Стихи остаются в строю — страница 14 из 21

Закат над полем погас давно.

И вот наступает седая ночь.

И я надеваю свой желтый плащ,

Центрального боя беру ружье.

Я вышел. Над избами гуси вплавь

Спешат и горнистом трубят в рожок.

Мне хочется выстрелить в них сплеча,

В летящих косым косяком гусей,

Но пульс начинает в висках стучать.

«Не трогай!» — мне слышится из ветвей.

И я понимаю, что им далеко,

Гостям перелетным, лететь, лететь.

Ты, осень, нарушила их покой,

Отняла болота, отбила степь,

Предвестница холода и дождя,

Мороза — по лужам стеклянный скрип.

Тебя узнаю я, как новый день,

Как уток на юг отлетающих крик…

Евгений Панфилов

Весенняя ночь

Вечер сутолоки на исходе,

Тишина, теплынь и легкий дождь.

Майской ночью по такой погоде

Молодо по улице идешь.

Тусклы Исаакия колонны,

Парапета призрачен гранит.

За Невой,

   как поезд отдаленный,

Дождь над парком Ленина шумит.

Вот грохочет ливень, нарастая,

Возле, рядом, падает стеной,

Я иду, и струи, расступаясь,

Как друзья, торопятся за мной.

Хорошо!

   Ужель мне с гаком тридцать?

Честный паспорт, ты, пожалуй, врешь!

Продолжай звенеть и серебриться,

Ленинградский полуночный дождь!

«Осеннее пальто и теплая рубаха…»

Осеннее пальто и теплая рубаха

Не согревают утром в сентябре;

На сопках снег лежит как сахар,

И снег на улице и на дворе.

Днем, перед солнцем расступясь немного,

Заголубела облаков гряда;

Грязным-грязна вихлястая дорога,

И на базарной площади вода.

Звенят капели, хлопотливо птаха

Клюет овес, разбрасывая грязь.

На сопках снег блестит как сахар,

На сопках снег лежит не шевелясь.

И я хотел пуститься в рассужденья,

Что, мол, и ты, боец, наперекор

Беспомощной сумятице осенней,

Сияй, как снег дальневосточных гор.

Но, зная, что звучит все это слишком

   громко,

Что людям надоела трескотня,

Я вскинул на плечо походную котомку,

И рифмы отскочили от меня.

Василий Резвов

Рига

Она стояла в стороне от дома,

Она была в пруду отражена,

Была покрыта аржаной соломой

И садом и плетнем защищена.

Зимою в ней всегда пищали мыши

И грызли корм, а в мартовскую стыдь

Отец раскроет половину крыши, —

Корову надо чем-нибудь кормить!

И рига — наподобие скелета;

Меж ребер-слег носился ветра вой.

Мы перед нею посредине лета

Сушили сено — пахло муравой.

И с радости отец напьется водки

И приготовит новые цепы,

А у ворот, как мужики на сходке,

Толпилися широкие снопы…

Но теплою осеннею порою

Под мелкий дождик и отец и мать

Ее покроют шалью золотою —

И нашу ригу снова не узнать.

Плач Ярославны

На стене в Путивле рано,

Бросив отдых и покой,

Молодая Ярославна

Горько плачет над рекой:

   «За сосновый бор зеленый

   Полечу одна стремглав.

   Омочу в реке студеной

   Я бобровый свой рукав.

   Перед ним явлюсь, предстану,

   Как, бывало, в терему,

   И в слезах обмою рану

   Другу сердца своему».

На стене в Путивле рано,

Бросив отдых и покой,

Молодая Ярославна

Горько плачет над рекой:

   «Ветер буйный, ветер славный,

   Понапрасну ты не вей!

   Мало ль гор твоим забавам?

   Мало ль в море кораблей?

   Мало ль нив под солнцем юга?

   Гни и сосны и камыш.

   А зачем на войско друга

   Стрелы ханские ты мчишь?»

На стене в Путивле рано,

Бросив отдых и покой,

Молодая Ярославна

Горько плачет над рекой:

   «Ой ты, Днепр широкий, гордый!

   Ты служил нам в старину,

   Ты прошел сквозь камни, горы

   В половецкую страну.

   И теперь чрез все преграды —

   Через всю степную даль,

   Ой, примчи мою ты радость

   И развей мою печаль».

Иван Рогов

У памятника Чкалову

Вот перед ним лежит река,

Которая ему, бывало,

Еще в мальчишестве певала,

Потом звала издалека.

Вот перед ним идет народ,

Кто вместе с ним над океаном

Глядел во тьму, летел вперед

И ледяным дышал туманом.

