Научен тобой — с тобою,
На твоей волшебной лире
Буду петь поля и рощи,
Славить прелести природы;
Иль под сумраком вечерним,
Пробужденный к восхищенью
Шумом легкого зефира,
Воспален делами славных,
Воспою... и бранны тени
Наших прадедов-героев
В светлом месяца блистаньи
Тихо спустятся к Непрядве:
Зазвенят мечи, и стрелы
Засвистят под облаками,
Вздрогнут гробы побежденных,
И Димитрий в сонме бранных
С тучи взглянет на Непрядву;
«Здесь, — речет, — я мстил за россов;
Здесь низринул в ад Мамая!»
Россы, глас его услышав,
Вновь о памяти героя,
Вновь душой возвеселятся!..
Так я буду петь, богиня,
От любви склоняясь к брани,
И от брани к мирным сеням
Сельской жизни благодатной.
Нимфы песнь мою услышат,
И, приникнув к тихой урне,
Дон, венчанный осоко́ю,
Легким струй своих плесканьем
Будет вторить звукам лиры.
И тогда, когда в тумане
Тень моя носиться будет
Над моим безмолвным гробом,
И тогда моя здесь память
Громозвучным водопадом,
Потрясающим утесы,
Для потомства сохранится;
И тогда к громам героев
Приобыкшее здесь эхо
Не забудет древних песней
Их воспевшего поэта!
А теперь моя награда —
Поцелуй моей Надины
И венок, ее руками
Для меня вчера сплетенный.
<1808>
К ЭЛИЗЕ, КОТОРАЯ СТРАЖДЕТ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОЮ БОЛЕЗНИЮ {*}
О ты, в которой бог — всех дней моих блаженство,
Всё милое мое судил мне показать,
Чтоб обольщенному страдания познать;
В которой видел я природы совершенство,
Вещай, почто она, законы позабыв,
Свой ход переменяет?
Почто глава светил, в среду небес вступив,
Благотворящего огня не разливает?
Почто, туманной мглой одеяв свой чертог,
Доселе медлит он над нашею страною
Явиться с милою сопутницей, весною?
Когда свирепых бурей бог
Владычество его оспаривать престанет
И радостно земля проглянет?
Увы! всё, всё — земля и небеса,
Природа, кажется, с твоим тоскует другом,
Взирая на тебя, терзаему недугом!
Творенье лучшее творца,
Возможет ли он нас обрадовать весною,
Когда весна не воззовет
Тебя к здоровью и покою?
Где ж первый взор ее отраднее блеснет,
Когда он не блеснет в твоем унылом взоре?
Где веселиться ей, когда Элиза в горе?
Где лучше расцвести, как, ангел, не в тебе?
Подобно бледному пловцу среди волненья,
Стихий разгневанных в борьбе
Бесплодно ждущему знакомых звезд явленья,
Путеводителей к любезной стороне,
Я взор свой на тебя едину обращаю
И в нетерпении безмолвном примечаю,
Когда наступит час прийти моей весне!
Так, для души моей, о друг мой несравненный!
В выздоровлении твоем она придет;
В тебе возвеселит улыбкой драгоценной;
В тебе, Элиза, расцветет;
В тебе благотворить и восхищать нас станет;
В тебе и на мою печальну музу взглянет,
И всё приимет новый вид.
Природа радостной одеждою возблещет,
И оживленный лес, при тихих ветерках,
Зеленой тенью вострепещет;
Ковры расстелются в лугах;
Как бисером, ручьи посыплются струями;
В дубравах гимны возгремят;
Амуры радости на землю низлетят,
Украсят милую цветами.
И я, восторженный, свой голос вознесу,
С природой вместе дар Элизе принесу.
Надежда сладкая! О боже! о всесильный!
Которого с тех пор я боле начал знать,
Как стал Элизу обожать,
Источник благости обильный,
О горняя любовь! услыши стон любви;
На слезы преклонись, на лютое страданье,
Соделай чудеса — укрась свое созданье
И скорбный дух мой оживи!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Элиза! бог благий мольбе моей внимает!
Могу ль роптать, что он весны не возвращает!
На что она, к чему? Когда для всех других
Покрыт лазурный свод одеждой туч густых;
Когда свирепствуют метели,
Морозы снова прилетели
И в белых ризах древеса...
Мой бог мне милостив! я вижу: небеса
Отверзлись, процвели, природа обновилась,
Весна с любовию на землю ниспустилась,
И всё ликует в тишине...
Ах, нет! ты улыбнулась мне!
