Пяток-другой четверостиший
Под утро из себя, кряхтя,
Он выжал?
(Поворачиваясь к Поэту)
Эй, нельзя ль потише?
Ведь ты не малое дитя,
И потакать твоим причудам
Моей охоты больше нет.
Иди-ка спать,
Давай отсюда,
А я закрою кабинет.
Поэт
Молчи, проклятая старуха!
Твой рот беззуб,
Твой череп гол!
Коль моего коснулся слуха
Испепеляющий глагол,
Ничто сдержать меня не сможет!
Все поняла?
Тогда вперед!
Муза (в сторону)
Ну, что вы скажете?
О боже,
Из всех щелей безумство прет!
Я не хотела, право слово,
Его губить во цвете лет,
Но, видно, выхода иного
В подобном положенье нет.
(Наполняет стоящий на столе бокал вином, незаметно подсыпая в него яд. Затем протягивает Поэту)
Ну что ж, согласна.
И в дорогу
С тобой мы тронемся сейчас.
Глотни, мой друг, вина немного,
Пока не подоспел Пегас.
Поэт (поднимая бокал)
Вот так давно бы!
Неужели
Нельзя нам было без помех
Отправиться к заветной цели?
За мой успех!
(Пьет)
Муза (в сторону)
За наш успех!
ЗАНАВЕС
Поэт и прозаик (А. Кабакову)
Квартира Прозаика. Появляется Поэт, приглашенный по случаю дня рождения хозяина.
Поэт (светясь)
Какие, друг мой, наши годы!
Нам генетические коды
Сулят на много лет вперед,
Что жизнь внутри нас не умрет.
Прозаик (брюзгливо)
Такие, друг мой, наши годы,
Что ломит кости от погоды,
И атмосферы перепад
Душевный нарушает лад.
Поэт (с идиотским энтузиазмом)
Какие, друг мой, перепады,
Когда стихов моих громады
И прозаический твой дар
В сердцах людей рождают пар!
Прозаик (сварливо)
Такие, друг мой, перепады,
Что большей нет душе отрады,
Чем, ноги войлоком обув,
Их водрузить на мягкий пуф.
Поэт (пламенея)
Какие, друг мой, наши ноги,
Когда бессмертье на пороге?
Оно звонит в дверной звонок,
Держа под мышкою венок.
Прозаик (страдальчески морщась)
Такие, друг мой, наши ноги,
Что не поднять мне с пуфа ноги,
А что касается венка,
То шутка явно не тонка.
Поэт (из последних сил)
Какие, друг мой, наши шутки!
Вставай, в прудах проснулись утки,
Заря за окнами горит
И радость в воздухе парит.
Прозаик (прислушиваясь к себе)
Такие, друг мой, наши шутки,
Что мне седьмые кряду сутки
Пищеварительный мой тракт
Не может краткий дать антракт.
Поэт (внезапно обмякнув)
Какие, друг мой, наши тракты!
Всего возвышенного враг ты.
До глубины душевных пор
Меня измучил этот спор.
(падает)
Прозаик (не меняя позы)
Такие, друг мой, наши тракты
Что частые со мной контакты
Иных служителей искусств
Лишить способны многих чувств.
Поэт (помертвевшими губами чуть слышно)
Какие?
Прозаик (с раздражением)
Такие.
ЗАНАВЕС
„Прелюдией Баха хоральной…“
Прелюдией Баха хоральной
Наполнив квартиры объем,
Душой ощущаю моральный
Последнее время подъем.
Казалось всегда — на фига нам
Унылый напев немчуры,
А ныне, пленен Иоганном,
Иные постиг я миры.
За ангелов дивное пенье
У райских распахнутых врат,
За дивные неги мгновенья
Спасибо, далекий камрад.
Затянут рутины потоком,
Воюя за хлеба кусок,
Я редко пишу о высоком,
Хотя интеллект мой высок.
