Повторяется май,
Продолжается жизнь!
1970
«И опять мы поднимаем чарки…»
И опять мы поднимаем чарки
За невозвратившихся назад…
Пусть Могила Неизвестной Санитарки
Есть пока лишь в памяти солдат.
Тех солдат, которых выносили
(Помнишь взрывы, деревень костры?)
С поля боя девушки России, —
Где ж Могила Неизвестной Медсестры?
1970
«В самый грустный и радостный праздник в году…»
В самый грустный
И радостный праздник в году —
В День Победы —
Я к старому другу иду.
Дряхлый лифт
На четвертый вползает с трудом.
Тишиною
Всегда привечал этот дом.
Но сегодня
На всех четырех этажах
Здесь от яростной пляски
Паркеты дрожат.
Смех похож здесь на слезы,
А слезы на смех.
Здесь сегодня
Не выпить с соседями —
Грех…
Открывает мне женщина —
Под пятьдесят.
Две медальки
На праздничной кофте висят,
Те трагичные, горькие —
«За оборону»…
Улыбаясь,
Косы поправляет корону.
Я смотрю на нее:
До сих пор хороша!
Знать, стареть не дает
Молодая душа.
Те медальки —
Не слишком большие награды,
Не прикованы к ним
Восхищенные взгляды.
В делегациях
Нету ее за границей.
Лишь, как прежде,
Ее величают «сестрицей»
Те, которых она волокла
На горбу,
Проклиная судьбу,
Сквозь пожар и пальбу.
— Сколько было
Спасенных тобою в бою?
— Кто считал их тогда
На переднем краю?.. —
Молча пьем за друзей,
Не пришедших назад.
Две, натертые мелом,
Медали горят.
Две медали
На память о черных годах
И об отданных с кровью
Родных городах…
1970
«Со слезами девушкам военным…»
Со слезами девушкам военным
Повторяли мамы, что умней
Им — козявкам — вкалывать три смены,
Чем из боя выносить парней.
Возразить «козявки» не умели,
Да и правда — что ответишь тут?..
Только порыжевшие шинели
До сих пор зачем-то берегут…
Я, наверное, не много стою,
Я, должно быть, мало что могу.
Лишь в душе, как самое святое,
Как шинель, то время берегу.
1970
«Был строг безусый батальонный…»
Был строг безусый батальонный,
Не по-мальчишески суров.
…Ах, как тогда горели клены! —
Не в переносном смысле слов.
Измученный, седой от пыли,
Он к нам, хромая, подошел.
(Мы под Москвой окопы рыли —
Девчонки из столичных школ.)
Сказал впрямую:
— В ротах жарко.
И много раненых…
Так вот —
Необходима санитарка.
Необходима!
Кто пойдет?
И все мы:
— Я! —
Сказали сразу,
Как по команде, в унисон.
…Был строг комбат — студент Иняза,
А тут вдруг улыбнулся он:
— Пожалуй, новым батальоном
Командовать придется мне!
…Ах, как тогда горели клены! —
Как в страшном сне, как в страшном сне!
1970
«Я родом не из детства…»
Я родом не из детства —
Из войны.
И потому, наверное,
Дороже,
Чем ты,
Ценю и счастье тишины,
И каждый новый день,
Что мною прожит.
Я родом не из детства —
Из войны.
Раз, пробираясь партизанской тройкой,
Я поняла навек,
Что мы должны
Быть добрыми
К любой травинке робкой.
Я родом не из детства —
Из войны.
И может, потому —
Незащищенней:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя — шершавые ладони.
Я родом не из детства —
Из войны.
Прости меня —
В том нет моей вины…
1970
Вдова пограничника
Не плакала, не голосила —
Спасала других из огня.
— Как звать тебя? Может, Россия?
— Я — Лида. Так кличут меня…
Ах, Лидочки, Настеньки, Тани,
Сиянье доверчивых глаз!
Откуда в часы испытаний
Вдруг силы берутся у вас?
Так хочется счастья и мира!
