«Постой!» — вскричал; летит, не удержим ничем,
Удар ничтожного отбил своим мечем.
Но поскользнул булат — дымится легка рана,
С власами русыми смешалась кровь багряна,
И капли редкие на выю к ней падут.
Таков художника испытанного труд:
Рубина нежный огнь на золоте пылает.
Танкред неистовый, как лев в лесах, рыкает;
К врагу презренному направил свой полет.
Но ратник вспять пошел. Танкред за ним вослед,
Как вышнего перун, гроза неизбежима.
Клоринда, зря сие, безмолвна, недвижима,
Не знала, что начать, не верила очам;
Потом с толпой своих пустилась ко стенам.
Но часто на бегу претящею являлась;
И отступала вдруг, и вдруг остановлялась,
Бежит, преследует, окружена, и нет!
Не хочет уступить, не хочет и побед!
Таков является в ристалищах оградных
Вол ярый среди псов, горячей крови жадных;
Уставит ли рога — рассеялись дождем;
Бежит — и все за ним, и все впилися в нем.
Бесстрашная главу щитом приосеняет,
Удар удару вслед бесплодно погибает.
Так мавр, стремясь назад, умеет на играх
Остановлять меча враждебного размах.
Уже гонимые, гонящие в злой сече,
Все вкупе, утекли под самый град далече, —
Внезапно страшный вопль раздался по странам:
Неверных полчища, подобяся волнам,
Разлились из засад и долы наводнили;
Мгновенно христиан срацины окружили;
Те с тылу, те с боков, и сам Аргант с полком,
Как смерть, отчаянных предстал перед лицом.
Черкес неистовый, в огне и бурях хладный,
Исходит из рядов, как волк из нырищ гладный.
Се! — всадник пылких лет, отвагою влеком,
Одним ударом пал, — пал купно и с конем.
Уже вкруг грозного лежали трупов горы;
Не насытимые горят убийством взоры;
Копье его летит отломками на прах.
Он поднял тяжкий меч — противным новый страх!
Клоринда с ним делит лавр чести и искусства.
Уже Арделион, без образа, без чувства,
Лежит седый герой, но доблий в сединах!
Подпору старости он зрел в двоих сынах.
Напрасно!.. старший сын Алкандр, ее рукою
Жестоко поражен, не мог закрыть собою
Родительской груди; а Полиферн младой
Едва и сам избег от смерти роковой!..
Меж тем Танкред, в пылу отмщения слепого,
Напрасно мнил постичь врага Клоринды злого:
Быстрейший конь его от казни уносил.
Герой, остановясь, взор к спутникам склонил:
Уже, влекомые отвагою безумной,
Пределы перешли и гибнут в сече шумной,
Объятые врагом; — коню бразды дает,
Летит — и кто за ним? — всей рати крепость, цвет,
Дудона с знаменем Дудона ополченье! —
Ренальд, смиритель битв, красавиц восхищенье,
Ренальд напереди. — Не столь порывист гром!
Уже Эрминия, познав его шелом,
На коем изражен орел быстропарящий,
Познав сей стройный стан, сей вид, врагам грозящий, —
«Вот, вот, — гласит царю, — отважнейший из всех!
В сей длани положен судьбиной битв успех;
Нет равного ему в искусстве ратных прений,
Соперник не рожден. Он, отрок, — бог сражений!
Когда бы франков рать сочесть в себе могла
Еще подобных шесть: о, море бед и зла!..
Во узах христиан владыки б восстенали,
И Полдня и Зари народы бы познали
Со трепетом его законов новый свет;
И хитрый Нил, в горах сокрывший свой хребет,
Склонился б влажною к снопам его главою. —
Его зовут Ренальд... одной своей рукою
Скорее ма́хин всех, он стены потрясет.
А сей, которого отликой злачный цвет
На сребряной броне, — Дудон его названье.
И слава прадедов, и дел его сиянье
Со всеми первыми сравнять его могли;
Лета ему права начальства принесли.
Другой — окрест его... как черный дуб великий,
Жернанд, отважный брат норвежского владыки;
В нем сердце гордости тщетой напоено,
Блестящих дел его позорное пятно!
Сии два витязя — союз четы примерной!
Во сребряных бронях, супруг с супругой верной!
Гилдиппа! Одоард! влюбленных образец
И храбростью в боях и нежностью сердец!»
Рекла. — В сей страшный час свирепой буря брани
Расколыхалася! — стеснились с дланьми длани —
И льется кровь рекой. — Танкред с Ренальдом там,
Где ратники густей, где меч отпор мечам;
За ними вслед Дудон с дружиною громовой;
Кружится, сеет смерть на ниве он лавровой.
Аргант, и сам Аргант Ренальдовой рукой
Стеснен и поражен, смерть видит пред собой —
Едва подъемлется... погиб бы дерзновенный!
Но вдруг Ренальдов конь, в порывах закруженный,
На землю грянулся со всадником своим;
Стеснившись, рыцари приникли в помощь к ним.
Тогда язычники, смятенны ярым страхом,
Помчались, тыл закрыв позора дымным прахом.
Аргант с Клориндою стояли, как оплот,
Как гордая скала противу бурных вод.
