АМУР-БЕГЛЕЦ{*}
◡—◡◡—◡◡— || ◡—◡◡—◡
Амур мой сокрылся, бежал! — Ищите Амура,
Ах! матерней нежной любви отдайте Амура!
(Так с плачем Венера ко всем прохожим взывала.)
Кто видел Амура? — и где, в лесах или в граде?
Он сын мой, единственный сын! — кто скажет о милом,
В награду тому поцелуй сладчайший Венеры!
А кто приведет беглеца — и больше получит!
Приметы хотите узнать, — о, много их, много!
Амура от всех отличишь по первому взгляду:
Младенец и бел, и румян, и строен, и ловок;
Горящие очи блестят, сверкают, играют,
Ум — ветер, мед — голос, речь — яд чарующей лести.
А в гневе — о, бойтесь — свиреп, неистов, упорен,
И правды не ждите: хитрец, он в шутках ужасен!
Смиренье, беспечность в играх; в душе — самовластье.
Так малы ручонки его — но как он стреляет!
От звездного неба к брегам Коцита стреляет!
Коварный, он весь обнажен, но мысли сокрыты!
Как птичка, туда и сюда летает и скачет,
Красавцев, красавиц, шутя, как розы, меняет;
Посмотришь на лук — ничего; на стрелку — игрушка;
Но лук со стрелою Олимп смущает великий.
На раме Амура висит колчан златояркий,
Исполненный стрел! — Ах! сама я лютость их знаю!
Всё страшно в Амуре, всё! — Но много страшнее
Светильник, от коего Феб, сам Феб воспалялся.
Поймаешь Амура — свяжи, не слушай молений!
Заплачет малютка — не верь: стократно обманет!
Смеется, коварный, — держи... целует... — о, бойся! —
Беги... поцелуи — беда, уста ядовиты!
«Пусти меня, — скажет, — возьми за выкуп все стрелки!»
О странник несчастный, брегись даров сих касаться!
Амур есть огонь: все дары огнем напоенны!..
<1807>
ЕВРОПА[1]{*}
В третий раз петел воспел — восходящей Авроре на небо;
Сон ниспослала Венера царевой дщери Европе;
Милый, чарующий сон, восклоняясь на скрытых ресницах
Девы, лелеял усладою томной прелестное тело;
Вкруг же возглавья теснились пророческих сонмы видений.
В вышних чертогах, в девическом тереме так почивала
Дщерь Агенора младая, невинная в сердце Европа.
Снилось царевне: две части вселенной об ней состязались —
Африка с Азией; в образе важном двух жен велемощных
Та и другая являлась; всё: поступь, одежда — одну отличали
Чуждую; матерь — другая; красавицу нежно милуя,
«Я возродила, я воспитала, — мне ею гордиться!» —
Так говорила. Соперница крепко могучей рукою
Деву к себе увлекала. «Судьба так, судьба положила, —
Африка во́пит, — гремящему Зевсу Европа — награда!»
С словом царевна проснулась, воспрянула с мирного ложа
В трепете сердца; видение было так живо, так ясно!..
Долго сидела безмолвная в думе, и обе пред нею
Грозные жены стояли, казалось, при взорах открытых;
Но, укротившейся смуте, с собою сама провещала:
«Кто мне из вышних послал столь ужасные призраки? Сладко
Встретила сон я, спокойная в чувствах; ничто не смущало! —
Вдруг незнакомые гостьи. — Отколе? — Что значат? — К чему мне?
Как за меня заступилась родная! — О, всё я люблю в ней!
Матерью зрелась нежнейшей!.. и та... как царица почтенна!..
Пламень во взорах!.. О боги!.. да будет сей сон мне не в гибель!..»
Тако мечтая, восстала и, чтобы сомненья рассеять
Сумрак, сзывает подружек любезных и сверстниц по летам,
Знатных, с которыми прежде водила она хороводы,
Вместе купалась в потоке Анавра, игры́ затевала,
Вместе гуляючи, лилии, розы, сбирала по холмам.
Тотчас слетелись, как птички, к царевне; у каждой корзинка
Для собиранья цветов на руке; снарядились и и́дут
В злачные долы помория, где по обычью стекались,
Чтоб услаждаться и роз благовоньем, и рокотом моря;
Вождь и душа всех, Европа имела златую кошницу,
Тонкую, легкую, дивную — труд знаменитый Вулкана,
Кою принес он в дар Ливии, вшедшей на ложе Нептуна;
Ливия редкость сию предоставила Телефаессе,
Дщери прелестной от бога; она же безбрачной Европе,
Как родовое наследье, вручила на вечную память!..[1]
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Девы веселые, резвые, пышного луга достигнув,
Сами цветы красоты, по цветам разбрелися прелестным;
Та любовалась нарциссом, а та с гиацинтом томилась;
С лилией эта мечтала, та тмин собирала без мысли.
Сколько цветов от избытка кидали на землю и мяли!..
Вот все толпой на шафран благовонный — и кто кого прежде —
Кинулись, спорят, толпятся; но важно и тихо Европа,
Резвостей в сонме, склоняясь, щипала рукой белоснежной
Розы единые токмо — средь граций царица Венера!
