Приглашение
Дерзкий мечтатель, входи!
Тень волшебства находящий повсюду,
Лгущий, молящий и верящий в чудо,
Знаю, сейчас ты услышишь меня.
Маг и притворщик, садись у огня.
Вихри историй нас ждут впереди.
Входи!
Входи!
Дождь
Я глаза распахнул
И на дождь посмотрел снизу вверх,
Он по векам скользнул
И в мой мозг перетек без помех,
И отныне я слышу в кровати всю ночь напролет,
Как внутри головы тихий дождь свои песни поет.
Нелегка моя жизнь —
Каждый шаг, каждый вздох выверяй,
На руках не пройтись —
Как ведро, перельюсь через край.
Вы простите ту чушь, что наплел я на радость молве —
Я не тот, кем я был, — тихий дождь у меня в голове.
Забытый язык
Я когда-то владел языком цветов,
И брюзжание гусениц мог до конца понять,
Дирижировал хором орущих весной котов
И беседовал с мухой, влетевшей в мою кровать,
Я смеялся над шуткой скворца, был рыдать готов
Вместе с каждой снежинкою, тающей, как мечта.
Я когда-то владел языком цветов…
Как же это ушло?
Как же это ушло?
И — куда?
В темноте
Пишу я эти строчки
Из внутренностей льва,
Поэтому мой почерк
Поймете вы едва.
Я в клетку ради шутки
Зашел давным-давно,
И вот — пишу в желудке,
Здесь мокро и темно.
Мальчишка по имени Сью
Отец мой сбежал, когда мне было три,
Немного оставив для нашей семьи -
Бутылку плохого бухла и гитару свою.
Не жаль, что папаша поднял якоря,
Одно лишь он сделал действительно зря -
Назвал под конец меня девичьим именем Сью.
Хотел пошутить он, наверное, но
Порою мне было совсем не смешно,
Похоже, мне жить суждено в бесконечном бою.
Девчонка хихикнет — краснею, как рак,
С парнями — мгновенно доходит до драк.
Да, жизнь тяжела для мальчишки по имени Сью!
Я вырос недобрым, но шустрым весьма.
Используя мощь кулаков и ума,
Слонялся из города в город, чтоб скрыть мой позор.
Поклялся я звездам на млечном пути
Все бары страны перерыть и найти
Отца, для которого вынес я свой приговор.
Приехал я в Гатлинбург летним деньком.
Гоняться устав за своим стариком,
Решил — отдохну и пивка на дорожку попью.
Убогий салун я нашел в тупике,
С краплеными картами в грязной руке
Сидел там паршивый урод, что назвал меня Сью.
Я папу легко опознал в подлеце —
Колючие глазки и шрам на лице —
На фото у матери в спальне был странник похож.
Огромен, неряшлив и полностью сед.
Сквозь сжатые зубы сказал я: “Привет!
Меня зовут Сью. Как дела? А сейчас ты умрешь”.
Я вмазал ему между глаз, он упал,
Но мигом вскочил, доставая кинжал,
И краешек уха отсек мне, нахально смеясь.
Я стулом подправил нахалу лицо
И, вышибив стену, скатился с отцом
Наружу, где пиво и кровь превращаются в грязь.
Сильнее, чем он, не припомню громил,
Он бил и кусал меня, как крокодил,
Глумился, пыхтел, сквернословя ужасно притом.
Схватился за пушку, но я был быстрей,
Тогда на мгновение замер злодей
И вдруг улыбнулся он мне окровавленным ртом.
Сказал он: “Сынок, этот мир очень худ,
Ты хочешь здесь выжить? Ты должен быть крут!
Я знал, без отцовской поддержки расти тяжело.
Ругай мой подарок, но он был хорош —
С ним, если не будешь крутым, пропадешь,
Окрепнуть девчоночье имя тебе помогло.
Сейчас ты сражался, как бешеный слон,
Меня ненавидеть имеешь резон,
Стреляй, если хочешь, тебя я ни в чем не виню,
Скажи лишь спасибо, спуская курок,
За крепость в плечах и в глазах огонек,
Поскольку я — старый чудак, что назвал тебя Сью”.
Тут я поперхнулся и выронил ствол,
Воскликнул: “Папаня, ты сына нашел!”,
И обнял его, и о нем эту песню пою.
Я крепко отныне держусь на плаву,
И сына когда-нибудь я назову
Уильямом, Роджером, Генри, но только не Сью!
Мама и Бог
Бог дал нам пальцы, а мама нас учит есть ложкой,
Бог дал нам голос, а мать: “Не кричи невпопад!”
Мама считает полезными рис и картошку,
Бог сделал так, что гораздо вкусней мармелад.
Бог дал нам пальцы, а мама: “Сморкайся в платочек!”
Бог дал нам дождь, заслонит его зонтиком мать.
Мама сказала: “Спит папа, потише, сыночек!”,
Бог дал кастрюли, чтоб ими везде грохотать.
