«СТРАДАЮ. — ЧТО ВИНОЙ? — ЧТО СДЕЛАЛОСЬ СО МНОЮ?..»{*}
Страдаю. — Что виной? — Что сделалось со мною?
Мне ложе было терн, покров давил горою;
Всю ночь должайшую, всю ночь не ведал сна!
Мраз, пламень по костям; тоскою грудь полна!..
Ужели вновь любовь? Ужель сей бог суровый
Еще мне тайные свои раскинул ковы?..
Так!.. Чувствую его!.. Здесь, в сердце, здесь стрела!
Так! хитрый бог во мне. — Страсть яд свой разлила!..
Уступим? — Иль возжжем войну сопротивленьем?
Уступим!.. Тяжко зло, но легче зло терпеньем.
Так учат. — Искра спит; растрогай — вспыхнет вдруг!
Забыт горячий пепл, и скрытый жар потух!..
На ниве вол младой, враждуя, терпит боле,
Чем тот, кто привыкал ко плугу и неволе!
Терзают удила зев дикого коня —
Узды не слышит конь, друг ратного огня!..[1]
Свирепствует Амур против рабов упорных —
Лелеет и хранит служению покорных!..
— Готов! — Твоя корысть, сдаюся, Купидон!
Вот руки: закрепи! — Вещай мне свой закон!
К чему борьба с тобой? — Жду мира и пощады!
Сражать бессильного нет славы, нет отрады!
Венчайся миртами, закладывай скорей
Прелестной матери игривых голубей! —
От деда[1] самого нисходит колесница! —
И се! — уже на ней, прияв бразды, возница,
При кликах радостных народов, падших ниц,
К полету нудишь ты златоперистых птиц!
Влечется вслед тебе дев, юношей собранье,
Триумфа твоего верховное блистанье!..
Я сам влекусь, рукой живую рану скрыв,
Раб духом, сердцем раб, уныл и молчалив.
Влечется гордый ум, тобой смиренный в брани
(О, жалость! — на хребте закручены, зрю, длани).
Влечется робкая стыдливость в новый плен;
И всякий, кто дерзал против твоих знамен,
Окованный идет. — И пышные владыки,
И мирных пастухов играющие лики,
Волнуясь, вопиют: «Гряди, триумф, гряди!..»
Твой поезд тянется с боков и впереди:
Соблазны хитрые, лесть, нега, угожденья,
Блеск, праздность, суетность, мечты и исступленья, —
Необорима рать против богов, людей!
В ней сила вся твоя; ничтожен ты без ней!..
Так шествуешь, о вождь триумфа величавый,
И матерь светлая, твоей любуясь славой,
Из сени радужной склонившись, вне себя,
Вкруг розами всего осыпала тебя! —
Какой чудесный свет!.. На крылах огнь зарницы! —
Алмазы во власах! — Огнь пышет с колесницы!
Ах! сколько, сколько жертв воспримешь ты в сей час?
Всемощный! не хотя, не мысля, ранишь нас!
Не можешь воспретить заразам разлетаться:
Дух пламени окрест — всё должно воспаляться!
Так Бахус шествовал по Гангеса брегам:
Он был вождем зверей — ты вождь и царь умам!..
Амур! Коль суждено мне твой триумф умножить,
Восхощешь ли ты плод победы уничтожить?
Или поступишь так, как Цезарь, сродник твой? [2]
Одной рукой разит, льет милости другой!..
<1826>
«Я ПРАВ В МОЕЙ ДУШЕ: ЛЮБОВЬ ЛЮБВИ ЖЕЛАЕТ!..»{*}
Я прав в моей душе: любовь любви желает!..
Несчастный! — Но краса, которой грудь пылает,
Вняла ль твоим мольбам? — Позволит ли, чтоб ты
Взаимности искал!.. О, дерзкие мечты!..
Богиня Пафоса! — Мне ль благ сих наслажденья? —
Позволь, позволь хотя одни любви мученья!..
Склонись к тому, кто чтил тебя от юных лет,
Кто верностью святил свой пламенный обет!..
