И ласково оскаливая пыл,
Пила воздушную пыль пила.
И лай ласковый стали пел
И музыка стоокрас была.
Бела, как горозный зор
И розовый и жолтый лик
Колебал бал — и лебедь зари
Отплескивал перья великие.
И Моцарт, оцарённый пилой,
Переливался в лязг, в язвы стали —
Пел так впервой
Из зияющей дали.
24–25 июня 1920
Песня об очереди [20]
Возвратился ночью мельник
О, черевья черева —
Животы, д'животы!
Черепа д'черепа,
Это, очередь, вот ты!!
И за водкой черёд
И за хлеб-б-бушкой!
Эзза печеньем, стоя, мрёт,
За вареньем, с сушкой!!
Череда д'череда —
Понедельник, середа.
День да месяц, да года!!
— Всё без малого вреда.
— Стоя, ждут, стоя, жрут,
Много их, много тут.
Возвратишься к жене
Скоро, скоро, скоро, скоро
И увидишь близ ней
Черед, черед, черед — гору!!!
— Очередь, очередь!!
О чёрт, с этим — умереть!!
1932
Песнь о Велемире [21]
Был человек в чёрном сюртуке.
В сером пиджаке — и вовсе без рубашки.
Был человек, а у него в руке
Пели зензиверы, тарарахали букашки.
Был человек, Пред земного шара,
Жил человек на правах пожара.
Строил дворцы из досок судьбы.
Косу Сатурна наостро отбил.
Умывался пальцем и каплей воды,
Одевался в камни немалой воды.
Лил биллионы распевов распесен,
А помер в бане и помер нетесно.
Писал
Не чернилом, а золотописьмом.
Тесал
Не камни, а корни слов.
Любил
Вер,
Марий,
Кать.
Юго — плыл,
Наверно,
Неариец —
Азиец,
Знать.
Был человек, в мире Велемир,
В схиме Предземшар с правом всепожара.
И над ним смеялись Осип Эмильич,
Николай Степаныч и прочая шмара.
И только Мария и море-сине
Любили его, как жнея и пустыня.
1935
"По линии и по бокам бульвара…"[22]
По линии и по бокам бульвара
Чернеют жирные весною тротуары.
По линии, на середине всех бульваров,
Сияет снег в пушистых шароварах.
Зима — зима, зима — сама! сияет.
Весна — весна! Кричу сполна и я ей!
Земля жирна, колхозный сев начался,
И от усталости сам трактор закачался.
Мария Демченко за книгой тоже знает —
Сияет в севе родина родная!
И Кривонос на паровозе мчится,
С боков к нему всеобщий сев стучится.
И в кочегарах сам апрель лопатой
Шурует уголь, жирный и богатый.
Эх, жир весны, земли, асфальта, угля,
Какой ты тёплый! Славный! Свежий! Смуглый!
1935
Непогода [23]
Затучилось,
Закуталось,
Захолодало.
Лишь на краю, на краюшке, пылала
Полоска красная — она одна, синь-порох, мало-мало
Мне лето красное с тобой напоминала.
Измучилось
Оно, взаукалось,
Заголодало.
Я не ропщу,
Я не кричу,
Не плачу, не рыдаю.
Я жить хочу для счастья и на краю родного края.
Я не умру, пока тебя не повидаю.
Я почтой песни сообщу,
Депешей сердце прикачу,
Чтоб простучало сердце:
друг, не покидаю.
1937
Боляток*) [24]
Скудное платье,
Бедный платок.
Как ей не плакать —
Взял боляток
Милую дочку,
В свете одну,
Взял в одну ночку,
Взял и согнул.
Два мужичонка
На длинном шесте
В простынке ребёнка
Снесли и средь стен
Глухой высыпальни*)
Свалили на стол.
— Ещё бы ей парня,
А то одной что!
Угрюмая шутка,
Да так веселей —
Хотя и не жутко,
Да ночь на селе.
Потом закурили,
Повесив замок.
— Ну, хватит, побыли,
Пойдём-ка, браток.
А утром обмыла
Её дочиста,
Душистого мыла
Купила спроста.
И в руку платочек
На что-то дала.
Прощай, мой цветочек,
Недолго цвела.
Подушку оправив,
В гробу-то в плохом,
Зелёную траву
Наклала кругом.
Чтоб было помягче,
Получше там ей,
А то жёсток ящик
Без окон, дверей.
Сидит неподвижно.
Не камень, а мать.
И плача не слышно,
И слёз не видать.
1938
Портрет [25]
Изборождён не бороною,
Не плугом — трактором страстей,
Под бывшей сине-вороною
Волос вершиной — лоб чистей
И краше лба красавца Гете.
Лицо же грубо и темно,
Топорных рук с клише в газете
Злой оттиск, толстый, как бревно.
Лишь уши зодчий, как Растрелли,
Построив кружевом, — забыл
На голове, достойной тела,
А нос картофелиной вбил.
Спеша, он досутулил спину.
Ни роста не прибавил тут,
Ни мощности он Феба сыну.
Пусть уши антикой цветут!
Крадясь, выкрадывает старость
Волос слепительную синь,
А мозга солнечная ярость
Всё кружит сердце, Фебов сын.
И светятся виски седые,
Как зайчики двух зимних солнц,
Глаза же — солнца молодые,
Реальнейшая явь, не сон.
1939
Разлука [26]
Разлука ты, разлука,
Чужая сторона!
Никто нас не разлучит —
Ни горя борона,
Ни горя злая мука,
Ни горы и не кручи,
Ни дальняя страна.
Ни писем долгий ящик,
Забвения образчик.
И не твоя измена
Ударит в лоб безменом.
Ни то, что нет достатка,
Ни девка-супостатка,
И не моё коварство.
Не английское царство,
Не с Чемберленом бой,
Иль с кем с другим любой.
И не дымок отъездный,
Не километров бездна,
Не супостат кто мой,
Теперь кто там с тобой,
Кого целуешь в губы —
Не этим любовь губишь.
Идёт холодная зима.
Умрёт теперь любовь сама,
Как в углях огонёчек голубой,
Умрёт любовь сама собой.
[Из цикла "Погодья измена"] [27]
Раззеленелись, распушились
И раздушились тополя!
Отледенелись,
Вспетушились
И всполошились мая для!