следующей главе. С весенними ливнями оканчивается владычество демона-Зимы, творческие силы стихий возрождаются, и обновленная природа является в своих роскошных уборах, что и выражено баснею о купанье в кобыльем молоке: добрый молодец, представитель весны, обретает в нем красоту и крепость, а противник его (зима) – смерть. Поселяне доселе приписывают первым весенним дождям целебные свойства и спешат умываться ими на здравие и красоту тела. Кобылье молоко, в котором должен купаться сказочный герой, наливается в котел и кипятится на сильном огне: поэтическое представление, стоящее в связи с уподоблением грозовых туч котлам и сосудам, в которых небесные духи варят влагу на огне, возжженном молниями (ср. ниже с преданиями о приготовлении ведьмами, во время грозы, чудесного пива). Когда соперники купаются в молоке – герою помогает его богатырский конь: он наклоняет голову к котлу и, вдыхая в себя жар, охлаждает кипучее молоко; а потом, с целью погубить злого врага, выдыхает жар обратно. В немецких сказках конь пускает из своих ноздрей ветры – то холодные, заставляющие стынуть молоко, то горячие, заставляющие его кипеть. Русская легенда рассказывает о черте, который варил в молоке стариков и старух и делал их молодыми. Греческая мифология ставит чудесных коней в ближайшее соотношение с божествами вод: Океаниды и Посейдон разъезжают по морским безднам в колесницах; кони последнего называются в Илиаде златогривыми и бурно летающими. Как в наших сказках Морской царь (= первоначально дождевая туча) является иногда в виде лютого жеребца, которого должен объездить сильномогучий богатырь (= громовник), так то же превращение греки приписывали Посейдону: в шуме грозы преследовал он Деметру, которая, убегая его объятий, обратилась кобылицею и смешалась с аркадскими стадами, но Посейдон нашел ее и осилил в образе жеребца. Плодом этого союза был славный конь Арион; тот же бог от горгоны Медузы произвел двух детей: крылатого Пегаса и Хрисаора (золотой меч = молнию). Океанида Philyra была осилена Кроносом, превратившимся в коня, и родила Хейрона, с которым связывается племя кентавров[397]. Кентавры – полулюди, полукони; они обитали в горных пещерах, т. е. в облачных скалах, и владели огромною бочкою дорогого вина, подаренного Вакхом, т. е; дождем; Геркулес разил их своими стрелами (= молниями). Кун остроумно доказал тождество их с индийскими гандарвами (gandharva), облачными демонами, сторожившими небесную сому[398]. е) Купаясь в молоке морских кобылиц, сказочные герои становятся силачами и красавцами; подобно тому громоносные богатыри, победители демонических змеев, влезая в одно ухо своего коня, наедаются-напиваются там, переодеваются в блестящие наряды и потом вылезают в другое ухо молодцами неописанной красы и необоримой силы. Литовское предание запомнило о жеребце исполина Витольфа, по имени Иодж (вороной), который перегонял самые ветры, и голова которого служила его хозяину убежищем: одним ухом входил он в нее, а другим выходил. Во время какого-то пиршества у царя Иодж сошелся со столь же прекрасною кобылою; но боги, опасаясь, чтобы порода таких лошадей не размножилась, покрыли их двумя горами. Согласно с этими рассказами, герой хорутанской приповедки, очутившись в царстве вил, должен был три ночи скрываться от враждебных покушений: первую ночь он проводит в хвосте бурой кобылы, другую – в ее гриве, а третью – в ее подкове, и эта кобыла была не простая, а конь-вихрь или буря; в наших сказках мальчик-с-пальчик (олицетворение молнии) прячется в лошадином ухе. В переводе на общепонятный язык, смысл этих метафорических выражений таков: молния скрывается в голове гигантского коня-тучи, пьет из нее дождевую влагу и, выходя из своего убежища, является глазам смертного во всем блеске красоты и всесокрушающей силы. f) Как облачные горы в своих недрах, а змеи-тучи в своих дворцах таят драгоценные клады, т. е. скрывают во мраке туманов золото небесных светил и молний, так точно мифические кони не только дышат пламенем и выбрасывают из заду горячие головешки, но и рассыпаются серебром и золотом и испражняются теми же дорогими металлами. Такое чудесное свойство соединяется преданиями со всеми поэтическими олицетворениями грозовых туч; отсюда объясняется поверье, почему клады могут являться в образе различных животных (овцы, коня, собаки и проч.), которым стоит только нанести удар – как они тотчас же рассыпаются серебряными и золотыми деньгами, подобно тому как удары грома рассыпают золотистые молнии и выводят из-за темных облаков блестящие лучи солнца. g) Воинственный характер Перуна усвоен и его богатырскому коню: конь этот отличается необычайною силою; он помогает своему владельцу в трудных битвах с змеями и демоническими ратями (= тучами), поражая их теми же мощными копытами, которыми разбивает скалы и творит дождевые ключи: «не столько богатырь мечом рубит, сколько конем топчет» или «много богатырь мечом рубит, а вдвое того его добрый конь копытами побивает», «куда конь ни повернет – там улица!» В то время, когда богатырь сражается пеший и враг начинает одолевать его, добрый конь рвется с цепей и роет копытами глубокую яму[399]. Перед началом войны предки наши гадали об исходе ратного предприятия по ржанию и поступи священных коней. h) Как олицетворения грозовых туч, богатырские кони – кони вещие, одарены мудростью, предвидением и человеческим словом, потому что с живою водою дождя и с громом нераздельны были представления о высшем разуме и небесных вещаниях. В Илиаде Ахиллес разговаривает со своим конем Ксанфом и узнает от него о своей близкой смерти; подобно тому Шарац (пегий конь), который служил Марку-королевичу сто шестьдесят лет и пил с ним вино из одной чаши, однажды споткнулся и, проливая слезы, предсказал ему скорую кончину. Эпические сказания, принадлежащие индоевропейским народам, заставляют коней беседовать с храбрыми витязями, предвещать им будущее и подавать мудрые советы; в русских сказках конь, чуя беду, которая грозит его хозяину, спотыкается на езде, горько плачет по нем и стоит на конюшне по щиколки в слезах или в крови.
