Но нет, не такова Россия,
Она свободна и горда.
Ей можно что-то дать насильно,
Но взять обратно — никогда.
Меланхолический пейзаж
Девица склонилась
В поле над ручьем.
Ну скажи на милость,
Я-то здесь при чем?
Хочется девице
В поле из ручья
Жидкости напиться,
А при чем здесь я?
Солнышко садится,
Вечер настает,
Что мне до девицы?
До ее забот?
На вопросы эти
Не найду ответ.
Сложно жить на свете
В тридцать девять лет.
„Меня зовут Иван Иваныч…“
Меня зовут Иван Иваныч.
Мне девяносто восемь лет.
Я не снимаю брюки на ночь
И не гашу в уборной свет.
Я по натуре мирный житель,
Но если грянет вдруг война,
Надену я защитный китель,
К груди пришпилю ордена.
И в нижнем ящике буфета,
Где у меня военный склад,
Возьму крылатую ракету.
Ужо, проклятый супостат!
Ее от пыли отряхну,
Стабилизатор подогну,
Взложу на тетиву тугую,
Послушный лук согну в дугу,
А там пошлю наудалую —
И горе нашему врагу!
„Меня спросили на иврите…“
Меня спросили на иврите:
— Вы на иврите говорите?
А я в ответ на чистом идиш:
— Ты че, в натуре, сам не видишь?!
Меркантильное (про денежки)
Кто-то любит свежий ветер,
Кто-то мягкий каравай,
Кто-то ребусы в газете,
Мне же — деньги подавай.
Я, признаться по секрету,
Очень денежки люблю.
Ничего приятней нету,
Чем копить их по рублю.
И шагаю с этой ношей
Я по жизни, весь звеня.
Вот какой я нехороший,
Полюбуйтесь на меня!
Мечта о крыльях
Если б кто на спину мне бы
Присобачил два крыла,
Я б летал себе по небу
Наподобие орла.
Я бы реял над планетой,
Гордый пасынок стихий,
Не читал бы я газеты,
Не писал бы я стихи.
Уклоняясь от работы
И полезного труда,
Совершал бы я налеты
На колхозные стада.
Я б сырым питался мясом,
Я бы кровь живую пил,
Ощущая с каждым часом
Прибавленье новых сил.
А напившись и наевшись,
Я б ложился на матрас
И смотрел бы не мигая
Передачу „Сельский час“.
„Минуло семь всего лишь лет…“
Минуло семь всего лишь лет,
С тех пор как гордо
Он им швырнул свой партбилет
Буквально в морду.
Как шел он через этот зал,
Расставшись с ксивой.
Жене я, помнится, сказал:
— Какой красивый!
Увидишь, он еще придет,
Не минет года.
Такой чувак не пропадет,
Не та порода.
И он ушел, покинув съезд
На вольный выпас,
Он твердо знал — свинья не съест,
А Бог не выдаст.
У всей планеты на виду,
Шарахнув дверью,
В свою кремлевскую звезду
Он свято верил.
„Мне для Алки ничего не жалко…“
А. Б.
Мне для Алки ничего не жалко, —
Кто бы там чего не говорил.
Я недавно Алке зажигалку
За пятнадцать тысяч подарил.
Чтоб сумела Алка искру высечь
От которой можно прикурить,
Мне пришлось ей за пятнадцать тысяч
Зажигалку эту подарить.
Приобрел я зажигалку эту
По такой неистовой цене,
Чтобы, прикуривши сигарету,
Вспоминала Алка обо мне.
На свои купил, на трудовые,
Те, что получил за этот стих.
Бабки, прямо скажем, — ломовые.
Алка, прямо скажем, стоит их.
„Много лет ты славно правил…“
Много лет ты славно правил,
Дорогой товарищ Коль.
На кого ж ты нас оставил,
Нас, прожорливую голь.
Твой приемник жесткий малый,
Не тебе, видать, чета,
Но в ментальности, пожалуй,
Он не смыслит ни черта.
