Да списков слабые черты
С ее достойной обожанья
Нерукотворной красоты?
Но тут при сходстве самом близком
Ты не достигнешь торжества, –
Твой труд всё будет мертвым списком
С живой картины естества.
В замену лиц ты дашь мне маски –
И, взяв природу в образец,
Где ты возьмешь такие краски,
Какие розлил в ней творец?
Нет! Тот художник бесконечный,
– Земли и неба царь предвечный,
По изволенью своему
Тебя поставил на свободе
Не подражателем природе,
Но подражателем – ему.
Рука слаба и средства малы,
Но, при стремлении святом,
В душе ты носишь идеалы
И воплощаешь их потом.
В порывах творческих мечтаний
Свершая огненный полет,
В кругу волшебных начертаний
Ты ищешь новых сочетаний,
Каких природа не дает.
На что ей амвра фимиамов?
На что ей цирк и пантеон?
В ней нет дорических колонн,
Ни микеланджеловских храмов,
Ни рафаэлевских мадонн.
Не из природы ты их вынул,
Но, взяв их из души своей,
Ты мысль свою в природу вдвинул,
Внедрил свою идею в ней.
Служи ж творцу как жрец избранный,
Природы в храмине пространной,
Где всё, что господом дано,
Чем полн сей дом богослуженья,
Сквозь таинство преображенья
0 В твоей груди проведено.
И в благодарности смиренной
Сознай, что мощный царь вселенной,
Чтоб приобщить тебя к себе,
Отмежевал в сей жизни бренной
Участок творчества тебе!
На 1861
«О господи! Как время-то идет!» –
Твердило встарь прабабушкино племя,
И соглашался с этим весь народ.
Да полно, так ли? Движется ли время?
У нас в речах подчас неверен слог,
Толкуем мы о прошлом, преходящем
И будущем, а в целом – мир и бог
Всегда живут в одном лишь настоящем.
И нету настоящему конца,
И нет начала. Люди вздор городят
О времени, – оно для мудреца
Всегда стоит, они ж идут, проходят
Или плывут по жизненной реке
И к берегам относят то движенье,
Которое на утлом челноке
Свершают сами. Всюду – заблужденье.
О род людской! Морщины лбов
Считает он, мытарства и невзгоды,
Число толчков, число своих гробов
И говорит: «Смотрите! Это – годы.
Вот счет годов – по надписям гробниц,
По памятникам, храмам, обелискам».
Не полно ль годы цифрами считать
И не пора ль меж новостей, открытий
Открытому сознанью место дать,
Что мир созрел для дел и для событий?
О, вознесись к творцу, хвалебный глас,
От всей России в упованье смелом,
Что новый год, быть может, и для нас
Означится великим, чудным делом!
О, если б только – в сторону мечи!
И если бы средь жизненного пира
Кровь не лилась! Господь нас научи
Творить дела путем любви и мира!
Воистину то был бы новый год,
И новый век, и юбилей наш новый
И весь людской возликовал бы род,
Объят всемирной церковью Христовой.
Воскресная школа
«Свет да будет!» – божья сила
Изрекла – и мрак исчез.
И для всех зажглись светила
В беспредельности небес.
И с тех пор, нас одевая
Дня блестящего в парчу,
Ровно светит вековая
Солнца лампа огневая
Бедняку и богачу,
Ни пред кем тот свет не скрытен,
Всем доступен горний луч –
Тем, кто слаб и беззащитен,
И тому, кто так могуч.
А потом, как мгла ночная
Упадет на грешный мир, –
Пусть иной летит на пир,
Где сверкает пыль земная,
Где поддельный блеск велик,
А иной – зажжет лучину,
Осветит тоску-кручину
Иль затеплит свой ночник!
Но еще есть свет верховный,
Свет не солнца и планет,
Но чистейший свет духовный,
Свет науки, божий свет,
И без этого сиянья
Тщетно б шел за веком век, –
Светом нравственного знанья
Человек есть «Человек».
Кто не хочет, чтоб доступен
Свет тот был для всех людей,
Тот – недобрый муж, преступен
Он пред совестью своей,
И, с ночным злодеем схожий,
Встав на брата своего,
Он срывает образ божий
Святотатственно с него.
Сам Христос – учитель братства –
Тот, кем наша жизнь крепка,
От духовного богатства
Не отторгнул бедняка.
Не лишил его ученья
И святых своих чудес –
Он, что умер средь мученья
И на третий день воскрес.
