Анатолий Августович ГуницкийСТИХОТВОРЕНИЯ
«... «Аквариум» Гуницкого — это «Гибралтар/Лабрадор», который пела вся страна, «15 голых баб» и строфа, взорвавшая мозг нескольким поколениям советских и постсоветских людей:
«Я покоряю города
Истошным воплем идиота.
Мне нравится моя работа,
Гори, гори, моя звезда!»
Короче, абсурд и сюр. Беккет, обэриуты, смешанные с городским и хипповским фольклором. Недаром же БГ называет Джорджа «великим драматургом абсурда», а репертуар раннего «Аквариума» с удовольствием распевали обитатели питерских психбольниц... »
Ян Шенкман. «Новая Газета», № 117 от 23.10.2015
ВНЕЗАПНАЯ ВСТРЕЧА 3
Внезапная встреча
Подобна падению метеорита
На крышу машины
По имени скорая помощь,
В которой приземистый врач
Забинтованной левой рукой
Наносит ответный удар
Недугу в желтом трико. Впрочем,
Не следует думать, что медики знают
Причину болезни. Тем более, что и больные,
Грызущие гематоген, глядят равнодушно
На бедра дежурных сестер. Рано утром,
Как только закончит свой завтрак
Сибирский павлин,
Даже поклонники реггей
Не верят паломникам ветра,
А четвертая слева стена
Опять наклоняется вниз. И, беспечно смеясь,
Не пускает свалиться под гору
Любовную пару. Не хочет, наверно, она
Слушать их страстные вопли, напоминающие
О призрачном солнце Прибалтики,
Одетом в японский пиджак.
SO LONG, КАТАРИНА, SO LONG
Мимо Тургенева
Мимо Толстого
И мимо других отчужденных великих
Летит деревянный корабль
У него так давно
Лет пятнадцать, а может и дольше
Нет ни мачты
Ни зеркала пирамидального
А он
Все равно продолжает лететь
В сторону Старого берега
Где согнувшись, смеясь и хромая
Танцуют стада
Кривозубых локальных акул
So long, Катарина, so long
ЛЕДИ, ГУРУ И БИЛЛ
Леди училась у гуру
А он ее не учил
Он смотрел сквозь ее фигуру
И стрелял из ружья. Как Билл.
Который в Чикаго свалил
Леди любила гуру
Но он ее не любил
Он кормил ее мертвой курой
И зачем-то Биллу звонил.
Тому, что в Чикаго свалил
Кто ты, Леди?
Где ты, Гуру?
Где ты, Билл?
В профиль Билл был похож на медведя
В шесть утра Беломор курил
Гуру бодро дремал на пледе
И в Чикаго порою звонил.
Там друган его жил. То бишь, Билл.
Леди вышла замуж за гуру
А у Билла – не было сил
Он цеплялся за ветку сакуры
Но его убил гамадрил
Билл совсем на Чикаго забил.
Кто ты, Леди?
Где ты, Гуру?
Где ты, Билл?
* * *
Еще даже не шесть –
Всего четверть шестого;
Дождь прошел, город спит,
Птицы свили гнездо у окна.
Они рано поют.
Я их слышу, пока не проснулась
В моем доме – судьба.
Окно закрывая собой.
Будет пусто и скучно.
Реальность. Ужасное слово.
Я лежу, мне не встать,
Если б мог я все время лежать:
Дождь прошел, жизнь идет, город спит.
Но все тише, и тише, и тише
Поют птицы – соседи мои. За окном
Одинокие, слабые трели
Гаснут. В утреннем небе сверкая:
Зато громче песня машин.
Постепенно меняется музыка:
День – дирижер берет эстафету у утра,
Как в рапиде – медленны, плавны движенья его,
Без пятнадцати шесть.
Птицы вскрикнули.
Кода.
Тяжелый аккорд. Грузовик
Начинает прелюдию дня.
В ТЕМНОМ УГЛУ ОКТЯБРЯ
Что-то происходило. Катилось, бежало, крутилось
Начиналось – и тут же заканчивалось
Углублялось в трескучие ямы
Трехслойного и кривоглазого времени
Играющего в кастаньеты души
Загибаясь – при этом – с другого конца
Опускаясь с вершины низин
Поднимаясь в низины вершин
Рассыпаясь раздробленным центром
Смыкаясь над мягким огнем
Щеголяя дырявым плащом
Напоминавшим о влажном (и желтом) цветке
Разорванного Шантеклера
Который нашел я однажды
В темном углу октября.