Много ль надо человеку,
Чтоб не впасть ему в коллапс —
Яйки, курки, масло, млеко,
Ну еще, понятно, шнапс.
Так что мы и дальше рады
Ваши трескать пироги.
А советов нам не надо.
Для других прибереги.
„Много разных тайн непознанных…“
Много разных тайн непознанных
У истории на дне.
Вот и с Павликом Морозовым
Дело темное вполне.
В той истории трагической
Не понять нам нипочем,
Был фигурой он эпической
Или мелким стукачом.
Но копаться в деле Павлика,
Пыль глотая не хочу,
А пойду-ка я поставлю-ка
За мальчоночку свечу.
За его за душу детскую,
Что сгубили на корню,
И за нашу власть Советскую,
Чтоб ее сто раз на дню.
А кулацкую компанию,
Если б я в то время жил,
Во-первых строках с папанею
Сам бы первым заложил.
„Мой друг, побудь со мной вдвоем…“
Мой друг, побудь со мной вдвоем,
Вдвоем со мной наедине,
Чтоб каждый думал о своем —
Я — о себе, ты — обо мне.
Пусть в окружающей тиши,
Располагающей ко сну,
Две одинокие души
Сплетутся в общую одну.
Чтоб узел их связал двойной
В одно единое звено,
Мой друг, побудь вдвоем со мной
И я с тобою, заодно.
Мой друг, ты мне необходим,
Не уходи, со мной побудь,
Еще немного посидим
Вдвоем с тобой на чем-нибудь.
Мой ответ Альбиону
Еще в туманном Альбионе
Заря кровавая встает,
А уж в Гагаринском районе
Рабочий день копытом бьет.
Встают дворцы, гудят заводы,
Владыкой мира правит труд
И окружающей природы
Ряды радетелей растут.
Мне все знакомо здесь до боли
И я знаком до боли всем,
Здесь я учился в средней школе.
К вопросам — глух, в ответах — нем.
Здесь колыбель мою качали,
Когда исторг меня роддом,
И где-то здесь меня зачали,
Что вспоминается с трудом.
Здесь в комсомол вступил когда-то,
Хоть нынче всяк его клеймит,
Отсюда уходил в солдаты,
Повесток вычерпав лимит.
Прошел с боями Подмосковье,
Где пахнет мятою травой,
Я мял ее своей любовью
В период страсти роковой.
Сюда с победою вернулся,
Поскольку не был победим
И с головою окунулся
В то, чем живем и что едим.
Я этим всем как бинт пропитан,
Здесь все, на чем еще держусь,
Я здесь прописан и прочитан,
Я здесь затвержен наизусть.
И пусть в кровавом Альбионе
Встает туманная заря,
В родном Гагаринском районе
Мне это все — до фонаря!
„Моника дала…“
Моника дала
Ненароком Биллу,
И пошла волна,
Набирая силу.
Подлый этот Старр
Только ждал момента,
Нанести удар
В спину Президента.
Есть еще одна
Версия скандала —
Вроде как жена
Старру не давала.
Раскрутили СМИ
Тему эту споро,
Хлебом не корми
Гнусную их свору.
Билл туда-сюда,
Что-то делать надо
И решил тогда
Жахнуть по Багдаду.
Тут уж удила
Закусила Дума,
Дело довела
До большого шума.
И козе под хвост
ОСВ заткнулось,
Словом, в полный рост
Дума оттянулась.
И Саддам бандит
Да и Билл не лучше,
Но теперь кредит
Хрен-то мы получим.
Рухнули стропила,
Дом сгорел дотла…
Ох, некстати Биллу
Моника дала.
Монолог на выдохе
В. Долиной
Нет, мы империя добра!
А не империя мы зла,
Как мы тут слышали вчера
От одного тут мы козла.
Не будем называть страну,
Главой которой был козел,
Мечтавший развязать войну,
От наших городов и сел
Чтоб не осталось и следа,
Но мы ему сказали: „Нет!“
И он был вынужден тогда,
Чтоб свой спасти авторитет
Козлиный, с нами заключить
Один известный договор,