Пускай не служат мне те гордости призраки
Древнейших прадедов блестящи титла, знаки.
Пусть только всадника во мне струится кровь;
Обширных нет земель, и с каждым годом вновь
Нив тучных не бугрят наемников орала:
Умеренность наш дом питает и питала;
Но Феб, но музы все, но светлый бог отрад,
Сам бог, предатель мой,[1] — о, мне не умолчать!
И доблесть, твердая против ударов рока,
И сердца искренность, и нравы без порока,
И скромность нежная — ходатаи мои!
Не всем я в дар несу и чувствия свои;
Не страсти ветреной раб легкий и беспечный;
Тебя одну люблю, тебя — любовью вечной!
Тебе все дни мои, чтоб жить твоей душой
И чтобы умереть оплаканным тобой!
Ты будь восторг, будь бог счастливого поэта,
Ты песнью будь моей, друг сердца, друг совета!..
Ах! В песнях сладостных бессмертие нашли
И ты, Инаха дщерь, скиталица земли,
И дева, лебедем обманутая нежным,[2]
И ты, которая по безднам волноснежным
Неслася на хребте притворного тельца,
Держася за рога согнутые льстеца!..
И наши песни ввек для мира не увянут!
И наши имена слиянные вспомянут!..
<1826>
ТИБУЛЛ
К ДЕЛИИ {*}
Мессала без меня эгейскими волнами
Стремится в путь побед. — Забвен ли буду вами,
Ты, вождь возлюбленный, вы, ратные друзья!..
В чужой стране[1] томлюсь, недугом скован, я.
О смерть, сдержи удар над сирою главою!
О смерть, сдержи удар! — Нет матери со мною,
Чтоб кости бренные в печальный склеп сложить;
Нет здесь моей сестры, чтоб пепел окропить
Благоуханием Востока драгоценным
И, гробу предстоя, — власам неувязенным —
Оплакать жребий мой. — Нет Делии при мне!..
Она — нежнейший друг! — в сердечной глубине
Скрывая грусть, когда из града отпускала,
Ко всем богам о мне с молитвой прибегала, —
На стогнах жребии священные стократ
У отрока [2] брала, и отрок ей возврат
Стократно обещал... Напрасны уверенья!
Как смерть, грозила ей минута разлученья!
Я, утешитель всех... что мне начать, не знал:
Я сам себе вины медленья вымышлял!
То птиц полет страшил, то признаки заметны;
То воспрещал отъезд Сатурна день обетный! [3]
Не раз, при выходе, коснувшись в праг ногой,
Я трепетал как лист и вспять бежал домой!
О, бойся странствовать, Амура верный чтитель!
Не оскорбляй его! — Везде найдет отмститель!..
Так, Делия! Он мстит, и гнева зрю плоды! —
Спасла ль меня твоя Изида [1] от беды?
Что помогли твои кимвальные биенья,
И омовения, и строгие пощенья?..
Теперь, богиня, ты могущество яви,
Теперь целенья дар высокий обнови,
Умножи чудеса, которыми все стены
Чертога твоего блистают испещренны! [2]
Теперь пусть Делия хвалы тебе гремит!
В одежде белой льна у врат твоих сидит!
Теперь двукратно в день — власам непокровенным —
Пускай мольбы поет со клиром освященным,
Дабы я мог простерть к богам домашним длань
И Лару древнему принес обычну дань!..
Как жили счастливо в дни Кронова правленья!
Тогда еще земля не знала разделенья,
Не открывалася в бесчисленных путях;
Не пенил смелый дуб лазурных вод в морях,
Не ширил паруса в ловитву ветров льстивых;
Пловец, блуждающий окрест брегов строптивых,
Богатством чуждых стран судов не нагружал.
В то время мощный вол ярму не работал;
И удила не грыз смиренный конь в гортани!
Там дом был без дверей и все поля без грани!
Мед капал сам с дерев, и овцы сами там
Несли свое млеко к беспечным пастухам! —
Ни споров, ни войны, ни ратей разъяренных!
