…Ноябрь. Дождинки леденяще бьют,
Гудит ноябрьский воздух вдоль двора…
А в нашем помещении жара.
Гудит огонь. Но дров и кошки нет, —
Слепящий уголь излучает свет.
Дружище! Не шути с таким огнем.
Металл, как щепка, погорает в нем,
Чуть зазевается из нас иной.
И вот включили молот паровой.
Не только шум дождя, но даже гром
Ты не услышишь тут…
А мы втроем
Клещами трижды сжали тяжкий вал,
И, словно в глину, бьет металл в
металл.
Вал в середине желт, с торца багров,
А мы его ворочаем без слов.
Мы так сейчас близки! К чему слова?
Когда б одна большая голова
Вдруг сблизила шесть наших дружных
рук,
Определяя все
На цвет, на звук.
Мы трудимся с утра. А молот бьет.
Бьет молот,
И, как будто солнце жжет,
На лицах наших проступает пот.
Еще. Еще. Бросать нельзя.
Но вот —
Вал выпрямлен и почернел с торца,
Изваянный по воле кузнеца.
— Довольно. Хватит, —
Говорю я двум.
И молот смолк… Но что за новый
шум?
Гудит сирена: кончен день труда,
Сейчас мы разойдемся, как всегда.
Многооконный, многолюдный цех
Закроют…
Я оглядываю всех.
Как были мы близки! Сейчас — домой.
И странно мне, на миг,
Что за спиной
Есть комната и поманит назад,
Что снова стены нас разъединят,
И стекла, и квартирные огни…
Я на товарищей гляжу: они
Не думают ли то же, что и я?
Они секунду медлят у огня,
А угли затухают, и — светло —
Нас обдает кузнечное тепло.
Давно сирена смолкла. День труда
Окончен.
За стеклом не льет вода.
И дом твой недалёко, может быть.
Но не спешишь ты уходить.
[1940]
Промельк
Я помню чудное мгновенье…
Есть порой на московской площади
Тихий промельк, секунда одна:
Ни троллейбуса вдруг, ни лошади —
Непонятная тишина.
Словно время на размышление
Всем идущим на миг дано,
Словно сбудется во мгновение
Все, чем сердце порой полно.
Словно всех незнакомых ранее
В этот полдень сошлись пути,
Узнаванье пойдет, братание
Всех —
С кем вместе жить и идти.
Вот уж кажется: начинается!
(…Дальний оклик, веселый вскрик…)
…Но вот тут-то и появляется
Неожиданный грузовик.
Вновь машин легковых мелькание,
Ветра легкая полоса.
Но не ветер, людей дыхание
Овевает мои волоса.
[1940]
Жалобы наборщика и пояснения автора
Наборщик
Знаете, двадцать два года
Я набираю
То песню, то стих.
Буквы родного народа,
Как тяжелы вы в ладонях моих!..
Часто ль и в книгах вы были
Так тяжелы, как частицы свинца,
А не бумаги и пыли?
Часто ли книги имели сердца?
Часто, открыв переплеты,
Видишь портреты плечистых
мужчин,
Годных для лучшей работы…
Вот и еще отыскался один,
Требующий реала:
«Дружба, — твердит, — единенье
сердец!»
А музыкальности мало
И поэтичности…
И, наконец,
Все о себе он судачит —
Словно в семейном письме…
А зачем?
Автор
Друг. Я вас понял, а значит —
Скажем, что
Я обращаюсь ко всем,
Кто иногда, замирая,
Тянется к свету чужого окна;
В шествии Первого мая
Светлую радость находит сполна.
Радость — едва не целуя,
Плеч незнакомых касаться и рук,
Видеть не толпы, а лица вокруг…
Да, без конверта пишу я —
Вам, — для спасения друга
Шедшие в финский мороз —
Под шрапнель.
Рамки семейного круга
Разве не ваша стирала шинель!
Вам, кто с трамвайным соседом
Разговорится, признав по глазам
Друга, который неведом.
Пения хором любители —
Вам!
.