Ах! ненадолго цветами ей, деве младой, утешаться!
Нет! — не всегда рай невинности счастливой зреет для смертных!
Рано иль поздно, прости, рай наш милый!.. Се! — Громометатель
Деву-царевну увидел, и сам возмутился, сраженный
Внука стрелами!.. Амур и Венера державным владеют.
Сила любви всемогущей! что есть для тебя недоступно!..
Зевс, восхотев уловить непорочное сердце прелестной,
Зная же нужду скрываться от гнева ревнивой Юноны,
Вымыслил странность — сокрыл божество в новый образ; и кто же? —
Бык!.. Так в быка превратился Юпитер, — нет! нет! — не такого,
Как мы их видим при стойлах, — отнюдь не такого, какие
Глыбы земли рассекают, влача искривленное рало;
Не был подобен он тем, что во стаде обычном пасутся,
Кои в домашнем быту, отягченные, возят телеги;
Тело его всё одеяно млечною, нежною шерстью;
Светоблистающий круг на челе отражался звездою;
Очи сверкали огне́вые в томности неги любовной;
Ровно друг с другом рога небольшие над лбом возвышались,
Дугообразные, сходные с сребряным месяца рогом, —
Так он явился в долине и не испугался красавиц,
Окрест ходящих; отнюдь не дичился, свободный и смирный.
Все подходили к нему, все ласкали и гладили нежно
Гостя, для них дорогого: чудесный телец! — и дышал он
Благоуханьем, сладчайшим, чем злачного луга дыханье!
Вот становится тихо пред взором прелестной Европы,
Лижет и белые руки, и рамо ласкающей девы;
Гладит его неповинная; нежно от уст отирая
Влагу ширинкою тонкой, лобзает быка молодого.
Вот он и голос свой издал — мычание томное! — Мнится,
Слышишь ты звуки свирели, сквозь лес разносимые ветром;
Вот на колени он падает, очи возводит к Европе,
Шею сгибает назад, показуя хребет свой покорный.
Резвая радостно дева взывает к игривым подругам:
«Сверстницы, милы подружки! — сюда! поскорей, на веселье!
Видите: можно нам всем уместиться — как лодка пред нами!
Вежливый! как он улегся! — голубчик! как ласков! — такого
Отроду я не видала! — в нем ум человечий, смотрите,
Как он обходится с нами! — жаль, языка нет! — но взоры —
Слову замена!» — Сказав, на хребет, улыбаясь, вскочила;
Все прибежали, все метят за нею... и вдруг он — о чудо!..
Вспрыгнул бык-вихорь, с добычей несется, и к морю несется,
Непостижимый!.. власам распущенным, трепещуща, бледна,
Кличет подружек, главу обративши и длани простерши,
Кличет напрасно!.. никто ей вослед не возмог и не смел течь!
Он же, чудесный, со брега низринувшись в воды, стремится,
Жителю моря, дельфину, подобный, клубит, роя волны!
Новое диво! — Нерейды из бездны восстали и чином,
Разнообразно согласным, на рыбах сидя благовейно,
Вслед провожали быка! — И се! тяжко трясущий трезубцем,
Сам Посейдон возникает главой убеленной; властитель
Скиптром простертым путь моря ровняет для мощного брата,
Шествует важно — веселый; вокруг спутники бога, Тритоны,
Раковин трубы надувши, гремят Гименеевы песни! —
Дщерь же царева, сидя на мохнатом хребте громовержца,
В страхе одною рукою схватилась за рог, а другою
Складки багряной одежды держала, чтобы ей воскраий
Не омочить убегающей сланого моря волною. —
Легкий покров, со груди и рамен совлеченный стремленьем,
Как в корабле, образуется парусом, ветер ловящим.
Скоро исчезли и бреги, и горы: вкруг небо и море!
Бездна безбрежная!.. Смотрит — не видит!.. И вырвалось слово:
«Кто ты, творенье чудесное? — Кто ты? — Куда увлекаюсь?
Кто ты, в стихии, тебе воспрещенной, столь вольный и сильный?
Где я? Куда преношуся? Божественный! путь мой поведай!
С трепетом вижу, предчувствую: воздух, и море, и суша —
Путь тебе ровный, как путь в легковерное смертного сердце!..
Дева злосчастная! ах! для чего покидала я ныне
Терем родительский? — Берег коварный, почто восприял ты
Столько опасного зверя? — О, жребий внезапный, ужасный!
Ты, управляющим влажными бездны глубокой стезями,
Будь покровитель, Нептун, мне, несчастной!..
Так! кто бы он ни был,
Да сотворится вождем для меня он спасительным! — Верю:
Бог здесь присутствует мощный; без бога давно б я погибла!»
Тако взывала, и рек утешительно ей лепорогий:
«Юная дева, спокойся: и море, и небо, и суша —
Всё мне подвластно; и всё красоту охраняет и любит!
Скоро приближимся к твердому брегу: Крит, остров священный,
В недро тебя восприимет он благоговейно, — и там ты
Жребий познаешь свой; тамо предстану тебе я... Юпитер!»
<1826>