Но чувствую в области паха
Предательский я холодок,
Едва лишь прелюдии Баха
Заслышу протяжный гудок.
„Привет тебе, мой друг Виталий…“
В. Шленскому
Привет тебе, мой друг Виталий,
Во глубину сибирских руд,
Где отмерзает гениталий,
Настолько местный климат крут.
В столице нынче перестройка,
Народ совсем сошел с ума,
Лишь я незыблемо и стойко
Торчу по пояс из дерьма.
И верхней частию своею,
Которой имя — голова,
Стихи слагаю как умею,
А я умею хорошо.
Так приезжай скорей в столицу
Великой родины моей,
Там всюду радостные лица,
А посредине — Мавзолей.
Там целый день гремят салюты,
Там в магазинах колбаса,
Там можно щупать за валюту
Продажных женщин телеса.
Но в этом нет нам интереса,
Ведь наша нравственность тверда —
И ты, уверен, не повеса,
И я им не был никогда.
Писать кончаю, душат слезы,
Ведь я слезлив, имей в виду,
Читатель рифмы ждет „колхозы“,
А я тебя, Виталий, жду.
Приглашение в Мытищи
Г. Кружкову
Если дома нету пищи,
Газа, света и воды —
Приезжайте к нам в Мытищи,
Полчаса до нас езды.
Вас накормят, и напоят,
И оставят ночевать,
Обогреют, успокоят,
Руки будут целовать.
Все недуги вам излечат,
Все условья создадут,
И работой обеспечат,
И семьей обзаведут.
И детей пристроят в ясли,
Как родятся, сей же час,
Словно сыр, кататься в масле
Вы здесь будете у нас.
А когда на этом свете
Вы устанете душой,
Напечатают в газете
Некролог про вас большой.
Место тихое подыщут,
Добрым словом помянут,
Приезжайте к нам в Мытищи
Хоть на несколько минут!
Про искусство
Искусство — достоянье масс
И достижение природы.
Оно сияет, как алмаз,
Когда его почистишь содой.
Оно не терпит суеты
И в то же время —
Волокиты.
Его прекрасные черты
Для всех желающих открыты.
Оно вести способно в бой
И может вывести
Из строя.
Оно растет само собой,
Как бюст
На родине героя.
„Ars longa, vita brevis est“ —
Сияет надпись горделиво.
Кто не работает — не ест.
И это очень справедливо!
Про любовь
Желаю восславить любовь я,
Хвалу вознести ей сполна.
Полезна она для здоровья,
Приятна для сердца она.
Любовь помогает в работе,
Любовь согревает в быту,
Наш дух отрывая от плоти,
Бросает его в высоту.
И дух наш по небу летает,
Как горный орел все равно,
То крылья свои распластает,
То ринется камнем на дно,
То тайны познает Вселенной,
То съест на лету червяка —
Отважный, как будто военный,
Привольный, как Волга-река,
Взирая с высот равнодушно
На трудности местных властей,
Парит он в пространстве воздушном,
Охвачен игрою страстей.
А не было б в мире любови,
Сидел бы, забившись в углу,
Поскольку подобных условий
Никто не создал бы ему.
Про Петра (опыт синтетической биографии)
Люблю Чайковского Петра!
Он был заядлый композитор,
Великий звуков инквизитор,
Певец народного добра.
Он пол-России прошагал,
Был бурлаком и окулистом,
Дружил с Плехановым и Листом,
Ему позировал Шагал.
Он всей душой любил народ,
Презрев чины, ранжиры, ранги,
Он в сакли, чумы и яранги
Входил — простой, как кислород.
Входил, садился за рояль
И, нажимая на педали,
В такие уносился дали,
Какие нам постичь едва ль.
Но, точно зная, что почем,
Он не считал себя поэтом
И потому писал дуплетом
С Модестом, также Ильичом.
Когда ж пришла его пора,
Что в жизни происходит часто,