И неба тающий простор

Над ним все тот —

Все тот, в котором

Его поющие моторы

Нам слышатся и до сих пор.

«Теперь мне рассказать вам надо…»

Теперь мне рассказать вам надо

О жизни нашего отряда.

Вы вряд ли знаете, как можно

Увидеть ночью то, что днем

Другим не видно; как в тревожном,

Коварном шорохе лесном

Определить, чье сердце бьется

И кто там ходит вдалеке.

Все это подвигом зовется

На вашем мирном языке.

Я ничего от вас не скрою.

Подробно расскажу о том,

Как, бредя тенью и водою,

Мы, молчаливые, идем.

И сил уж, кажется, не стало.

В колючих солнечных лучах

Ни ветерка.

И перестала

Соль выделяться на плечах.

А мы все теми же шагами,

Нагнувши головы, идем.

Все расскажу я вам.

Потом,

Как вы хотели, перед вами

Предстанут спутники мои.

Устроим встречу, посидим

С моими новыми друзьями, —

Чтобы потом вам долго пелось

О них

И думалось о них,

И чтобы каждому хотелось

Иметь товарищей таких.

«Враг перешел границу…»

Враг перешел границу

В темный дремотный час.

Пуля, скользнув меж листьев,

Над сердцем ему пришлась.

Светало. Редели сосны,

Кустарник в тумане плыл.

Его принесли к заставе.

Лежал он и воду пил.

А рядом с ним положили

Все, что нашли при нем.

Стояли мы и курили.

Дымились травы кругом.

Деревья порозовели,

Слышался скрип арбы.

Мокрыми гимнастерками

Мы вытирали лбы.

Ни разу не повернувшись

И виду не показав,

В сторону говоривших

Он поводил глаза.

Он знал, что еще нам нужно,

Что жизнь мы ему вернем

И опрашивать будем.

Он слушал,

Что говорят о нем.

Мы сели.

И вдруг заныло

В ногах.

И вспомнили мы —

Ведь позади осталась

Среди бездорожной тьмы

Бессонная ночь в тревоге.

А нам не хотелось спать.

Нам хорошо усталым

Было тот день встречать.

Огонь

Как говорит преданье,

В тумане далеких дней

На счастье и радость людям

Принес его Прометей.

С тех пор к нему мы привыкли,

Живет он в каждом дому.

Кто же из нас, товарищи,

Не радовался ему?

Кто же из нас, уставши,

Не ждал его на пути?

— Огонь, — говорил твой спутник, —

И легче было идти.

Ты у огня садился,

Мурлыкал над ним. Огонь

Брал ты в свою прозябшую,

Негнущуюся ладонь.

И вот вы сидите дома,

А где-то там за окном

Ноябрьская ночь затаилась,

Постукивает дождем.

Прильнет она к светлым окнам,

Бойко пройдет в сенях.

А вам хорошо сидится

У маленького огня.

Огонь. И теперь — встаешь ли,

Идешь ли, ложишься спать,

Старинное это слово

Слышится нам опять.

На землях и океанах,

За далью моей страны,

Сумрачный и тяжелый

Бушует огонь войны.

И под его багровым,

Огромным его крылом

Покоя не зная ночью,

Солнца не видя днем,

Все потеряв, чем жили,

Люди бегут скорей

Туда, где темней, где только

Нет никаких огней.

И города Европы

В черном лежат дыму.

Те, кто любил и жил с ним,

Проклятия шлют ему,

Закованному в железо,

В свистящую сталь и бронь,

Летающему над миром, —

Проклятье тебе, огонь!

Старинное мирное слово.

Выйди сюда, взгляни:

В синих просторах родины

Тихо плывут огни.

Белые, голубые,

Полуночных звезд светлей

И над родной землею

Не будет других огней.

Но нам для другого дела

Нужен огонь другой.

Может, и нам придется

Расквитаться с войной.

Нам нужен огонь, железо,

Буря огня, картечь.

Работой своей, всей жизнью

Готовить его, беречь!

Пусть он пока прохладный

Мерцает в твоем окне,

Пусть он лежит на складах

И ждет меня в тишине.

Над утренними полями

В мирный летит полет,

В ладонях бойцов зажатый,

Спокойно приказа ждет.

— Огонь! — командиры скажут,

И я разожму ладонь.

Он, терпеливо ждавший,

Грозный, большой огонь,

Вылетит,

Всей накопленной

Бурею засверкав,

Путь расчищая жизни,

Смертию смерть поправ!

Парень двадцати двух лет

Там, в туманах, в тишине, в кустах,