Текут последние и бьются в отступленье,
Усилий христиан преграда и томленье! —
За ними, рояся, как пчелы за стеной,
Безбедно варвары побег скрывают свой.
Дудон обманчивым успехам предается,
По трупам, весь в крови, неистовый несется,
Всё рубит всех разит, как летнюю траву.
Единым взмахом снял Тигранову главу;
Алзара не спасли крепчайшей меди латы;
Расшибен сильного Корбана шлем пернатый;
Тот в выю поражен, другой в состав плеча;
Там вышла сквозь лицо, здесь в перси сталь меча.
И ты, о Амурат! пал мощною рукою;
Мегмед и Альманзор, с томительной борьбою,
Извергли злобный дух, дух, преданный мечтам!
Аргант, Аргант здесь был небезопасен сам.
Кружится великан, в движениях сомненный,
То близ свирепствует, то реет отдаленный;
Нетерпеливою волнуется душей,
И се, — летит, напал — нечаемый злодей –
И меч в ребро вождя открытое вонзают:
В кровавом паре жизнь из раны истекает;
И очи томные, объяты смертной тьмой,
Сковал железный сон и тягостный покой.
Трикраты он отверзть глаза свои стремится,
Чтоб милым светом дня в последний насладиться,
Трикраты, опершись на локоть, встать хотел,
Трикраты упадал... вдруг взор оцепенел,
Закрылись вежды... смерть оледенила члены;
Немеют, влагою холодной орошенны!
Неистовый Аргант, еще ненасыти́м,
Чрез бледный труп протек к убийствиям иным;
Свирепой радостью кипят кровавы взгляды;
Хохочет — и, склонясь на галльские отряды,
«Сей меч, — гласит, — мне дар от вашего царя;
Еще дымится он, весь кровию горя;
Поведайте ему, как я употребляю
Сей ратный дар его. — Он будет весел, знаю! —
Скажите, в сем мече дороже мне стократ
Доброта прочная, чем блещущий наряд! —
Скажите, что он сам то скоро испытает.
Что медлит? иль меня во стане ожидает?
Приду! недолго ждать! его недолог страх!» —
Изрек, героев сонм вскипел при сих словах;
Стеснились, гордостью безумной оскорбленны,
Летят против него, как вихрь воспламененный...
Летят... но где борец?.. С толпами увлечен,
Он спесь свою сокрыл в тени охранных стен.
Как буря с гор валит, дыша мертвящим хладом,
Посыпались со стен каменья грозным градом;
Как туча снежная в свистящей быстроте,
Секутся, реются тьмы стрел на высоте;
Убийственная мгла над ратью отягчилась.
Лиется смерть вокруг, и — храбрость изумилась;
Недвижны верные... и полчища срацин
Безбедно входят в град... Но се, Бертольдов сын!
Течет, вращая месть в губительной деснице
Дудона падшего свирепому убийце,
«Чего вы ждете здесь? — почто стоять? — вперед!
(Со громом бурных слов оружий гром ревет.)
Или не слышите к вам крови вопиющей? –
Иль отрицаетесь от чести, вас зовущей?
Как! — Мщенью нашему преграда может быть, —
Ваш гнев, ваш правый гнев твердыня преградит!
Нет! нет! будь сталь она, будь крепче адаманта,
Будь сложена из гор, не защитит Арганта!
Найдем его везде. — Смерть, смерть ему удел!..
На приступ, воины!» — и первый полетел,
И храбрые за ним кипящими волнами.
Уже осыпан шлем несчетными стрелами,
И камней облака упали на него.
Он, отрясая шлем, не видит ничего. —
Высокое чело, как небо пред грозою,
Нахмуряся, страшит решительной борьбою;
Ланиты гневные то бледны, то горят,
И сердца в глубине трепещет смутный град.
Мужают витязи... срацины цепенеют;
Их руки на мечах, бездейственны, хладеют.
Был час решительный!.. Но мудрый Сегиер
От имени вождя к героям речь простер;
Исполнен твердости решимой, непреложной,
Претит отваге он сердец неосторожной:
«Вспять, храбрые! — не здесь, не здесь для вас чреда! —
От вашей доблести не здесь мы ждем плода!» —
Вещает так Готфред. — Ренальд остановился,
Безмолвный, трепетал; покорный, он ярился.
Как бурная волна, стесненная средь скал,
Он уступил... но гнев в глазах его блистал.
Невольно вспять текут Христовах чад дружины —
И смотрят с ужасом на отступ их срацины...
Тогда последнюю приемлет, честь Дудон:
Шум, клики ратных бурь смешили плач и стон.
Унылые друзья, сложив щитами длани,
Почтенный, милый труп выносят с поля брани.
Готфред, на высоте горы уединен,
В то время озирал твердыни градских стен.
Сей град на двух холмах основан укрепленных,
Неравной высоты, друг к другу обращенных;
Меж ними посреде глубокий дол лежит,
Столицу древнюю он наполы делит.
С трех стран к ней тягостно и страшно приближенье;
От северной едва приметно возвышенье, —
Сия для чуждых сил открытая страна
Стеной высокою и рвом защищена.
Внутрь града хитрыми устроены руками
Хранилища для вод, даруемых дождями,