Нет, не «певучее» слово
Наша поэзия вольных сердец, —
Мост по проекту Крылова,
Став на который,
Провалится лжец!
1940
«Порою, когда мы приходим в дом…»
Порою, когда мы приходим в дом,
Где знали заране, что мы придем,
Гляжу вперед на убранство стола
И вниз, где недавно порхала метла,
И «как поживаете?» слышу слова
И вижу: кивает мне голова, —
И тянутся руки к моим рукам —
Хозяин подходит с улыбкой к нам,
И в каждом, кто только глядит на нее,
Улыбка родит
Отраженье свое, —
Я весел….
Но вдруг подумаю так:
Всегда ли хозяин такой добряк?
И так ли все чисто в дому — без
гостей?
И спрашивающий о жизни моей
В ней примет участье, услышав ответ?
И грустно подумать, что, может
быть, —
Нет…
[1940]
Сердце Котовского
В Одессе, в Музее войны, хранится чудесная стеклянная банка, она наполнена спиртом, в который погружено сердце героя гражданской войны, славного комбрига Котовского.
Среди балюстрад и колонн
В Музее, в глубоком покое,
Меж сабель, гранат и знамен
Поставлено сердце людское.
Спи, сердце…
Но спи не в земле,
Где тело героя зарыто, —
В спирту и в прозрачном стекле,
Спи, сердце, светло и открыто.
Живучею кровью своей
Ты руки и мозг омывало
И равное место сыскало
В кругу боевого металла
Кольчуг, и штыков, и мечей.
Котовский.
Опять о войне —
Разносятся крики в эфире.
Будь с нами,
Когда в тишине
Построимся в ряд по четыре.
Котовский!
…Но нет: сквозь пласты
Земли, что могилой осела,
Не выступят контуры тела,
Лица не проступят черты.
Котовского нету. Давно
Распалися мускулы тела
И клетка грудная истлела.
Но сердце — осталось оно.
О, сердце за светлым стеклом!
Мы живы и знаем поныне,
Что действовать острым штыком,
Владеть и конем и клинком
Судьба поручила мужчине.
Изогнутый по краям,
Знак свастики тянется к нам
Змеей, ядовитой змеею.
Разрубленною пополам…
Живые, готовьтеся к бою!
Спи, сердце. Я тихо стою.
Что делается со мною?
Я слез по убитым не лью,
Не вылечить мертвых слезою:
О, даже и женщина, мать,
Еще никогда не сумела
Сыновнему мертвому телу
Вторичную жизнь даровать…
Все это могу я понять,
Но чудится дивное дело:
Когда и осколки гранат,
И танки, и песни солдат
Вдруг станут виденьем былого,
Когда на земле победят
Работники шара земного
И весть о победе пройдет
По шумным одесским кварталам,
Спирт в банке окрасится алым
И сердце бойца оживет!
[1941]
Вы слышали слово вождя?
Вы слышали слово вождя?
С удвоенной силой теперь —
За работу!
Удвоим оружье, станки, самолеты,
Везде для геройства пути находя.
Проворнее!
Время не ждет.
Ведь знаем:
Победа придет неуклонно,
И — к небу подняв боевые знамена —
С великой войны возвратится народ.
И тем, кто в годину войны
Вы слышали слово вождя?
С удвоенной силой теперь —
За работу!
Удвоим оружье, станки, самолеты,
Везде для геройства пути находя.
Проворнее!
Время не ждет.
Ведь знаем:
Победа придет неуклонно,
И — к небу подняв боевые знамена —
С великой войны возвратится народ.
И тем, кто в годину войны
Во славу отчизны упорно трудился
Иль в первых рядах
С интервентами бился, —
Какие им радости не суждены!
Но тот, кто в великом бою
Ничем не прославил, воитель
неловкий.
Ни шлема бойца, ни рабочей
спецовки, —
Чем жизнь он тогда оправдает
свою?
(Глаза отводя от друзей
И слыша вокруг славословья
героев,
Как страстно захочет он, силы
утроив,
Все вновь пережить,
Но достойней, храбрей…)
Так пусть же сегодня, сейчас