Весна 1808
НАДГРОБНАЯ ПЕСНЬ З....... А.......ЧУ БУРИНСКОМУ, СОЧИНЕННАЯ В ДЕНЬ ЕГО ПОГРЕБЕНИЯ И ПЕТАЯ В СОБРАНИИ ДРУЗЕЙ ЕГО{*}
—◡—◡—◡—◡◡
Брат любезный, в землю хладную
Прах скрываем твой без горьких слез:
Ты из горния обители
Преклоняешь к нам веселый взор,
Простираешь к нам объятия.
Бремя жизни — бремя тяжкое —
Ты, счастливец, ты сложил навек!
Мореходец — на брегу своем!
Дальний странник — в милой родине!
Юный ратник — с мирной пальмою!
Ах! когда, когда и к нам придет
Благовестник чистой радости,
Час последний — грусть последняя!
Ах, когда с тобой увидимся!
Ах, когда от бед укроемся!
Ты страдал — ты, жертва бедствия,
При друзьях, как без друзей, страдал!
Родом, ближними оставленный,
Ты давно уже не нашим был,
Ты давно уже оставил свет!
Мир с тобою, тень любезная!
Жизнь дала тебе гонителей;
Ангел смерти — примиритель твой:
Он мирит тебя с самим собой,
Он мирит тебя с жестокими!
Дуб валится, блекнет юный цвет
В час единый... кто ж жил долее?
Радость, горесть — мера наших дней!
Для! страдания — ты долго жил!
Ты воскрес теперь — для счастия!
Ты прозрел — для тайной истины,
Непостижной для друзей твоих!
Ты внимаешь лиры ангелов,
Ты пьешь воздух жизни вечныя,
Ты свободен, ты далек от нас!
Нет, сопутник! нет, — ты ближе к нам!
Ближе к сердцу, к чувствам братии!
Не трудами ты привязан к нам,
Не слезами с нами делишься,
Не терпеньем жизни горькия!
Ты бессмертьем с нами делишься,
Чувством сладостным, достойным нас,
Сим сокровищем наследственным!
Ты вещаешь нам: увидимся!
Ты еще теперь дороже нам!
Почему ж фиалы пиршества,
Почему, друзья, не налиты?
Отчего же ваш унылый взор
Видит место незанятое,[1]
Ищет образа знакомого!
Веселись в чертогах вечности,
Веселись, друзьями встреченный![2]
Ах! тебя ли в раннем цвете лет,
Одного ль тебя лишилися?
Тамо братья ждут нас многие!
Мы придем, придем с любовию,
С чистой совестью и с верою!
Может быть, теперь в последний раз
Мы, сорвав цветы весенние,
На твою могилу бросили!
1808
МАРШРУТ В ЖОДОЧИ{*}
Дорога ко друзьям верна и коротка;
Но в наш проклятый век железный
Стал надобен маршрут и к дружбе даже нежной!
Итак — вам встретится сперва Москва-река.
Ступайте по стезе, давно уже известной
Бедами россиян; дерзайте на паром
И по Смоленской прокатитесь
До ближняя горы, где бьют Москве челом.
И вы не поленитесь
Последний дать поклон московским суетам,
И тотчас влево от Поклонной
К унылой Сетунки струям,
И близ Волыни сонной
К Очакову направьте путь,
Отколе сладостный писатель Россиады
Вливал восторги в русску грудь.
А там без веяния преграды,
Стезею ровной и прямой,
Вы на Калужскую явитесь столбовую
И мимо Ликовой
В деревню въедете ямскую:
Ее Давыдковом зовут.
Оттоле... как сказать?.. вот вся премудрость тут:
Вы там заметьте дом, зовомый постоялым,
И близ его ворот
Велите рысакам удалым
Налево сделать поворот.
И, поручив себя: всесильной вышней воле,
Стремитесь к Старому Николе,
Где барин Есипов уже пятнадцать лет
Готовит сахар нам, а сахару всё нет!
А там — что говорить? — Малютка всякий скажет!
Где радость, где любовь, где Жодочи для вас,
И путь вернейший вам укажет,
И вы с любезными обниметесь чрез час!
Когда же путь свой совершите,
Прошу вас, о певце печальном вспомяните,
О скуке сироты, коль можно, потужите
И всем его поклон нижайший объявите.
Между 1810 и 1812
РАЗЛУКА И ЛЮБОВЬ{*}
Однажды встретилась Разлука
С Любовью страстной на пути.
«Опять? Так скоро! Грусть и скука,
Опять должна сказать: прости! —
Любовь рыдает. — О, мученье,
Иль мало собственных мне бед!
Измена, ревность, подозренье:
Против Любови целый свет!
Где свыкнутся душа с душою,
Где только к счастью расцветут,
Далекой, близкою грозою
Не нынче, завтра ты уж тут;