нное предвиденье, знание будущего, способность пророчества, почему Сага и музы роднятся с вещими женами (weise frauen) и норнами, которые, сидя у священных источников, определяют судьбы смертных. Водопады и водовороты долгое время считались местопребыванием водяных духов, и по их шуму и стремительности потоков древние предвещательницы предсказывали будущее. Выше было сказано об источнике великана Мимира, за глоток воды которого Один не подорожил собственным глазом; вода эта сообщала те же духовные дарования, что и мед, приготовленный из крови Квасира: кто пил ее, тот делался мудрым. Сказание о Мимире есть только особая вариация мифа о Квасире. Мимир, хотя и не числился между асами, был существо, одаренное высочайшим разумом; к нему обращались боги за советами и разрешением трудных вопросов. По свидетельству одного предания, асы отправили его к ванам, а те отрубили ему голову и послали ее к асам; Один произнес над нею заклятие – и голова Мимира осталась вечно нетленною и сохранила дар слова. Один вел с нею разговоры и в случае нужды пользовался ее мудрыми указаниями. Греческая мифология также знает источники, вода которых наделяла поэтическими способностями, таков ключ Кастальский и Иппокрена, текущая из горы Геликона (= тучи) от удара Легасовых копыт (ιπποχρηνη – криница Зевсова коня). Чудесное свойство вдохновлять поэтов, наравне с медом, приписано было и пчелам. Древние называли пчел – птичками муз; Пиндару, Гомеру и Эсхилу пчелы принесли дар поэзии: садясь на их уста, они сообщали их речам и песням ту же сладость, какою отличаются соты; мы до сих пор употребляем выражения: сладкие, медовые речи, сладостное пение (мелодия); греч. μελι – мед, μελοζ – пение.
Если, с одной стороны, в шуме ветров и раскатах грома чудились древнему человеку звуки божественных глаголов; то, с другой стороны, он собственный свой говор обозначал выражениями, близкими к картинным описаниям грозы. Слово человеческое вылетает из-за городьбы зубов, как быстрая птичка, и уязвляет ненавистных врагов, как острая стрела; почему Гомер дает ему эпитет крылатого[232]. Оно льется, как водный поток, и блестит, как небесный свет: речь и река происходят от одного корня «ри» или «ре», греч. ρεω; мы говорим: «течение речи», «плавная (от глагола «плыть») речь»; рус. баять имеет при себе в прочих индоевропейских языках родственные слова с значением света: санскр. bha, греч. ϕαω, ϕαινω; припомним выражения «красно говорить», «красная речь». Понятия звучащего слова, текучей воды и льющегося света санскрит соединяет в одном корне nad – говорить и светить, nada – река. Под влиянием таких воззрений слову человеческому была присвоена та же всемогущая сила, какою обладают сближаемые с ним божественные стихии. И это до очевидности засвидетельствовано и преданиями, и языком, который понятия «говорить», «мыслить», «думать», «ведать», «петь», «чародействовать», «заклинать» и «лечить» (прогонять нечистую силу болезней вещим словом и чарами) обозначает речениями лингвистически тождественными.
a) В малороссийском наречии гадать – думать (тавтологическое выражение: «думае-гадае»; сравни великорус. догадался; догадка); польск. gadac, чешск. hadati – говорить, сказывать (то же у болгар, хорватов и приморских сербов), как и в санскрите gad – loqui; в литов. gadijos – называюсь, и с переменою «г» в «ж» (сравни: годить – ждать) zadas – язык, речь, zodis – слово, кельт. gadh – звук, слово; в старинном толковнике неудобь-познаваемым речам гадание объясняется: «съкръвенъ глаголь» = сокровенное, таинственное изречение, загадка, и вместе ворожба; гадать-ворожить.
b) Бая(и)ть – говорить, рассказывать, байка – сказка, баюн (баюкон) – говорун, сказочник, краснобай, прибаутка, баюкать (байкать) – укачивать ребенка под песню, обаять, (обаить, обаивать) – обольстить, обворожить, старин. обавник (обаяниик) – чародей, напускатель «обаяния»; иллир. bajanie – заговор, чародейство, песнь, поэтический вымысл, bajan – чародей, волхв; польск. bajac – рассказывать сказки, bajacz (bajarz) – рассказчик, baja – сказка, bajeczny – баснословный; чешск. bag, bagar, bagec – сказочник, bageni – басня, речь; серб. бajaти – колдовать, бajaч – колдун, баjaлица – колдунья, баjатье – волшебство. Этими выражениями объясняется и Боян Слова о полку = певец, чародей. От глагола «баять» происходит «балий» – слово, объясняемое в «Азбуковнике» как чаровник, ворожея, а в фрейзингенской рукописи употребляемое в значении врача; бальство – ворожба.
