З. М.
Я замучил себя.
И тебя я замучаю.
И не будет – потом
– Новодевичьей гордости.
Всё друзьям на потеху,
от случая к случаю,
В ожидании благ и в предчувствии
горести.
И врага у нас нет.
И не ищем союзника.
У житейских невзгод
– ни размеров, ни мощности
Но, как птичий полёт, начинается музыка
Ощущеньем внезапного чуда
возможности!
Значит – можно!
И это ничуть не придумано,
Это просто вернулось из детства,
из прошлости.
И не надо Равеля… А Шумана,
Шумана, –
Чтоб не сметь отличить гениальность
от пошлости!
Значит – можно – в полёт –
по листве и по наледи,
Только ветра глотнули –
и вот уже начато!
И плевать, что актёров не вызовут
на люди, –
Эта сцена всегда исполняется начерно!..
Что с того нам, что век
в непотребностях множится?!
Вот шагнул он к роялю походкою
узника,
И теплеет в руке мандаринная
кожица.
И теперь я молчу.
Начинается музыка!
Чехарда с буквами
В Петрограде, в Петербурге,
В Ленинграде, на Неве,
В Колокольном переулке
Жили-были А, И, Б.
А – служило,
Б – служило,
И – играло на трубе.
И играло на трубе,
Говорят, что так себе,
Но его любили очень
И ценили А и Б.
Как-то в вечер неспокойный
Тяжко пенилась река,
И явились в Колокольный
Три сотрудника ЧК.
А – забрали,
Б – забрали,
И – не тронули пока.
Через год домой к себе
Возвратились А и Б,
И по случаю такому
И играло на трубе.
Но прошёл слушок окольный,
Что, мол, снова быть беде,
И явились в Колокольный
Трое из НКВД.
А – забрали,
Б – забрали,
И – забрали и т. д.
Через десять лет зимой
А и Б пришли домой,
И домой вернулось тоже.
Все сказали: «Боже мой!»
Пару лет в покое шатком
Проживали А, И, Б,
Но явились трое в штатском
На машине КГБ.
А, И, Б они забрали,
Обозвали всех на «б».
А – пропало навсегда,
Б – пропало навсегда,
И – пропало навсегда,
Навсегда и без следа!
Вот у этих букв какая
Вышла в жизни чехарда!
Баллада о том, как едва не сошёл с ума директор антикварного магазина № 22 Копылов Н. А., рассказанная им самим доктору Беленькому Я. И
…Допекла меня всё же Тонечка,
Гарнитур купил ей ореховый!
Я ж не брал сперва – ни вот столечка!
А уж как начал, так поехало!
Как пошла молоть прорва адова –
Где по сотенке, где по камушку,
Намолола мне дачку в Кратове,
Намолола мне «Волгу»-матушку!
Деньги-денежки, деньги-катыши,
Вы и слуги нам, и начальники…
А у нас товар деликатнейший –
Не стандарт какой – чашки-чайники!
Чашки-чайники, фрукты-овощи!
Там кто хошь возьмёт,
хоть беспомощный!
Хоть беспомощный!
А у нас товар – на любителя:
Павлы разные да Людовики.
А любителю – чем побитее,
Самый смак ему, что не новенький!
И ни-ни, чтобы по недомыслию
Спутать Францию или Швецию…
А недавно к нам на комиссию
Принесло одну старушенцию.
И в руках у ней – не хрусталина,
Не фарфоровые бомбончики,
А пластиночки с речью Сталина,
Ровно десять штук – и все в альбомчике.
А я стреляный, а я с опытом!
А я враз понял – пропал пропадом!
Пропал пропадом!
Тем речам цена – ровно тридцать «рэ»!
(И принёс же чёрт сучку-пташечку!)
Ну, какой мне смысл на такой муре
Наблюдать посля небо в шашечку?!
Вот и вникните в данный факт, друзья
(На добре ж сижу, не на ветоши!):
Мне и взять нельзя, и не взять нельзя –
То ли гений он, а то ли нет ещё?!
Тут и в прессе есть расхождения,
И вообще идут толки разные…
Вот и вникните в положение
Исключительно безобразное!
Они спорят там, они ссорятся!
Ну а я решай, а мне – бессонница!
Мне бессонница!
Я матком в душе, а сам с улыбочкой,
Выбираю слова приличные:
За альбомчик, мол, вам – спасибочко!
