утренним лучом над головой,
красотой, осанкой величавой,
розовым гранитом над Невой.
Маргарита Алигер. Стихи и проза в 2 т.
Москва: Художественная литература, 1975.
ЛЕТНИЙ ДЕНЬ ЗАМЕТНО УБЫВАЕТ…
Летний день заметно убывает.
Августовский ветер губы сушит.
Мелких чувств на свете не бывает.
Мелкими бывают только души.
Даже ревность может стать великой,
если прикоснется к ней Отелло…
А любви, глазастой, многоликой,
нужно, чтобы сердце пламенело,
чтоб была она желанной ношей,
непосильной для душонок хилых.
Что мне делать, человек хороший,
если я жалеть тебя не в силах?
Ты хитришь, меня же утешая,
притворяясь хуже и моложе:
дескать, мол, твоя любовь большая,
а моя поменьше, — ну и что же?
Мне не надо маленькой любови,
лучше уж пускай большое лихо.
…Лето покидает Подмосковье.
На минуту в мире стало тихо.
Маргарита Алигер. Стихи и проза в 2 т.
Москва: Художественная литература, 1975.
ЛЮДИ МНЕ ОШИБОК НЕ ПРОЩАЮТ…
Люди мне ошибок не прощают.
Что же, я учусь держать ответ.
Легкой жизни мне не обещают
телеграммы утренних газет.
Щедрые на праздные приветы,
дни горят, как бабочки в огне.
Никакие добрые приметы
легкой жизни не пророчат мне.
Что могу я знать о легкой жизни?
Разве только из чужих стихов.
Но уж коль гулять, так, хоть на тризне,
я люблю до третьих петухов.
Но летит и светится пороша,
светят огоньки издалека;
но, судьбы моей большая ноша,
все же ты, как перышко, легка.
Пусть я старше, пусть все гуще проседь,
если я посетую — прости, —
пусть ты все весомее, но сбросить
мне тебя труднее, чем нести.
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
МИЛЫЕ ТРАГЕДИИ ШЕКСПИРА!
Милые трагедии Шекспира!
Хроники английских королей!
Звон доспехов, ликованье пира,
мрак, и солнце, и разгул страстей.
Спорят благородство и коварство,
вероломство, мудрость и расчет.
И злодей захватывает царство.
И герой в сражение идет.
Эти окровавленные руки,
кубки с ядом, ржавые мечи,
это человеческие муки,
крик души и жалоба в ночи.
Заклинанья и тоска о чуде,
спор с судьбой и беспощадный рок.
это только люди, только люди,
их существования урок.
Неужели и мои тревоги,
груз ошибок и душевных мук
могут обратиться в монологи,
обрести высокий вечный звук?
Неужели и моя забота,
взлеты и падения в пути
могут люто взволновать кого-то,
чью-то душу потрясти?
То, что смутной музыкой звучало,
издали слышнее и видней.
Может, наши участи — начало
для грядущих хроник наших дней.
Солона вода, и хлеб твой горек,
труден путь твой в толщу прошлых лет,
нашего величия историк,
нашего страдания поэт.
Только б ты не допустил ошибки,
полуправды или лжи,
не смешал с гримасами улыбки
и с действительностью миражи.
Человек, живой своей судьбою
ты ему сегодня помоги,
не лукавь и будь самим собою,
не обманывайся и не лги.
Не тверди без толку: ах как просто!
Ах какая тишь да гладь!
А уж если ты такого роста,
что тебе далеко не видать,
не мешай в событьях разобраться
сильным душам, пламенным сердцам.
Есть многое на свете, друг Горацио,
что и не снилось вашим мудрецам.
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
МИНСКОЕ ШОССЕ
Прошли года, затягивая шрамы,
как след в песке — касание волны,
и пряничные вяземские храмы
стоят, как будто не было войны.
И незачем сворачивать с дороги
по рытвинам, — проедем ли, бог весть?!
чтоб увидать раненья и ожоги,
которых там, наверное, не счесть.
Прошли года. Легендой стали были.
Цветет земля на сотни верст окрест.
Здесь все пылало. Здесь тебя убили.
И вот я еду мимо этих мест.
И добрый ветер мне ресницы студит,
и дали так открыты и ясны,
как будто вправду никогда не будет
войны…
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
МНЕ ЖАЛКО РАДОСТЕЙ РЕБЯЧЬИХ…
Мне жалко радостей ребячьих,
которых больше в мире нет, —
одесских бубликов горячих,
дешевых маковых конфет.
Того волшебного напитка,
что ударял внезапно в нос.
Того целебного избытка
недоумений, сил и слез.
Мне жалко первых вдохновений,
идущих штормом на причал,
необратимости мгновений,
неповторимости начал.
Я буду жить, светло жалея
свой каждый миг, свой каждый путь.
Но если бы явилась фея
и предложила все вернуть…
За сполох чистый, сполох ранний
далеких радостей моих
я не отдам очарований
туманной памяти о них.
Маргарита Алигер. Стихи и проза в 2 т.
Москва: Художественная литература, 1975.
МНЕ ПРЕДНАЧЕРТАНО В ВЕКАХ…
Мне предначертано в веках,
из дома изгнанной войною,
пройти с ребенком на руках
чужой лесистой стороною,
узнать дорогу до конца,
хлебнуть мороза, зноя, пыли,
и плакать каплями свинца,
которыми тебя убили.
Литературное наследство. Советские писатели на фронтах Великой Отечественной Войны.
Москва, «Наука», 1966.
МОЯ МОСКВА
Тополей влюбленное цветенье
вдоль по Ленинградскому шоссе…
Первое мое стихотворенье
на твоей газетной полосе…
Первый трепет, первое свиданье
в тихом переулочке твоем.
Первое и счастье и страданье.
Первых чувств неповторимый гром.
Первый сын, в твоем дому рожденный.
Первых испытаний седина.
Первый выстрел. Город затемненный.
Первая в судьбе моей война.
Выстояла, сводки принимая,
чутким сердцем слушая фронты.
Дождик… Кремль… Рассвет… Начало мая…
Для меня победа — это ты!
Если мы в разлуке, все мне снятся
флаг на башне, смелая звезда…
Восемьсот тебе иль восемнадцать —
ты из тех, кому не в счет года.
Над тобою облако — что парус.
Для тебя столетья — что моря.
Несоединимы ты и старость,
древний город — молодость моя!
Маргарита Алигер. Стихи и проза в 2 т.
Москва: Художественная литература, 1975.
МУЗЫКА
Я в комнате той, на диване промятом,
где пахнет мастикой и кленом сухим,
наполненной музыкой и закатом,
дыханием, голосом, смехом твоим.
Я в комнате той, где смущенно и чинно
стоит у стены, прижимается к ней
чужое разыгранное пианино,
как маленький памятник жизни твоей.
Всей жизни твоей. До чего же немного!
Неистовый, жадный, земной, молодой,
ты засветло вышел. Лежала дорога
по вольному полю, над ясной водой.
Все музыкой было — взвивался ли ветер,
плескалась ли рыба, текла ли вода,
и счастье играло в рожок на рассвете,
и в бубен безжалостный била беда.
И сердце твое волновалось, любило,
и в солнечном дождике смеха и слез
все музыкой было, все музыкой было,
все пело, гремело, летело, рвалось.
И ты, как присягу, влюбленно и честно,
почти без дыхания слушал ее.
В победное медное сердце оркестра
как верило бедное сердце твое!
На миг очутиться бы рядом с тобою,
чтоб всей своей силою, нежностью всей
понять и услышать симфонию боя,
последнюю музыку жизни твоей.
Она загремела, святая и злая,