Но ежели… нам не впервой…
Припала вдова командира
К планшетке его полевой.
Припала, губу закусила,
А плакать нельзя — ребятня…
— Как звать тебя? Может, Россия?
— Я — Лида. Так кличут меня.
Сквозь трудные слезы, сурово,
Любовью и гневом полны,
Вдове улыбаются вдовы
Великой священной войны…
1970
В Западном Берлине
Он строен, хотя седоват, —
Мальчишкой прошел по войне,
Прошел как окопный солдат,
Но только… на той стороне.
Он выучил русский в плену.
На память читает стихи.
С себя не снимает вину
За те — фронтовые — грехи.
Да, много воды утекло!
Он вроде другой человек…
Сверкает неон и стекло,
Блистателен атомный век.
Мой спутник галантен и мил,
Внимательность в умных глазах…
Так вот кто едва не убил
Меня в подмосковных лесах!
Молчим. У рейхстага стоим,
Не знаю, минуту иль час.
Не знаю, туман или дым
Сгущается около нас.
Не знаю я — если опять
Рванется лавина огня,
Откажется, нет ли стрелять
Галантный филолог в меня.
1970
«На полыни водку настояла…»
На полыни водку настояла,
Позвала товарищей-солдат.
Нас осталось мало, очень мало,
А года ракетами летят…
Мы счастливые, конечно, люди:
Встретили победную зарю!
Думаю об этом как о чуде,
Сотни раз судьбу благодарю…
Ну а те, кто не дошли до Мая,
Кто упал, поднявшись во весь рост?..
Первый тост за павших поднимаю,
И за них же наш последний тост.
Сдвинем рюмки, плечи тоже сдвинем,
Пусть руки касается рука.
…Как горька ты, водка на полыни,
Как своею горечью сладка!
1971–1976
«В слепом неистовстве металла…»
В слепом неистовстве металла,
Под артналетами, в бою
Себя бессмертной я считала
И в смерть не верила свою.
А вот теперь — какая жалость! —
В спокойных буднях бытия
Во мне вдруг что-то надломалось,
Бессмертье потеряла я…
О, вера юности в бессмертье —
Надежды мудрое вино!..
Друзья, до самой смерти верьте,
Что умереть вам не дано!
1973
Мушкетеры
К ним сердца прикованы и взоры.
Им дарят улыбки, слезы, смех.
Словно в детстве, снова мушкетеры
На экране покоряют всех.
Да и в жизни (вот какое дело!)
Я тянулась и тянусь всегда
К мушкетерам, преданным и смелым, —
Тем, с кем вместе брали города.
После были солнце и туманы,
Но в беде и радости верны
Мне навек остались д'Артаньяны —
Лейтенанты мировой войны.
1973
Памяти ветеранов войны
За утратою — утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.
Что же делать? Вжавшись в землю
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Разве, друг, об этом речь?
Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах, обугленные нервы,
Обожженные сердца!..
1973
Мой отец
Нет, мой отец погиб не на войне —
Был слишком стар он, чтобы стать солдатом.
В эвакуации, в сибирской стороне,
Преподавал он физику ребятам.
Он жил как все. Как все, недоедал.
Как все, вздыхал над невеселой сводкой.
Как все, порою горе заливал
На пайку хлеба выменянной водкой.
Ждал вести с фронта — писем от меня,
А почтальоны проходили мимо…
И вдалеке от дыма и огня
Был обожжен войной неизлечимо.
Вообще-то слыл он крепким стариком —
Подтянутым, живым, молодцеватым.
И говорят, что от жены тайком
Все обивал порог военкомата.
В Сибири он легко переносил
Тяжелый быт, недосыпанье, голод.
Но было для него превыше сил
Смиряться с тем, что вновь мы сдали город.
Чернел, а в сердце ниточка рвалась —
Одна из тех, что связывают с жизнью.
(Мы до конца лишь в испытанья час
Осознаем свою любовь к Отчизне.)
За нитью — нить. К разрыву сердце шло.