Воскресеньем он прославил
Свой всецарственный престол,
Он воскрес, а нам оставил
Слово, грамоту, глагол,
И воскресшего глаголы –
Вечной жизни в нас залог,
Он – глава воскресной школы,
Он – всеграмотности бог!
Будь же грамотность родная
Делом Веры и Любви!
Восклицаем, начиная:
«Царь небес! Благослови!»
Стихи, читанные на юбилее князя П. А. Вяземского 2 марта 1861 г.
…Вы с Музой свадьбу золотую
Сегодня празднуете, князь.
Когда напором исполинским
Враг угрожал стенам Москвы –
С войсками к лаврам бородинским
Назад полвека мчались вы…
Душа, богатая любовью,
Стих – чадо бойкого пера,
Добрейший взгляд под строгой бровью
С улыбкой, вестницей добра…
Но не шутя по жизни полю
Шли вы…
И скорбь давалась вам на долю,
И терн вплетался в ваш венец.
Ваш стих, что прежде так смеялся
…………….
Потом глубоко отозвался
Беседой с таинством могил.
…Упреков нет… Иль есть один,
Что князя Вяземского дети
От брака с Музою его –
Вразброд гуляют в белом свете,
Не зная дома своего…
Пусть он к ним нежную приложит
Заботу, вкупе их сберег,
И их сторицею умножит,
И всех семейно в мир введет!
И мир при кликах громогласных,
Приняв их заодно с отцом,
Покроет чад его прекрасных
Академическим венцом.
Инокине
Я знал тебя, когда в сем мире
Еще ребенком ты была
И, став поэтов юных в клире,
Перстами детскими на лире
Аккорды первые брала.
Потом девицею-мирянкой
Являлась ты в семье людской,
Но света лживою приманкой
Талант не увлекался твой,
И вот, обетом послушанья
Сковав все думы и мечты,
Свой дар склонив под гнет молчанья,
Явилась инокиней ты.
Прости, что пред тобой я смею
Предстать и в эти времена,
Быть может, с грешною моею
И ложной мыслью! Вот она:
Таланты богом нам даются, –
Коль в гимнах, ими что поются,
Горят небесные лучи,
То и с церковного порога
Тот поднял голос против бога,
Таланту кто сказал: «Молчи!
Молчи! Я у тебя отъемлю
Права на песнь, на вещий стон.
Уйди в пустыню! Вройся в землю
Иль в келье будь похоронен!»
Не прав, кто, сдавшись слов сих гром
Готов, в отказ святым правам,
Внимать наставнику земному,
А не евангельским словам.
Не сотворив себе кумира,
Талант! светилом миру будь!
В быту мирском сквозь дрязги мира
Пробей монашественный путь!
Истой – не за стеной угрюмой,
Но смут житейских посреди –
С своей отшельнической думой
И честной схимою в груди!
Любви небесной дай нам пламень!
Явись с участьем – не с грозой,
И грудь людскую – этот камень –
Прожги молитвенной слезой!
Я – ученик, я – не учитель,
Я червь земли, не сын небес,
Но и не демон искуситель,
Не посланный из ада бес,
Который хочет в вечной муке
Тебя привлечь бряцаньем слов;
Я сам божественной науке
Учиться у тебя готов.
Себя не чту, не именую
Я ведущим, но предаю
На суд твой мысль мою земную,
Как грех, как исповедь мою.
Притом, средь дум моих греховных,
Тебе я жалуюсь, скорбя,
На гордых пастырей духовных,
На целый свет и на тебя.
Когда не мог я быть послушным
Суду учителей кривых,
Ни оставаться равнодушным
К веленью божьих слов святых,
Когда из хладных сфер деизма
Скорей предаться был я рад
Смоле кипящей скептицизма, –
Я думал: христианин-брат,
Чтоб утолить мне сердца муку,
Ко мне свой голос устремит,
С любовью мне протянет руку
И нечестивца вразумит –
Просил я света, разуменья, –
И что ж? Учители смиренья,
Свой гневом дух воспламеня,
Под небом о Христе мне братья
Свои мне бросили проклятья,
Швырнули камнями в меня; –
И ты, вдыхая свет эфирный,
Ко мне безжалостна была
И средь молитв, из кельи мирной
Свой камень также подняла!
Локомотив
Иду я с сынишком вдоль чистого поля
Пробитой тропинкой. Кругом – всё цветы,
И рвет их, и бабочек ловит мой Коля.
Вот мельница, речка, овраг и кусты.
Постой-ка, там дальше начнется болото…
Вдруг слышим – вдали и стучит и гремит