c) Слова «вещать» и «ведать» (ведети) одного происхождения, что доселе очевидно из сложных: по-ведать, по-вещать, по-вестить, имеющих тождественное значение: корень – санскр. vid (настоящ. вр. vedmi) – scire, nosse, cognoscere; форма винословная (causativa): vedajami – facio ut sciat, doceo, narro; vida, vidya, veda, vitti – знание, vidita, vidvas, vettar – мудрый, готск. vitan, англос. witan, скан. vita, др. – нем. wizan, др. – прус. waist – знать. Если станем рассматривать слова, образовавшиеся у славян от корня «вед» (= вет, вит, вещ), то увидим, что они заключают в себе понятия предвидения, прорицаний, сверхъестественного знания, волшебства, врачевания и суда – понятия, тесная связь которых объясняется из древнейших представлений арийского племени. Вече (вечать вместо вещать) – народное собрание, суд; вещба употреблялось не только в смысле чарования и поэзии, но имело еще юридический смысл, как это видно из чешской песни о Суде Любуши: «Vyucene vescham vitiezovym» – edoctae scientias judiciales; vitiez, следовательно, – судья (в рус. витязь – сильномогучий герой); сравни нем. vitzig, судья[233]. Гримм указывает, что старонемецкий язык называет судей и поэтов одними именами творцов, изобретателей (finder, schaffer, scheffen), что напоминает наше выражение «творить суд и правду». В Mater verborum вешчбы истолкованы: vaticinia, а вештец – vates, propheta divinus (т. е. вещающий по наитию свыше, по внушению богов); у сербов вjештина – знание, вjештац и вjештица – то же, что у нас: ведун (ведьмак) и ведьма, или синонимические им названия знахарь и знахарка (знахарица, от знать); ведовство и ветьство – волшебство. Ведун и ведьма имеют еще другую форму вещун и вещунья (вещица) – колдун и колдунья, и таким образом являются однозначительными со словами «пророк» и «прорицатель» (от «реку»); предвещать – предсказывать, вития (= ве-дий), вещий – мудрый, проницательный, хитрый, знающий чары. У Всеслава, рожденного от волхования и обращавшегося в различных животных, вещая душа была в теле[234]. Летописец, рассказывая, что в. кн. Олег прозван был вещим, прибавляет: «Бяху бо людие погани и невеголоси»: и «поганый», и «невеглас» употреблялись старинными памятниками для обозначения всего языческого, непросвещенного христианством; ясно, что слово «вещий» имело в язычестве религиозный смысл. Этим эпитетом наделен в Слове о полку певец Боян; персты его также названы вещими: «Своя вещиа пръсты на живая струны въскладаше, они же сами князем славу рокотаху»; дивная песнь его носилась соловьем в дубравах, сизым орлом под облаками и серым волком по земле[235], т. е. представлялась в тех же метафорических образах, в каких изображалось небесное пение, заводимое бурными, грозовыми тучами[236]. Птицы и животные, давшие свои образы для олицетворения ветров, грома и туч, удерживают в народном эпосе название вещих: вещий конь-бурка, вещий ворон, зловещий филин, и проч. По прямым указаниям Слова о полку, Боян был певец, слагатель песен и вместе музыкант, подобно позднейшим бандуристам, кобзарям и гуслярам, которые ходили по селам и на торжищах и праздничных играх распевали народные думы под звуки музыкального инструмента[237]. Краледворская рукопись говорит о Забое как о певце, музыканте и приносителе жертв богам. Таким образом, с понятием слова человеческого нераздельны представления поэзии, пения и музыки, которым древность придавала могучее, чародейное значение. То же подтверждается и другими свидетельствами языка:
d) Санскр. gad (gadami) – говорить переходит в литов. gied-mi – пою, как греч. εποζ – речь, слово и τα επη – поэма, стих; сравни рус. дума (песнь), сказка и басня (от басить – говорить, побаска – пословица, басиха – лекарка, женщина, знающая заговоры), нем. saga; наше «слово» (от которого и соловей) употреблялось в прежнее время в значении эпического сказания, песни, как очевидно из заглавий старинных произведений. От санскр. vad – loqui, sonare, vociferari, vada, vadana – звук, vadya, vaditra – музыкальный инструмент; этому корню соответствует греч. υσω, υσεω – петь, υσηζ – поэт, αυση – слово, αησων – соловей, кельт. gwawd (gwad) – хвалебное пение. Со словом vaditra г. Буслаев сближает warito – народный музыкальный инструмент чехов. Славянское гжсла первоначально означало песнь – от гждж, откуда и гусли, звуки которых сопровождают пение (серб. гусле, пол. gesle, чешск. hausle); а потом перешло в понятие волшебства: пол. gusia – колдовство, guslarz и guslarka – колдун и колдунья, guslic – колдовать, лужиц. gusslowasch, gusslowar, готск. hunsi, англос. и сканд. husl – языческий обряд, жертва. Сравни рязан. кавник – колдун и санскр. kavi – мудрый, поэт, может быть стоящее в связи с древнеслав. коби – чары.
e) Подобно тому как с словом «баять» сочеталось понятие леченья, так сочеталось оно и с корнем vid (ведать): санскр. vaidya – медик и мудрец, vaidya – лекарство, литов. waistas – то же, waistitojis – медик, серб. видати – лечить, вида – лекарь, илл. is-vidati, is-vidagne – лечить, леченье, русск. вещетинье (Волог. губ.) – лекарство, англос. wita, witega, сканд. vitkr, др. – нем. wizago – чародей, пророк (= ведун). Слово врач от санскр. brû – говорить (звук [б] изменился в [в], как это случается довольно часто: бой и вой-на, болий и велий и пр.), кельт. bri – слово, brudiwr – предсказатель, пророк; от того же корня образовались в русском глаголы «врукати» (ворчать, бормотать) и «врати» (первоначальный смысл: говорить, издавать звуки