Вместе с воплощением естественных явлений природы в человеческие образы мифические кони отдаются в услуги стихийных богов, которые мчатся на них по воздушным пространствам верхом или в колесницах. Поэтическое представление осложняется, и быстронесущаяся туча, названная первоначально небесным конем, впоследствии принимается за колесницу, запряженную небесными лошадьми, на которой восседает грозное божество[400]. По белорусскому преданию, духи, подвластные Перуну, носятся по полям и лесам на ретивых конях с быстротою стрелы, а в образе хищных птиц производят ветры и бурю; сам же Перун разъезжает по небу в огненной колеснице и бросает с огненного лука стрелы-молнии: атрибуты эти в позднейшую эпоху были перенесены на Илью-пророка. То же самое рассказывают литовцы о своем Перкуне; сверх того песни их упоминают о божьих конях, на которых ездят божие сыны:
«Прекрасноблещущий» Индра также представлялся с громовыми стрелами и на колеснице, запряженной гнедыми, объятыми пламенем конями; на таких же лошадях являлся и бог Агни; Ветрам (Марутам) гимны Ригведы дают колесницу, запряженную антилопами под красно-огненным ярмом, и самих их уподобляют то птицам, то крылатым коням. Все главные боги и богини греков, германцев и других родственных народов имели своих коней и свои возки; по свидетельству Илиады, боги ездили между небом и землею на бессмертных лошадях, вкушающих амброзию. К этой бессмертной породе принадлежали Ахиллесовы кони Ксанф и Балий, рожденные Зефиром от гарпии Подагры и подаренные Посейдоном Пелею; они дышали пламенем и на бегу опережали самые ветры. Суровый Борей, в образе черногривого жеребца, посещал кобылиц Эрихтония, которые породили от него двенадцать быстроногих коней:
Бурные, если они по полям хлебородным скакали –
Выше земли, сверх колосьев носилися, стебли не смявши;
Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря –
Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летали.
О поезде Зевса так рассказывает Гомер:
Впряг (он) в колесницу коней медноногих,
Бурно летающих, гривы волнующих вкруг золотые;
Золотом сам он оделся, в руку художеством дивный
Бич захватил золотой и на блещущей стал колеснице;
Коней погнал, и, послушные, быстро они полетели,
Между землею паря и звездами усеянным небом.
Скандинавские предания дают богам (асам) славных коней, на которых спускаются они с неба на землю через воздушный мост-радугу. У Одина лучший из всех коней Слейпнир – о восьми ногах: такое удвоенное число ног указывает на необыкновенную скорость его бега; Один ездил на нем по водам и воздуху, самое происхождение Слейпнира чудесно: он рожден богом грозового пламени Локи, превратившимся в кобылицу. На подобном же восьминогом коне разъезжал вольный царь Огненный Щит Пламенное Копье, о котором повествует русская сказка о Еруслане. Вуотан (= Водан, Один) имел колесницу; в сагах о дикой охоте он является на белом или черном коне, т. е. несется на белоснежном облаке или в мрачной туче. У Фрейра был конь Freyfaxi; лошади других асов и великанов носили имена, указывающие на их чудесные свойства: Gullfaxi (золотогривый), Gulltoppr (золотохвостый), Sitfrintoppr (серебрянохвостый), Gyllir и Gler (золотой, блестящий). Эдда упоминает о коне, который мог невредимо пробегать сквозь клокочущее пламя. В мифологиях греческой, скандинавской и немецкой гром объясняется поездом по небу колесницы Зевса, Тора или Донара (Donnerwagen), как у нас простой народ считает громовые удары за стук, производимый колесницею Ильи-пророка: шведск. aska – гром, гроза, asaka – поезд, колесница бога от as – deus, divus и aka – vehere; др. – нем. reidh означает не только повозку, но и гром (reidharslag – donnerschlag); сравни раскаты грома и раскат колеса. Шведы доныне, когда услышат гром, говорят: «Добрый отец (старик или дед) едет!» Певец грозовых песен, Вейнемейнен выковал себе коня, легкого как соломинка; когда конь мчался по морю – он не касался воды копытами. Подобно языческим богам и богиням, сказочные герои и героини переносятся в отдаленные страны не только на богатырских конях, но и в летучих колесницах, которые так же мгновенно появляются, как и исчезают, и в повозках-невидимках. Такие колесницы и повозки совершенно тождественны с ковром-самолетом и плащом-невидимкою: это различные метафоры облака.