Кинжал и меч! — игра злодеев ослепленных! —
Не оскверняли вы искусства ковачей!
Зевес вступил на трон: се! — язвы, тьмы смертей!
И море, и земля на нас вооружились,
И в ад несчетные врата нам отворились!
Зевс, отче, пощади! — меня не тяготят,
Ни клятвы ложный стыд, ни слов продерзких яд!..
Но если жизнь моя исполнилася днями,
Пусть гробный камень мой означится словами:
«Тибулла кости здесь. Он смертью взят к отцам,
Мессале следуя по суше и морям».
Умру! Жреца любви и трепетных мечтаний,
Сама меня введет Киприда в рай желаний,
В сады Элизия. Там песни, хоры вкруг;
Порхая, птицы там плененный нежат слух;
Лавр с миртом соплелись, лелеют в кущах радость;
В полях бессмертных роз благоухает сладость.
Сонм юношей и дев — то врознь, то вкупе вновь —
Играют, резвятся: их спор, их мир — любовь!
Там жертвы, страстию сраженные противной,
Блуждают, ветвию украшены оливной.
Вдали обитель кар, в глубоких безднах ад,
И реки черные окрест его шумят.
Ярятся фурии (с их глаз горящих змеи
Клокотятся, свистят по плечам и вкруг шеи!),
Трепещут бледные преступники, толпясь!
А там, ко вереям железных врат склонясь,
Простерся страшный пес; как чешуя ехидны,
Став дыбом, волоса шумят щетиновидны.
Там смевший искушать Юнону Иксион:
На быстром колесе в костях дробится он;
И девять десятин облегший Тиций чревом
Питает алчных птиц, посланных неба гневом!
Тантала вижу я: вкруг воды, он припал;
Уже мечтает пить — но скрылся вод кристалл!
Дары Венеры в ков утратив беззаконный,
Там девы Лету льют во кладези бездонны! [1]
Там гибни, кто дерзнет мне милую смущать,
Кто мне возврата час желает отдалять!..
Нет! — ты всегда верна, и, мною страж избранный,
С тобою будет мать повсюду, беспрестанно!
При свете тихия лампады пусть она,
За сказками тебе, тончайши нити льна
Из прялки, обвитой куделью, извлекает;
Близ дева свой урок рабочий исправляет;
Сон к бедной крадется, оделись очи в мглу,
Склонилась голова... работа на полу!..
Вдруг... в этот самый миг, внезапный и нежданный,
Я в дверь, перед тобой, как с неба ниспосланный! —
Ты ахнула; бежишь в том виде, как нашлась,
В смятенье волоса, босая, без прикрас!..
О радость!.. О, когда слетит сей день румяный,
На розовых конях, на колеснице рдяной?..
ОСВЯЩЕНИЕ ПОЛЕЙ {*}
Благоговенье к богам! — Мы плоды и поля освящаем,
Как повелел нам от предков обычай наследный.
Вакх, преклонися, да грозды златые с рогов твоих блещут!
Золотом класов чело увенчай ты, Церера!
В праздник великий покойся, Земля! Ты покойся, оратай!
Плугу подъятому, труд усладися тяжелый!
Узы ярма разрешите при яслях, наполненных житом:
Там да питается вол с увенчанной главою!
Всякое дело — дар богу! Ты, матерь семейства, вы, дщери!
Да не коснутся к работе прядущие руки!
Вы удалитеся, вы алтарей не скверните священных,
Коим прошедшая нощь ниспослала утехи!
Чистое вышним угодно, — вы в чистой явитесь одежде,
Чистой рукою из кладезя черплите влагу!
Зрите, как шествует агнец священный пред жертвенный камень,
Маслиной все осененные, вслед мы толпимся!
Боги родные, поля освящая, святим земледелов:
Всякое злое жените от нашей границы!
Да не обманут посевы надеждою льстивою жатвы!
Робкие овцы волков да не встретят свирепых!
