шоссе молчит.
Только ветер свищет пьяный
Да скрипит на колесе
Под машиной грунт шоссе.
Хрустнет камешек песчаный,
Цокнет в кузов, отлетит,
И опять всё тот же вид.
И опять бежит прямая
Путь-дорога фронтовая.
И опять пейзаж всё тот:
Рельсы, скрученные толом,
Танк, разбитый в поле голом.
Двор в соломе, без ворот.
А над ним, как после дрёмы.
Вся сквозная от истомы,
В паутинках даль плывёт.
И навстречу ей, направо,
В тучках, в утренней росе,
Вьётся шлях: Столбцы — Варшава,
Белорусское шоссе.
1944.
САЛЮТ
Как радуга веков, над нами
Встаёт в ночи салют побед.
Я знаю: это правды свет!
Над сонмом звёзд, над временами
Он станет спутником комет.
И, в небо заглянув, потомок
Увидит прадедов привет.
И скажет: «Звёзд подобных нет,
То славы солнечный обломок —
Он к нам дошёл за сотни лет!»
1945.
НАРОД
В рассветных сумерках долина Беговата,
Вершины снежных гор кипят от облаков.
Не бой ли там идёт с армадою веков?
Звенит кетмень, стучит о грунт лопата,
Кружится пыль столбом — летучий прах миров!
Здесь плакала Ширин, любил Фархад[1] когда-то.
Мечты, любовь и труд — всё обманул Хосров[2].
И в сумерках вокруг встают сооруженья,
Народ возводит их во славу двух имён.
Всем жившим для него под солнцем нет забвенья.
Своих детей во тьме не оставляет он!
Отсюда ринется в пустыню шум движенья,
Преобразится в явь давно забытый сон:
Каналы светлые пересекут селенья,
И ярость солнц земных прорежет небосклон.
Под небом голубым в цветенье небывалом
Раскинутся сады у древней Сыр-Дарьи.
И розовый урюк, повиснув над дувалом,
Расскажет повесть путникам усталым
О вечной юности, о славе Навои,
О мудрости вождя, о жизни и любви.
И путники в тени садов вздохнут:
— Пусть зависти змея грызёт в гробу Хосрова,
Фархад живёт, Ширин смеётся снова.
Благословим народ, несущий миру труд!
………………………………………………
Кто остановит жизнь, летящую вперёд?
Быстрее молнии её орлиный взлёт,
Бушует в радугах поток её движенья!
Здесь строит мир она, там — рушит сон высот,
Здесь сад растит, а там — в дыму сраженья
Над павшим за неё легенду создаёт!
Приходят и уходят поколенья.
Над прахом павшего цветущий мир встаёт,
И, словно вечный дуб, шумит, не зная тленья,
Над смертью торжествующий народ!
1945.