Бог дал нам пальцы, а мама — тугие перчатки,
Бог дал нам лужи, а мама: “Не вымочи ног!”
Мать запрещает ласкать и кормить шоколадкой
Милых дворняг — их ведь тоже создал добрый Бог.
Бог дал нам пальцы, а мама: “Помой их скорее!”,
Бог дал нам грязь — с ней так много чудесных забав!
Кажется мне, хоть я многого не разумею:
Бог или мама — из них кто-то явно не прав.
Голос
Тот голос, что внутри тебя,
Всегда дает совет:
"Вот это — нужно, — знаю я,
А это — точно нет".
Друзей, отца, учителей
На веру не бери.
Но доверяй всегда смелей
Ты голосу внутри.
Птица и червяк
Если ты птица, будь раннею птицей —
Сможешь всегда червячком подкрепиться.
Пташке нет пользы от долгого сна,
Но если червяк ты, храпи допоздна!
Там медведь!
Моя мама, увы, не смогла углядеть -
В морозилке завелся полярный медведь!
Он на мясе сидит,
Головой — прямо в лед,
Волосатою лапой
Консервы скребет,
Он играет лапшой,
Смачно кушает рис,
Газировку всю выпил,
Котлеты изгрыз,
Если дверь отпереть –
Начинает реветь,
В холодильнике страшно — там белый медведь!
Крошка Абигайль и прекрасный пони
Жила-была девочка по имени Абигайль.
Однажды во время загородной поездки
Со своими родителями
Она заметила прекрасного пегого пони
С грустными глазами.
Рядом с ним была табличка,
Которая гласила:
ПРОДАЕТСЯ — НЕДОРОГО.
"Ах", — сказала Абигайль -
"Можно купить этого пони?
Ну пожалуйста!"
И ее родители ответили:
"Нет, нельзя".
И Абигайль сказала:
"Но я ДОЛЖНА получить этого пони".
И ее родители ответили:
"Хорошо, дома ты получишь рожок чудесного мороженого
С ореховым маслом".
И Абигайль сказала:
"Я не хочу рожок мороженого
С ореховым маслом,
Я ХОЧУ ЭТОГО ПОНИ,
Я ДОЛЖНА ПОЛУЧИТЬ ЭТОГО ПОНИ".
И ее родители ответили:
"Успокойся и перестань канючить -
Ты не получишь этого пони".
И Абигайль заплакала и сказала:
"Если я не получу этого пони, я умру".
И ее родители ответили: "Ты не умрешь.
Ни один ребенок еще не умер оттого, что не получил пони".
И Абигайль стала горевать,
И дома вмиг слегла в кровать,
И не могла есть,
И не могла спать,
И такого разбитого сердца еще вы не видели.
Дни и ночи бедняжка лошадку ждала,
И в итоге, конечно, она умерла
Из-за пони, которого ей не купили родители.
(Это — отличная история,
Чтобы прочесть предкам,
Когда они не хотят купить
То, что ты хочешь.)
Клоун Клуни
Клоун Клуни когда-то запомнился мне –
Его цирк круглый год колесил по стране,
Он был худ и высок и нелепо сложён,
Только был клоун Клуни совсем не смешон.
Он дудел в свой тромбон — и тряслись небеса,
Он имел сто шаров и зеленого пса,
Его туфли вполне мог примерить и слон,
Только был клоун Клуни совсем не смешон.
Когда он делал хитрый трюк,
Вздыхал партер от тяжких мук,
От вялых шуток и острот
Рыданьями кривился рот,
На шариках взмывал он ввысь —
Кричал народ: “Пойди, проспись!”
Когда он потерял штаны,
Все ощущали груз вины.
Когда страдалец галстук съел —
Все побелели, словно мел,
Он прыгал, дико хохоча —
С галерки вызвали врача…
Был бедняга доходов от цирка лишен,
Потому, что он не был ни капли смешон.
Наконец, он решил: “Расскажу-ка я им,
Как быть клоуном горько совсем несмешным!”
И он поведал, почему
Печально сердцу и уму,
О боли, холоде в глуши,
О черноте своей души…
Каков был зрителей ответ?
Все зарыдали? Нет! Нет!! Нет!!!
Тряслись деревья у реки
От “Ха-ха-ха!” и “Хи-хи-хи!”,
Смеялись люди напролет
Неделю, месяц, целый год,
Визжа, сгибались пополам,
Трещали пиджаки по швам.
Смех, прибывая как вода,
Летел в другие города –
Сквозь горы, через океан,
В Париж, Нью-Йорк и Магадан,
И весь земной вертлявый шар
От смеха вечного дрожал…
А Клуни стоял посреди шапито,
Крича: “Вы не смейтесь! Я сделал не то!
Успехом своим наповал я сражен,
Ведь я не шутил! Я случайно смешон!”
И хохот гремел, словно сотни цимбал,
А клоун на сцене сидел и рыдал.
Страх темноты
Я — Реджинальд Крак, я боюсь, когда мрак,