Добрый оратай, любуяся полной и плавою нивой,
Дубы снесет на поля, и костры воспалятся!
Дети и слуги толпою, во знаменье радостей дома,
Скачут вкруг сруба и кущи сплетают из ветвей! —
Тако да будет! Приникните взором ко внутренним жертвы:
Сердце и печень нам благость богов предвещают!
Древнюю бочку фалернского, консулов старых под знаком,
Двигайте! Сбейте на хийском смолистую пробку!
Красен пир добрым вином! На пиру, освященном богами,
Стыдно ль в хмелю волочить непослушные ноги!..
«Здравствуй, Мессала!» — Так всяк, со стаканом в деснице, воскликни!
Пусть он, отсутственный, в каждом гремит у нас слове!
Ты, аквитанским триумфом возвышенный в сонме героев,
Ты, победитель, величие предков брадатых,
Сниди, незримый, вдохни в меня силу для песней крылатых
Благодаренья небесным хранителям жатвы!
Поле, богов полевых воспеваю! Богам восхотевшим,
Дуба плодами питаться отвыкла жизнь смертных!
Прежде они научили, скрепив переклады на ветках,
Листьями древ покрывать необстроенный домик!
Думают также, они усмирили волов на служенье
И под телегу селян прикрепили колеса!
Дикая пища отвергнута: плод благосочный алеет;
Сад изобильный пьет чистые воды в потоках;
Грозд златовидный под резвой стопою дал сок благодатный:
Радостно-пьяное слилось со влагою трезвой!..
Нивы даруют нам жатву, когда, воспаленные летом,
Желтые Матери общей власы опадают;
Рея по злачному лугу, пчела собирает дань улью,
Чтобы ячейки исполнить от сотов медовых.
Прежде других земледел, обеспеченный верностью плуга,
Мерной стопою воспел безыскусственны песни;
Прежде других сочетал он свой голос с свирелию звонкой, —
И вознеслися торжественны гимны на небо!
Первый оратай, намазанный яркою краской, о Бахус,
С новым искусством водил твои шумные хоры!
Вымысл чудесный приял от богатого стада наградой
Козлище: кротких овец бородатого вождя!
С луга весеннего отрок, цветы собирая, составил
Вязи, и ветхого Лара чело увенчал он;
С паствы веселой, услужливый радостям девы младыя,
Нежную волну приносит играющий агнец!
Вот и работы жен милых: и прялка, и пряжа, и гребень;
Между перстов вретено, навиваяся, пляшет со свистом!
Дома хозяйка, при кроснах Минервы сидя, воспевает
Песни; челн реет, бьет бердыш и кросны трясутся.
Думают, самый Амур возродился средь стад нежнорунных,
Между овец, и волов, и коней буйнорьяных.
Там, неискусный, он прежде испытывал лук тетивою;
К нашему горю, как ныне рука его верно
Мстит! — Уже не животные токмо, — прелестные Девы
Метою стали! — Мужей он гордыню смиряет!
Сыплет роскошно на юношей блага, и старцев он нудит,
Прелести гордой при праге, в мольбах унижаться!
Им предводимая тайно, чрез спящего стража препрыгнув,
Дева во мраке одна поспешает к любимцу;
Тихо стопы подвигая, трепещуща, страхом волнуясь, —
Руки вперед — испытует таинственный путь свой.
Бедные, бедные, коих Амур ненавидит! Стократно
Счастлив, кому он приветною веет любовью!
Сниди, священный, на пиршества, праздники, сниди! — Но стрелы,
Далее стрелы оставь, и далее светоч!..
Славьте вы бога, молите его благосклонность ко стаду;
Голосом громким ко стаду, к самим себе, тихо!..
Нужды нет, громче к себе призывайте: фригийские трубы
Шум молодых шалунов все слова заглушают.
Пойте, играйте; се Нощь — в колесницу коням запряженным —
Катится; матери следом звезд хоры несутся;
Тихо, безмолвно чуть движется Сон на крылах бледно-темных;
В призраках дивных толпятся за ним Сновиденья.
<1826>