07.10.2003
ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ ВЕТРА
Восемь пятнадцать. Ветер решительно сбросил свое покрывало
Сшитое из позолоченной ткани вчерашнего дня,
Из Гогенцолерна ватник, поджаренный серым злодеем,
Ростом четырнадцать метров, а может, даже и ниже.
Ну а потом он широким, беспечным, безбашенным жестом
Скинул ботинки, похожие на молодой озорной самокат,
Шарф металлический, свитер, отлитый из шелковых гаек древесных
И пиджачишко бумажный, который украл в казино.
Было не жарко. Река утопала в зеленых добротных снежинках,
Лед превращался в кору забубенной и непроходимой ольхи,
Голуби тихо читали старинную книгу безумных ирландцев
И потихоньку клевали зернистый асфальт площадей
Ветер смеялся и пел. Нет, улетать втихомолку ему не хотелось
В сторону от межпланетных великих торговых путей.
Там, на сгоревшей горе, он не сможет увидеть другую изнанку плотины,
Построенной утром хмельным инженером из Турку
Что же делать? Куда разворачивать лодку? С кем дирижировать сном?
Эти вопросы он вновь задавал псалмопевцу в седой безрукавке,
Упавшему вверх головой посреди необъятной приморской долины,
Наполненной ватой, гвоздями и множеством прочих вещей.
ДО ПРОГУЛКИ
Что-то случится сегодня
В половине второго, в ночи
Загудят кривоногие сваи
Заскрипит твердолапый бетон
Затрепещет корявая лодка предместья
В котором никто и не жил никогда
А чуть позже, ближе к утренней случке
Красноглазого голубя солнца
И призрачной тени Луны
Закутанной в пестрые ткани
И висящей над бесконечным
Простором сонного города
Приговоренного к долгим секундам
Угрюмого солнцестояния
К закутанному шверботу
Плывущему к берегу соли
Рассыпанной сумрачным Герием
Назло сладострастным врагам
Которые напрочь не знают
Что сегодня, в семь двадцать пять
Ни черта опять не случится
А в зеленой лодке предместья
Распластанного под облаками
Закудахтает пьяный петух
Перепутавший вечер с восходом
Потерявший пропуск в долину
Где живет уроженка Парижа
Шаловливо поющая мантры
Сочиненные богом любви
В половине второго утра
Когда он, опрометчиво юный
Покорил своей каменной лапой
Восемнадцать туристок фламандских
Приехавших позавчера
В район седых новостроек
Торговать абрикосовым мылом
Украденным ими из бочки
Забытой на старой дороге
Растерянным сыном огня
Горящего на вернисажах
Пяти цветных галерей. Говорят
Туда нужно срочно зачем-то сходить!
МИРОВОРОТ
Весна. Исход. И головокруженье,
И уползанье вверх, и раздвиженье,
Вокруг – зеркал сердитое свеченье,
И лязганье домов, и постиженье.
Мироворот опаснее воды
Беги сюда, да не оставь следы!
А то опять начнется восхожденье,
Седого дьявола тупое раздраженье,
Уничтоженье утра. И сверженье,
И тут уж неизбежно пораженье:
Мироворот, дыхание слюды,
Какие непонятные ходы!
ПРИНЦЕССА ЗАРЯ
Почувствовав ритм в долине Юноны
Медведь чернобурый бурый снимает корону
И вновь сочным басом поет. В Боготе
Пружинистый доктор поставил «Два Клена»
Актрисы кончают нон-стоп. Треть Вероны
Опять коротает свой век в нищете.
Наверное, мелкотоварную реку,
Продаст в полцены бизнесмен Исламбеков,
Который не любит шатер ноября.
Он рвется домой. В гости к древнему греку,
В салон Афродиты. Где красною декой
Сверкает над миром принцесса Заря.
I MISS YOU, ГЭРИО
I miss you, Гэрио. Беспечный городок,
Построенный доцентом из Сиднея,
Его глаза весной позеленеют,
А ноги почернеют. Вновь курок
Скрипит и щелкает в бездонной почивальне
Вдали от заржавевших облаков
Сырой любви. Семнадцать игроков
Промокли в Гэрио. Как их судьба печальна!
* * *
Душа не ведает судьбы.