Мол, беру его – за наличные!
И даю я ей свои кровные,
Продавцы вокруг удивляются:
Они, может быть, деньги скромные,
Но ведь тоже зря не валяются!
И верчусь весь день, как на вертеле,
Ой, туманится небо светлое!
И хоть верьте мне, хоть не верьте мне,
А началось тут несусветное.
А я стреляный! А я с опытом!
А я враз понял – пропал пропадом!
Пропал пропадом!
Или бабку ту сам засёк народ,
Или стукнулось со знакомыми, –
Но с утра ко мне в три хвоста черёд –
Все с пластинками, все с альбомами!
И растёт, растёт гора цельная,
И наличность вся в угасании!
Указание б чьё-то ценное!
Так ведь нет его, указания!
В пух и прах пошла дачка в Кратове,
«Волга»-матушка – моё детище!
И гвоздит мне мозг многократное –
То ли гений он, а то ли нет ещё?!
«Я маленькая девочка – танцую и пою,
Я Сталина не видела, но я его люблю!»
А я стреляный, а я с опытом!
А я враз понял – пропал пропадом!
Пропал пропадом!
…Но доктор Беленький Я. И. не признал Копылова Н. А. душевнобольным и не дал ему направления в психиатрическую клинику…
Разговор с музой
Наплевать, если сгину в какой-то Инте.
Всё равно мне бессмертные счастьем
потрафили
На такой широте и такой долготе,
Что её не найти ни в какой географии –
В этом доме у маяка!..
В этом доме не стучат ставни,
Не таращатся в углах вещи,
Там не бредят о пустой славе,
Там всё истинно и всё вечно –
В этом доме,
В этом доме у маяка!..
Если имя моё в разговоре пустом
Будут втаптывать в грязь
с безразличным усердием, –
Возвратись в этот дом,
возвратись в этот дом,
Где тебя и меня наградили бессмертием –
В этом доме у маяка!..
В этом доме не бренчать моде,
В этом доме не греметь джазам,
Но приходит в этот дом – море,
Не волной, а всё как есть, разом!
В этот дом,
В этот дом у маяка!..
Если враль записной тебе скажет о том,
Что, мол, знаете, друг-то ваш был, мол,
да вышедши, –
Возвратись в этот дом, возвратись
в этот дом!
Я там жду тебя, слышишь? Я жду тебя,
слышишь ты?! –
В этом доме у маяка!..
В этом доме все часы – полдни
И дурные не черны вести.
Где б мы ни были с тобой, помни:
В этом доме мы всегда вместе –
В этом доме,
В этом доме у маяка!..
Если с радостью тихой партком и местком
Сообщат, наконец, о моём погребении, –
Возвратись в этот дом,
возвратись в этот дом,
Где спасенье моё и моё воскресение –
В этом доме у маяка!..
В этом доме никогда – горе,
В этом доме никогда – небыль,
В этом доме навсегда – море,
И над морем навсегда – небо!
В этом доме,
В этом доме у маяка!..
«…21 августа в номер гостиницы, в котором мы жили тогда в Дубне, где работали с режиссёром Донским над фильмом (сценарий о Фёдоре Ивановиче Шаляпине), постучали мои друзья [Л. Копелев и его жена Р. Орлова], и у них были ужасные лица, испуганные, трагические, несчастные. Они сказали, что они слышали по радио о том, что началось вторжение советских войск, войск Варшавского договора в Чехословакию… И на следующий день я написал эту песню. Я подарил её своим друзьям, они её увезли в Москву, и в Москве в тот же вечер, на кухне одного из московских домов… хозяин дома [Л. Копелев] прочёл эти стихи; и присутствующий Павел Литвинов усмехнулся и сказал: «Актуальные стихи, актуальная песня». Это было за день до того, как он с друзьями вышел на Красную площадь протестовать против вторжения…»
Петербургский романс
Н. Рязанцевой
Жалеть о нём не должно: Он сам виновник всех своих злосчастных бед, Терпя, чего терпеть без подлости – не можно.
…Быть бы мне поспокойней,
Не казаться, а быть!
…Здесь мосты, словно кони, –
По ночам на дыбы!
Здесь всегда по квадрату
На рассвете полки –
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
Здесь над винною стойкой,
Над пожаром зари
Наколдовано столько,
Набормотано столько,
Наколдовано столько,
Набормотано столько,