И цвет ее так шел твоим глазам.
Но, видно, ты была не в настроеньи,
Когда об этом я тебе сказал.
И ничего меж нами не случилось.
Посередине радости и зла
Моя душа от прошлого лечилась,
Твоя душа грядущего ждала.
Но помню я, как в первый день июля
Мы в лес вошли… И птицы пели нам.
Там будущее мы твое вернули
И честно поделили пополам.
Как странно, но две спелых землянички,
Что ты мне положила на ладонь,
Как будто бы две вспыхнувшие спички,
В нас разожгли невидимый огонь.
И в том огне, спасаясь от былого,
От бед его, коварства и утрат,
Я произнес единственное слово.
И никогда не брал его назад.
Московская хроника
Я ехал на троллейбусе от Сокола.
Стоял июль и мучила жара.
Вдруг ты вошла и тихо села около,
Как будто мы расстались лишь вчера.
Но мы друг друга так давно не видели!
Я в эту встречу впал, как в забытье.
И долго брал билеты у водителя,
Чтоб как-то скрыть волнение свое.
Мы вскоре вышли около метро.
Нас встретили цветочные завалы.
Старушка там ромашки продавала —
Их было непочатое ведро.
И вспомнил я то радостное лето,
Когда мы жили в устьенской избе.
Такие же роскошные букеты
Я прямо с поля приносил тебе.
И это я ведро опустошил.
И всю охапку полевых ромашек
К твоим глазам я на руки сложил,
Как память встреч и ожиданий наших.
Ты улыбнулась на мою забаву.
Но взгляд твой был – как затаенный крик.
И я подумал:
«Мы как два состава
На полустанке встретились на миг».
И разошлись.
Но каждый год в июле
Стоят ромашки на моем окне.
Они меня в былое не вернули,
Но берегут минувшее во мне.
Позднее признание
В неизбытом том десятилетье
Наше слово с делом разошлось.
Потому не верили нам дети,
Потому и души были врозь.
Жили мы то горько, то лукаво,
Думая: иного счастья нет.
И, по сути, не имели права
Быть примером для идущих вслед.
И мирились с тем, что было плохо,
Позабыв о совести своей.
Но смотрела нам в глаза эпоха
Чистыми глазами сыновей.
Время нам приписывало смелость.
И, пред ним испытывая страх,
Очень уж нам выглядеть хотелось
Подлинными в собственных глазах.
«Ты сказал мне…»
Ты сказал мне,
Что превыше дружбы
Нет на этом свете ничего.
И добавил, улыбнувшись грустно, —
«Потерял я друга своего…
Он всегда был рядом в час тяжелый.
И на болтовню не тратил пыл.
С виду крепкий, как осенний желудь,
Он таким и в нашей дружбе был.
Скольких я потом из сердца выгнал,
Сравнивая с корешем моим.
Он умел дружить и жить без выгод,
Потому и стал незаменим…»
«Президенты сменяют друг друга…»
Президенты сменяют друг друга.
Только жизнь наша без перемен.
Все никак мы не выйдем из круга,
Не поднимем Россию с колен.
Как жилось моим сверстникам трудно,
Так и дальше придется им жить.
Президенты сменяют друг друга,
Продолжая былому служить.
И с усердьем бюджет наш латают,
Как латает портниха штаны.
Мы сбиваемся в легкие стаи
В ожидании новой весны.
И она в свое время приходит,
Растянув журавлиную нить.
И, пока есть надежда в народе,
Может все он понять и простить.
«На скалах растут оливы…»
Ане
Я твой нареченный камень.
Крутой и надежный грунт.
Попробуй меня руками,
Почувствуешь, как я груб.
Но весь я пророс цветами.
И нежностью их пророс.
Со мной тебе легче станет
В минуты ветров и гроз.
Я твой нареченный камень,
Согретый огнем любви.
Когда же мы в бездну канем,
Ты вновь меня позови.
Восьмидесятые годы
Я принял штурвал журнала «Юность». 1981 год
Характер
У мужчины должен быть характер.
Лучше, если тихий,
Словно кратер,
Под которым буря и огонь.
У мужчины должен быть характер,
Добрый взгляд
И крепкая ладонь.
Чтобы пламя сердце не сожгло,
Можно душу отвести на людях,
Лишь бы в сердце не копилось зло.
У мужчины должен быть характер.
Если есть —
Считай, что повезло.
Пока заря в душе восходит…
Любовь не только возвышает —
Любовь порой нас разрушает,
Ломает судьбы и сердца…
В своих желаниях прекрасна,
Она бывает так опасна,
Как взрыв, как девять грамм свинца.
Она врывается внезапно,
И ты уже не можешь завтра
Не видеть милого лица.
Любовь не только возвышает —
Любовь вершит и всё решает.
А мы уходим в этот плен
И не мечтаем о свободе.
Пока заря в душе восходит,
Душа не хочет перемен.
Этюд
А. Алексину
Мне с летом расставаться жаль.
С его теплом,
Цветами поздними.
Необъяснимую печаль
Таят в себе
Красоты осени.
Не слышно птичьих голосов.
И небеса —
Как парус стираный.
Прохладный малахит лесов
Янтарной грустью инкрустирован.
Над полем мечутся ветра.
Я запасаюсь солнцем на зиму.
И всё во мне:
Печаль костра
И вздох листвы,
Летящей на землю.
«Срывают отчий дом…»
Срывают отчий дом.
Как будто душу рушат.
Всё прошлое – на слом.
Прощаемся с минувшим.
Прощаемся с собой,
Ведь столько лет послушно,
Как маленький собор,
Хранил он наши души!
Всю жизнь мы жили в нем,
Беду и радость знали.
Охвачены огнем
Мои воспоминанья.
Как жаль, что довелось
Дожить до дня такого…
Отец не прячет слез.
Застряло в горле слово.
И дом в последний раз
Глядит на всех незряче.
То ли жалеет нас,
То ль о минувшем плачет.
«Сандаловый профиль Плисецкой…»
Сандаловый профиль Плисецкой
Взошел над земной суетой,
Над чьей-то безликостью светской,
Над хитростью и добротой.
Осенняя лебедь в полете.
Чем выше – тем ярче видна.
– Ну как вы внизу там живете?
Какие у вас времена?
Вы Музыкой зачаты, Майя,
Серебряная струна.
Бессмертие – как это мало,
Когда ему жизнь отдана!
Во власти трагических судеб
Вы веку верны своему.
А гения время не судит —
Оно только служит ему.
Великая пантомима —
Ни бросить, ни подарить.
Но всё на Земле повторимо,
Лишь небо нельзя повторить.
Сандаловый профиль Плисецкой
Над временем – как небеса.
В доверчивости полудетской
Омытые грустью глаза…
Из зала я, как из колодца,
Смотрю в эту вечную синь.
– Ну как наверху Вам живется? —
Я Лебедя тихо спросил.
«Среди печали и утех…»
В. Амлинскому
Среди печали и утех,
Наверно, что-то я не видел.
Прошу прощения у тех,
Кого нечаянно обидел.
Когда бы это ни случилось —
Вчера лишь иль давным-давно,
Ушла обида иль забылась, —
Прошу прощенья всё равно…
Прошу прощенья у любви —
Наедине, не при народе, —
Что уходил в стихи свои,
Как в одиночество уходят.
И у наставников своих
Прошу прощенья запоздало,
Что вспоминал не часто их,