Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды,
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи[15].
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
СТИХИ О ВЫЗДОРОВЛЕНИИ
Целебней трав лесных —
А трав настой целебен, —
Пусть входят в ваши сны
Орел и черный лебедь.
Я вам не говорил —
Но к тайнам я причастен, —
Размах орлиных крыл
Прикроет от несчастий.
Я тайны ореол
Отмел своей рукою,
И защитит орел,
И лебедь успокоит.
Невзгод не перечесть,
Но, если что случится.
Запомните, что есть
Еще такая птица —
Не лебедь, не орел,
Не даже дух болотный, —
Но прост его пароль —
Он человек залетный.
Беда ли, ерунда
Взойдет к тебе под крышу —
Ты свистни, — я тогда,
Ты свистни — я услышу.
«Никогда не слышал, как кричат стрижи…»
Никогда не слышал, как кричат стрижи,
И не видел, как они взлетают.
Значит, я того не заслужил.
Впереди — погода золотая.
Утром отворить свое окно
И спросить: который час на свете.
Около восьми сейчас оно, —
Мне товарищ с улицы ответит.
«За стеною на баяне…»
За стеною, на баяне —
«Степь да степь кругом…».
Что тоскуешь, окаянный,
И о ком?
За стеною пальцы бродят
Ненаверняка,
По слогам выходит вроде
Песня ямщика.
Только я глаза закрою —
Степь кругом да степь.
Если петь дано по крови,
Я сумею спеть.
«В темноте кто-то ломом колотит…»
В темноте кто-то ломом колотит
И лопатой стучится об лед,
И зима проступает во плоти,
И трамвай мимо рынка идет.
Безусловно все то, что условно.
Это утро твое, немота,
Слава Богу, что жизнь многословна,
Так живи, не жалей живота.
Я тебя в этой жизни жалею,
Умоляю тебя, не грусти.
В тополя бы, в июнь бы, в аллею,
По которой брести да брести.
Мне б до лета рукой дотянуться,
А другою рукой — до тебя,
А потом в эту зиму вернуться,
Одному, ни о ком не скорбя.
Вот миную Даниловский рынок,
Захочу — возле рынка сойду,
Мимо крынок, корзин и картинок
У девчонки в капустном ряду
Я спрошу помидор на закуску,
Пошагаю по снегу к пивной.
Это грустно? По-моему, вкусно.
Не мечтаю о жизни иной.
«Я пуст, как лист…»
Я пуст, как лист,
как пустота листа.
Не бойся, не боись,
печаль моя проста.
Однажды, наравне,
заговорила осень,
и это все во мне,
а остальное сбросим.
Пускай оно плывет,
все это — даже в лето…
Безумный перелет —
но в это, это, это.
«О рыжий мой, соломенный…»
О рыжий мой, соломенный,
Оборванный язык.
Когда плывешь соломинкой —
Я к этому привык.
Собачья жизнь, собачья
На этом берегу.
Но не смогу иначе я,
Наверно, не смогу.
ДОЛГИ
Живу веселым, то печальным
В квартале экспериментальном.
Горжусь я тем, что наши власти
На мне испытывают пластик.
А больше мне гордиться нечем,
Да я ничем и не горжусь —
Ем по утрам с картошкой лечо,
Воспоминаю и тружусь.
Труды приносят мне долги,
Отдохновенья не приносят.
Долги построились в полки,
Приказа ждут и крови просят.
Я к ним покорно выхожу
И руки кверху поднимаю,
Я их прекрасно понимаю,
Но выхода не нахожу.
Я говорю им — до утра.
Ну что вам стоит, подождите.
А утром я скажу — простите,
Я вас обманывал вчера.
«Все лето плохая погода…»
Все лето плохая погода,
Звучит этот вальс с парохода,
Над пляжем, над шлюзом, над домом
И Тушинским аэродромом.
А в Тушине — лето как лето,
И можно смотреть без билета,
Как прыгают парашютисты —
Воздушных парадов артисты.
То в соснах они пропадают,
То в речку они попадают —
Тогда появляется катер
С хорошим названьем «Приятель».
На катере ездят все лето
Спасатели в желтых жилетах,
Спасители душ неразумных,
Раздетых и даже разутых.
Татарово, я не ревную
Ту лодку мою надувную,
То лето, ту осень, те годы,
Те баржи и те пароходы.
Татарово, я не ревную
Погоду твою проливную,
И даже осенние пляжи —
Любимые мною пейзажи.
ОТВЛЕЧЕННЫЕ МЫСЛИ, НАВЕЯННЫЕ ВОСПОМИНАНИЕМ О ДМИТРИИ МЕРЕЖКОВСКОМ
Живет себе, не дуя в ус,
Героем «Энеиды»,
Не в ГПУ — при Гиппиус,
На средства Зинаиды.
А тут — ни средств, ни Зинаид,
Ни фермы и ни фирмы,
И поневоле индивид
Живет, закован фильмой.
На языке родных осин,
На «Консуле» — тем паче
Стучи, чтоб каждый сукин сын
Духовно стал богаче.
Стучи, затворник, нелюдим,
Анахорет и рыцарь,
И на тебя простолюдин
Придет сюда молиться.
Придут соседние слепцы,
Сектанты и тираны,
И духоборы и скопцы,
И группа прокаженных.
И боль и блажь простых людей
Доступна — ты не барии,
Хотя ты, Паша, иудей,
А что — Христос — татарин?
Я не за то тебя люблю,
Что здесь — и не однажды! —
По юбилейному рублю
Всегда получит каждый.
Ты не какой-то имярек —
Прошу, без возраженья! —
Ты просвещенный человек,
Почти из Возрожденья.
…Вечереет…
Нам зябнуть, но не прозябать!
А некой протоплазмой
Зевать, чтобы не прозевать
Хотя б закат над Клязьмой.
О СОБАКАХ
Я со псом разговаривал ночью,
Объясняясь наедине:
Жизнь моя удается не очень,
Удается она не вполне.
Ну, а все же, а все же, а все же, —
Я спросил у случайного пса, —
Я не лучше, но я и не плоше,
Как и ты — среди псов — не краса.
Ты не лучший, единственный — верно,
На меня ты печально глядишь,
Я ж смотрю на тебя суеверно,
Объясняя собачую жизнь.
Я со псом разговаривал ночью,
Разговаривал наедине.
И у псов жизнь, выходит, не очень,
Удается она не вполне.
«О, как немного надо бы…»
— О, как немного надо бы,
— пошли с тобой по ягоды,
а хочешь — по грибы?..
— Я рада бы, я рада бы
и до китайской пагоды —
— ах, если б да кабы.
Гадать бы мне по линиям
руки — или по лилиям:
то тонут, то всплывут.
А я бреду по просеке,
а вы чего-то просите,
а я ни там ни тут.
«За два дня до конца високосного года…»
За два дня до конца високосного года
Наступает на свете такая погода
И такая вокруг тишина,
За два дня до конца високосного года
Участь каждого решена.
Это мне говорили. Я видел.
Серп луны. Синеву. Тишину.
Прорицатели — не в обиде, —
Я хочу полететь на Луну.
На чем во сне я не летал?
На «Глерио», «Фармане»,
И даже девочек катал
Я на катамаране.
И улыбаюсь я во сне,
Ору во сне, как рота,
И надо просыпаться мне,
А неохота.
«Людей теряют только раз…»
Людей теряют только раз